Следовать новым курсом - Беломор Б.. Страница 24
Новый кивок. Консул покосился на собеседника – он что, так и собирается молчать? Или он попросту не слушает?
– Позвольте поинтересоваться, что вы намерены предпринять дальше?
– Выпущу пяток бомб по береговым батареям, чтобы отвлечь их от пароходов, – ответил Летбридж. – А после этого пойду на Мальту, на соединение со Средиземноморской эскадрой вице-адмирала сэра Фредерика Бошамп-Сеймура. Впрочем, надеюсь встретить его по дороге – вице-адмирал ожидал подхода броненосцев из Метрополии, из состава флота Канала, и планировал выйти в море сразу по их прибытии. Так что вскорости я сюда вернусь – и уж тогда рассчитаюсь за всё. Британия никому не спускала подобных выходок!
Северная Африка,
среднее течение Нила
…сентября 1878 г.
На палубе «Абу Клеа» некуда было ступить – повсюду раненые на носилках, перевязанные окровавленным тряпьём. Измученные, оборванные солдаты слоняются по палубе без цели. В их лохмотьях только внимательно приглядевшись можно узнать красные мундиры британских стрелков.
Две неуклюжие барки сошвартованы с канонеркой бортами. Буксировать их привычным способом, на тросе, нельзя – на корме «Абу Клеа» вспенивает воду большое решётчатое колесо, вот и приходится пускаться на ухищрения. Впрочем, команде не привыкать, точно так же они тащили эти барки вверх по Нилу. Правда, тогда эти посудины не были полны ранеными, измученными до последней крайности людьми. Сейчас они неподвижно, с обречённостью приговорённых, сидят на одном месте и лишь изредка подходят к борту и бездумно смотрят в мутно-коричневую воду за бортом.
Человеческие силы имеют свой предел.
Лейтенант Стэнли Колвилл, командир канонерки, опустил подзорную трубу.
– Ещё часа два такого черепашьего хода, и мы уткнёмся в пороги. И тогда надо будет что-то решать.
Стоящий рядом с ним офицер, судя по нашивкам на изодранном мундире, пехотный лейтенант, согласно кивнул. Он, как и все прочие участники экспедиции, хорошо знал, что между Вади-Хальфой и Хартумом фарватер реки в нескольких местах пересекался опасными порогами и перекатами, которые при низкой воде становятся почти непреодолимыми. Сейчас как раз и была такая низкая вода – недаром матросы на носу канонерки то и дело измеряли глубину длинными полосатыми шестами.
– В прошлый раз пришлось облегчать канонерку, снимать орудия, уголь, боеприпасы, – продолжал Колвилл. – Пять тросов тянули две тысячи человек, и всё равно мы еле-ели проползли эти треклятые сто ярдов против сильного течения. А сейчас у нас нет и трети такого числа…
– Зато и с течением бороться не придётся, – заметил собеседник. – Мы ведь спускаемся по реке, а не идём вверх.
– На это одно и надежда, – отозвался Колвилл. – И всё равно нам предстоит нелёгкое испытание.
Лейтенант-пехотинец не ответил. Зачем спорить с очевидным?
– И всё же – мы здесь. Другим так не повезло.
Из четырёх канонерок, сопровождавших экспедицию, до порогов добралась только «Абу Клеа». «Тамаи» и «Эль Теб» остались далеко позади. Первая была разбита батареей дервишей и затонула. Вторая получила сильные повреждения и то и дело останавливалась для ремонта машин. В конце концов судно отстало, и судьба его пассажиров (в числе прочих на «Тамаи» погрузился генерал Гордон с остатками своего штаба) была неизвестна. Не приходилось, впрочем, сомневаться, подумал Колвилл, что она трагична – как и всё, что связано с этой злосчастной экспедицией…
Третья же канонерка, «Меттема», которой командовал однокашник Колвилла по колледжу Харлоу, второй лейтенант Грин, почти сумела добраться до порогов.
Увы – только почти.
Колвилл привычно пересчитал картечницы Норденфельда, закреплённые по бортам канонерки. Пять штук – не так уж и мало. Он помнил, как снимали их с полевых лафетов под градом пуль; как платили десятками жизней за каждую из тех, какие удалось взять на борт. Если бы не картечницы – им нипочём не удалось бы отбить пять или шесть – кто их считал? – нападений, когда с берега, заросшего папирусом, на канонерки кидались лодки с вопящими фанатиками-дервишами. И – откатывались назад, оставляя на воде разбитые доски и трупы, трупы, трупы…
Командир «Меттемы» допустил роковую ошибку, слишком уклонившись от фарватера – и оказался в опасной близости от низкого, заросшего папирусом берега. Такое уже случалось, и тогда другая канонерка давала задний ход, отцепляла буксируемые лодки и долго, мучительно стаскивала товарку с илистой отмели.
Но – не в тот раз. С берега ударили ружья, в ответ зачастили выстрелы с «Меттемы», но было уже поздно. Жалкие полсотни футов, отделяющие злополучную канонерку от папирусных зарослей, дервиши преодолевали кто вплавь, кто на жалких лодчонках, куда они набивались так, что низкие борта черпали нильскую воду. Треск картечниц захлебнулся в гортанных воплях, и с борта в мутно-коричневую нильскую воду полетели трупы. Все как один – без голов.
Офицеры умоляли Колвилла выпустить в захваченную «Меттему» несколько снарядов из кормовой скорострелки. Он отказался – зачем? Дервишам наплевать, какая цена будет заплачена за успех, а десяток-другой убитых фанатиков не стоят истраченных снарядов, каждый из которых сейчас на вес золота.
Армейский офицер стащил с головы белый пробковый шлем. Волосы у него были слипшиеся, мокрые.
– Я не устаю гадать, Стэнли, откуда у дервишей современные пушки? Вы знаете, вчера вечером…
И принялся вытирать большим клетчатым платком лоб. Вытер, аккуратно сложил платок и спрятал в боковой карман кителя.
– Так о чём я? Вчера вечером умер мой старый приятель, ротмистр из Четвёртого полка. Он получил пулю в грудь во время той безумной атаки. Долго боролся за жизнь, бедняга, но костлявая всё же взяла своё.
Колвилл кивнул. Когда Гордону стало ясно, что под огнём полевой батареи дервишей боевые порядки англичан долго не продержатся, а малокалиберные скорострелки канонерок ничем не могут помочь избиваемой шрапнелью пехоте, он бросил в дело свой последний резерв, эскадрон Четвёртого гусарского полка. Кавалеристы честно выполнили свой долг – нескольким удалось даже доскакать до орудий и схватиться с прикрытием, но успеха не добились. Из атаки вернулось всего восемнадцать человек, все жестоко израненные.
– …Так вот он уверял, что, когда рубился с дервишами на лафетах пушек, ясно слышал турецкую речь. А он, должен вам сказать, жил некоторое время в Турции и даже умеет немного говорить на их языке…
С берега взвилось белое облачко. До мостика долетел звук ружейного выстрела.
– Кто там ещё на нашу голову? – встрепенулся Колвилл. – Боцман, расчёты к орудиям!
Лейтенант-стрелок поднял к глазам бинокль.
– Это египтяне, Стэнли! Я узнаю мундиры гвардейцев хедива.
Колвилл чертыхнулся – с явным облегчением.
– Похоже, наши посланцы добрались до Каира и оттуда прислали помощь. Слава Создателю, теперь наши беды позади!
Лодки подошли к «Абу Клеа» с носа – по бортам места не оставалось из-за барок. Колвилл пригляделся. Верно, египетские солдаты, все в форме конных стрелков гвардии хедива. Белые полотняные куртки и штаны, красные, на турецкий манер, фески – он вдоволь насмотрелся на эту форму за время экспедиции.
На мостик взбежал египетский офицер. Колвилл козырнул, приветствуя союзника, тот ответил на отличном английском. Египтянина интересовали в первую очередь другие канонерки – где они, сильно ли отстали? Узнав о печальной судьбе остатков речного каравана экспедиции, он сокрушённо покачал головой.
– Мы поможем вам переправить судно через пороги. В Каире с нетерпением ожидают подробностей вашей экспедиции. Что, генерал Гордон у вас на борту?
– В последний раз я видел генерала, когда он поднимался на борт «Тамаи». Боюсь, не стоит рассчитывать на то, что он жив.
Египтянин кивнул и отвернулся – на миг Колвиллу показалось, что во взгляде его мелькнуло удовлетворение. Или просто отблеск солнца от нильской глади?..