Ящик водки. Том 4 - Кох Альфред Рейнгольдович. Страница 70

— Давай. (Поднимает рюмку.)

— Ну, за последний том — за успех! (Выпили.) Да, мы два эмигранта фактически…

— Условно говоря, я не виноват, что я родился в Казахстане. Видимо, по проекту предполагалось, что я должен государству «хайль» говорить, но товарищ Сталин рассудил иначе, поэтому я получился как бы родившийся за границей.

— Я с вашим братом, с этническими немцами, немало выпил. Когда там учился. А потом еще съездил с немцами русскими в Германию, по линии Союза журналистов, в 89-м. Там были все немцы — кроме меня. Они там были с Алтая, с Поволжья… Там нам объяснили профессора, на уроках языка, что этот вот язык законсервирован на уровне XVIII века. И более новых слов, которые позже возникли, наши немцы просто не знают.

— Вот у меня тетка, которая отцова сестра…

— …как мы знаем из предыдущих томов…

— …она по-русски плохо говорила. С сильным немецким акцентом она говорила по-русски, с этим характерным придыханием.

— Аналогичный случай был с Набоковым — помнишь?

— Нет.

— Ну, когда его отец, отвлекшись от государственных дел в Думе…

— …где он руководил кадетами.

— Угу. Решил проверить успехи ребенка в учебе. Напиши-ка, говорит, я подиктую. А тот писать не умеет, он по-русски понимал только слова типа «какао». Папаша в ярости. Как так, мальчик неграмотный! Ему объясняют, что мальчик прекрасно читает и пишет — правда, по-английски. А по-русски — ни хера, русский у него только устный. И Набоков-старший немедленно изменил направление воспитания.

— Скажи мне, пожалуйста, Набоков-старший ведь был очень богат.

— Да .

— А причина богатства в чем состояла? Помещик он был или кто? Он же вроде был разночинцем. Они же не дворяне были или дворяне?

— Мамаша писателя была в девичестве Рукавишникова.

— А! Купцы они были.

— Саша Рукавишников [15] сомневался, а точно ли это его родственница породнилась с Набоковыми, — но потом Филипп, Сашин сын, отыскал доказательства.

— Ну у нее понятно, откуда бабки. А у него откуда?

— Не знаю. Ну как — женился…

— Он кто по профессии был — адвокат? Я не помню.

— Я и сам не знаю, надо поднять. И вот с немцами поехал я тогда на их историческую родину. И там, на уроке мы разбираем слово bumsen, то бишь буквально трахаться. И выясняется, что наши немцы его в таком значении не понимают. У них только старое значение bumsen. типа приблизительно «пихать», «двигать». Там, конечно, смеху было по этому поводу! И один немец из нашей группы оказался, ты будешь смеяться, пидорас. И он не нашел ничего лучшего, как ко мне приставать.

— Видимо, он нашел что-то в тебе такое… Почему-то он решил, что именно ты… Ха-ха!

— Может, он просто из-за моей красоты? Тебе не приходило такое в голову?

— Нет, ты меня как красавец не привлекаешь.

— И слава Богу…

— Вот если серьезно, то я могу тебе сказать, что, когда в Москве в 99-м году взрывали дома, да и после, и, конечно, Беслан, во мне это отзывалось сильнее, чем когда World Trade Center взорвали. Хотя потери там были в 10 раз больше и Нью-Йорк тоже не чужой мне город — тем не менее… Знаешь, в нью-йоркской трагедии был какой-то элемент голливудской постановки. В то время как во взрыве этих домов в Москве все было такое неприкрашенное, сиротское, тоскливое… У меня много знакомых работает в самом центре Нижнего Манхэттена. Тем не менее. Вот что я тебе скажу. Там самое большое количество денег на квадратный метр в мире. Эти люди постоянно совершают миллиардные сделки, там фактически решаются судьбы целых стран и континентов. И люди, которые там работают — даже клерки, — они обладают неким таким имиджем обладателей безграничных ресурсов. И вот это вот и есть логово глобализма, американского империализма и прочей разной херни. И вызов арабских террористов, которых, безусловно, я никак не оправдываю, — он таким людям и адресован.

— В отличие от жителей бедных домов в Печатниках.

— Совершенно верно! С Нью-Йорком это выглядело более или менее логично. Американцы типа захватили полмира, пытаются навязать остальным свой образ жизни, даже тем, кто не хочет этот образ жизни принимать. И вот поэтому террористы взрывают Уоллстрит, взрывают Пентагон и так далее.

— А наш Trade Center на Краснопресненской набережной стоит.

— Стоит. А взорвали дом на окраине. Вот знаешь, этих людей на улице Гурьянова или на Каширке, в Волгодонске или Буйнакске, я уж не говорю про бесланских детей, спроси, нужна им война в Чечне? Они тебе ответят — нет. Зачем их убивать? Вот это вот меня поражает… И, блядь, бесит! Ну взорвите, суки, Министерство обороны, храбрые джигиты и джигитки! Что, слабо? Так нет, бедных нищих людей убили и ходят героями, отомстили… Кому отомстили, гниды?

— А как тебе эта версия, что самолеты врезались утром, когда в офисах были только негритянки и пуэрториканские уборщицы, что дома эти давно планировали сносить, но это было дорого и так далее. И что нужна была какая-то вспышка чего-то, повод для того, чтобы захватить новые нефтяные районы… Как тебе эта версия?

— Я это отлично понимаю. Но тем не менее эти террористы реально шли за мусульманское дело.

— А, их втемную использовали. На слюнтявку развели.

— Да. А развели их страховщики, те, кто эти дома застраховал. Шутка!

— Через подставных лиц. Да, да! То есть ты не исключаешь этого?

— Ну а что с того? После любого теракта, когда его версия официально озвучивается властями, появляется симметричная версия, что сами власти это и устроили. Это неизбежный вариант. А побеждает не та версия, которая ближе к истине, а та, в которую больше народ верит. Если, допустим, народ доверяет правительству, то он больше верит, что взорвали чечены. А если народ правительству не верит, то, что бы ему правительство ни говорило, — все равно в голове будет сидеть, что все взорвали чекисты. Вот приведу тебе пример действия такого механизма. Мы все знаем, что не Путин начал вторую чеченскую войну, что ее начали чечены. Но, поскольку к средствам массовой информации доверие сейчас снижается — ну понятно, ведь средства массовой информации контролируются государством, —эффективность промывания мозгов снижается. И смысл захвата тотального контроля над СМИ исчезает. То есть они думали, что захватывают машину для промывания мозгов, — а когда захватили, она тут же перестала быть машиной для промывания мозгов. И вот сейчас любого разбуди: кто начал чеченскую войну? Путин. Да-да-да! В массовом сознании это именно так. Потому что доверие к СМИ равно нулю.

— Это та же история, что хер кому докажешь, что мы с фашистами на одной руке начали Вторую мировую войну. При том, что мы таки напали вместе, синхронно, на Польшу. Только они в открытую, а мы слова «Польша» избегали, мы говорили только про ее регионы, которые с натяжкой можно было назвать Западной Украиной и Западной Белоруссией. Люди говорят: ну что вы, это разные вещи, то — фашисты, а у нас-то был освободительный поход по просьбе трудящихся (сами, не понимая при этом, что несут, — освободительный, типа, поход). А почему вещи разные, почему это вдруг они так странно совпали по времени — непонятно.

— Ну так и парад был совместный в Брестской крепости по случаю начала войны. Советско-немецкая дружба. Мы ж дружили взасос. «Советско-немецкая дружба, скрепленная на полях войны» и так далее. И Молотов выступал, говорил, что вот Польшу мы взяли с немцами, и это есть хорошо…

— Это надо поднять нам и осмыслить. Интересная это вещь, конечно, — пропаганда, журналистика…

— А теперь та же ситуация, какая была в годы застоя: если, допустим, правительство чего-нибудь хорошее для народа замышляло, он был уверен, что оно его нае…ать хочет. То же самое и сейчас будет: пройдет год-два, и по отношению к Кремлю будет ровно такая же реакция. Не будут верить ни одному слову власти.

— А сейчас, типа, верят?

— Ну, это такой постепенный переход. Сейчас меньше верят, чем в 2001-м году или 2000-м.