Тихушник (СИ) - Бабин Александр. Страница 36

Закончив эту долгую речь, я смотрел на ребят и видел, что они в растерянности. Только, что какой-то мужик обозвал их нехорошими словами — холопами, быдлами, шнырями и недоумками, — весь набор слов, за которые можно и нужно сразу убивать. Но они не знали, как поступить дальше. Видимо, на стрелках, на которых им приходилось бывать, у них такого разговора ещё не было, и они не могут вот так просто принять решение без согласования со старшим. Видя их замешательство, я продолжил:

— Давайте ближе к делу. Главный из вас пусть остаётся со мной для разговора. Остальные — отойдите в сторону, а то у меня в жизни был случай — на одной стреле поучаствовали толпой, потом не с кого было «спросить» (получить деньги), а тут — будет, кому держать ответ. — Я показал рукой на молодого человека.

«Бродяги» отошли в сторону, а старший остался один на один со мной для продолжения «международной» встречи. Знал бы Владимир Ленин или наш президент Ельцин, что таким способом на «международных стрелках» будут решаться вопросы по разрешению конфликтов между гражданами, — не пошли бы во власть и свои амбиции поубавили бы. В цивилизованной стране такие вопросы решаются в суде — видимо, у них не хватило ума довести до конца свои предвыборные обещания. Ум на таких встречах нужен оперской, а не президентский: знание русской души во всех её социальных слоях населения познаётся на практике только в уголовном розыске, больше этому ремеслу ни в какой другой профессии не научат. Хоть и в пафосной манере это сказано, но доля правды в этом моем суждение имеется.

— У тебя родители ещё живы? — сказал я. Спросил таким тоном, чтобы он понял: я хочу ему помочь и выйти из этой ситуации не проигравшим участником этой встречи, а на равных.

— Живы. И бабушка с дедушкой тоже имеются.

— Давай сделаем так: чтобы их не расстраивать, позвони своему шефу. Я с ним хочу переговорить.

— О чём? — ответил он, не понимая, что же я хотел этим предложением сказать.

— Во-первых, твой шеф не прав по всем понятиям, что послал вас на стрелку с оружием. — Я показал на его ремень, за которым из-под полы пиджака виднелась рукоятка пистолета ПМ. — Это уже считается неправильным по этикету таких встреч. Знаешь о таком законе?

— Нет. Оружие мы не успели отдать — вашему «смотрящему» времени не хватило, по приезду в город побоялись на стрелу опоздать. С ним была договорённость: если что с братвой, или если мусорá (сотрудники милиции) возьмут — он нам поможет с адвокатом.

— Так мусорá вас уже поймали! Я из шестого отдела, — и показал ему удостоверение, — но приехал сюда по личной инициативе, не по заявлению потерпевшего. Приехал помочь, чтобы вы не присели на несколько лет за решётку — просто не хочу ваших близких огорчать.

Молодой человек смотрел на меня и не знал, что ему дальше делать. Ведь за ношение оружия в уголовном кодексе есть статья — серьёзная, и срок за неё дают реальный. Это знают все уважающие себя жулики.

— Относительно тебя я не буду ничего делать — хотя обязан изъять по закону пистолет, на это есть основание. Думаю, года три в «зоне» посидеть тебе не мешало бы — для профилактики ума. Как ты должен сообщить своему шефу о результате на стрелке?

— Мы должны заехать к одному чеченцу в офис и оттуда ему позвонить.

— Так давай съездим, я с твоим шефом переговорю. Мне кажется, мы с ним договоримся. По всем раскладам вы не правы, что изъяли авто: мужик вам отдал всё сполна, даже слишком, продав квартиру — а вы ещё и машину забрали. Не по понятиям это как-то получается. Как фамилия чеченца?

— Гелогаев. Он нас ждёт со стрелки, они с вором друзья.

— Гелогаев? Знаю такого — у него в городе пара аптек имеются. Давно в нашем городе проживает — уважаемый человек и в блатных кругах, и в милицейских. Хорошо, поехали к нему — тем более, он будет рад меня видеть. Садись ко мне в машину, по дороге ещё побалакаем.

Паренёк дал «пехотинцам» указание следовать за нами.

— Хочу тебя спросить: что чувствуешь, когда шеф даёт тебе указание куда-то съездить и решить вопрос? — спросил его я и, как бы отвечая, продолжил: — Я бы послал его куда подальше, пусть сам ездит на стрелки. Подчиняться вору — для настоящего мужика позор, «западло», а по вашему образу жизни — нормально. Жизнь коротка, второй такой уже не будет. Нужно выбирать — быть самому вором в законе, или вообще не соваться в такое «путешествие по блатной стране». Представляю: будет у тебя ребёнок, пойдёт в школу, а одноклассники спросят — где твой папа работает, что у него за такая нужная для страны профессия? Думаю, ему будет стыдно говорить, что у него папа — вор в законе, или состоит в «бригаде» и «разводит кроликов» не настоящих, а тех, что на двух ногах прыгают. Что из него впоследствии вырастет — такой же, как его папа, с мозгами в два пальца от брови? Каждый день мне приходится смотреть на этот ваш цирк, и удивляюсь — когда, через, сколько лет, просветление настанет в вашем мозгу? И у меня нет ответа, — видимо, никогда.

— А что нам делать? По молодости попали в эту среду — из неё уже трудно выбраться. Сейчас боимся потерять свои наработки в блатном мире: связи кое-какие имеются, и неплохие — любой вопрос можно через них решить. «Спонсоры» тоже есть, которые платят за «крышу» и готовы платить. Всё это затягивает, а работать, как нормальные люди, мы уже отвыкли. Видимо, судьба наша такая. Привычка.

— Кличка у твоего шефа «Дато», если меня правильно проинформировала моя агентура?

— Да, «Дато».

— Значит, из когорты «апельсинов»?

— Как вы можете так говорить о воре в законе, не зная его?

— Да нет, всё правильно я сказал! Из практики знаю, русские «пехотинцы» считают: если воришка по национальности грузин и отсидел пару лет на «зоне», так уже вор в законе. Повидал я на своём веку их немало, так, что имею право на это суждение.

— «Дато» — уважаемый человек в нашем городе! — сказал он с достоинством. — И ведёт себя подобающе: говорит спокойным тоном, нет семьи, ценного ничего не имеет. К нему за помощью приезжают все — от коммерсанта до прокурора.

— Как тут не приезжать за помощью, если вечером вор даёт указание братве угнать машину у прокурора, а наутро ему возвращает? «Карусель, однако, получается», — ответил я ему цитатой из кинофильма «Чапаев».

Собеседник молчал, переваривая информацию: видимо, мои слова задели его достоинство. В его блатной жизни такие случаи, наверно, уже были.

— Привет, Вахит, — немного погодя поздоровался я с «аптекарем».

— Привет, Александр. Какими судьбами ко мне занесло? — ответил он, не понимая, что может связывать меня с его знакомым гостем из Тюмени, с которым я приехал.

Я объяснил ему ситуацию, обозначив её так: решение, которое я принял по возврату машины и оставлению в покое коммерсанта — окончательное.

— Вахит, позвони «Дато» — хочу переговорить по этому вопросу. Можешь меня ему представить — мол, у тебя в гостях сотрудник шестого отдела, и он чем-то недоволен. Тебе удобно ему позвонить?

Вахит имел огромные связи, как в блатном мире, так и милицейском, ФСБшном, и, конечно, во врачебном. К нему все шли за покупкой медикаментов. Где он доставал особенно дефицитные лекарства — никто не знал, но он мог достать всё, поэтому его никто в городе не трогал: такой человек нужен был всем. Здоровье не купишь, но помочь ему можно, — а Вахит был связующим звеном. Голова у него «варила», как говорят в народе: был немного дипломатом, понимал, что конфликтовать с сотрудниками шестого отдела — не в его интересах. Если что, его бизнес может завтра же покинуть город — закроют аптеки, что-нибудь из просроченных медикаментов на складах да имеется, а в придачу ещё кучу разных нарушений найдут.

— Нет проблем, — сказал Вахит. Набрал номер телефона, дождался звонка, поздоровался с абонентом, пожелав ему здоровья, и пересказал мои слова.

— Мир вашему дому! — сказал я абоненту, как бы подчёркивая этими словами: блатной мир мне немного знаком.

— Здравствуйте. Меня зовут Дато, а вас? — спросил собеседник, растягивая каждое слово и показывая, что он находится на самой высокой иерархии власти и решает вопросы мирового уровня.