"Аратта". Компиляция. Книги 1-7 (СИ) - Семенова Мария Васильевна. Страница 19
«Дед гордился бы мной сегодня», – подумал он.
Глава 8
Первая встреча
Учай долго шел быстрым, размашистым волчьим шагом, покуда впереди на берегу Вержи не замаячило селение. Тогда он сбавил ход. В конце концов, может быть, Урхо прав и ничего ужасного не произошло. Чужаки выглядят и ведут себя диковинно, но враждебности не проявляют, хоть и пришли вместе с мохряками. Даже этот чернявый хитрец, обманувший простака Мазайку, – что и говорить, ловок, но ведь ловкость не порок…
Младший сын вождя перешел на обычный шаг и направился к воротам селения. Располагавшееся на излучине реки, защищавшей его с двух сторон, с третьей оно было обнесено невысокой изгородью – не столько от какого врага, сколько от дикого зверя. Ворота были распахнуты, как всегда, средь бела дня. Мальчишки, увидев возвращающегося Учая, подняли радостный крик. Младший сын большака возвращался с Лосиных Рогов с вестями! Спеша разнести эту новость, они бросились к просторной большаковой избе, вереща без умолку.
Толмай вышел на крыльцо и остановился, засунув пальцы за широкий кушак, в ожидании сына.
– Здравия тебе, отец! – приблизился тот.
– И тебе поздорову быть. Случилось что – или как?
– Случилось, – ответил Учай. – К добру ли, к худу – не мне то решать.
– Заходи в избу, рассказывай.
Учай поднялся по ступеням крыльца, склонился, проходя под прибитыми над входом лосиными рогами – знаком Хирвы, – а охочие до новостей мальчишки облепили дом, надеясь раньше других услышать, какую новость принес от ведуна Учай.
Однако младший сын и вовсе не стал говорить ни о Кирье, ни о порче, ни о Доме Ветра.
– Чужаки к нам пожаловали, – отвесив поклоны духам-покровителям очага, угла и порога, сразу выложил он.
Толмай сел на лавку, внимательно глядя на сына.
– Толком говори: что за чужаки, откуда, много ли?
– Спустились с Холодной Спины, да так и идут высоким берегом Вержи – скоро до нас доберутся. Одни высокие, статные, вот прямо как Урхо. Все, как один, в этакой блестящей скорлупе. Другие – вроде как пожиже и тем служат, но тоже не хлипкие, и у всех луки со стрелами и рогатины. А еще, – Учай скривился, вспоминая недавнюю встречу в лесу, – есть там человек, ликом темен и нравом крут, а быстрый, что куница…
– Вон оно как, – протянул Толмай. – Все или еще что?
– Куда ж все! С ними еще всякого люду тянется – целое племя! И самое главное, – Учай прервался, чтобы оттенить важность своих слов, – они сюда не своими ногами идут. Они на мамонтах едут, с мохряками!
– Вот как… – Вождь нахмурился. – В скорлупе, говоришь… и с мохряками?
– Все как есть рассказал! Своими глазами видел!
– Верю, верю я тебе. Те, что в скорлупе, копья и луки носят, и волосы у них длинные, в пучки увязаны, да?
– Нешто видеть доводилось? – затаил дыхание Учай.
– Видеть – нет. А слышать – от отца слышал. Сколько, говоришь, их пришло?
– Ох, много! Ежели оружных считать, то мужчин примерно как у нас. А если с безоружными, то, может, и вдвое будет… А с мохряками и вовсе…
Толмай встал, подошел к оконцу и глянул сквозь него на реку, шумящую за мысом.
– Вот что тебе скажу. Люди эти пришли сюда из далекой страны Арьялы. Много лет назад они уже заходили сюда несметным числом. Как рассказывал дед – куда большим, чем ныне. Правда, с юга, а не с Холодной Спины. Старейшины тогда порешили чужаков оружием не гнать, кровь попусту не лить. Селиться в наших землях длинноволосые все равно не собирались. А чтобы леса наши не портили да местный люд не обижали, решено им выход было дать: с каждого рта по куньей шкурке да черных бобров со двора по одному. Да волчьих шкур с селения по три дюжины… Для того на торжище в Ладьве отдельный лабаз поставили. Приезжают туда раз в год гости из Арьялы, выход забирают, заодно и привозят всяких диковин – тоже на шкурки меняют. Там, – он махнул рукой в сторону восходной земли, – цен-то настоящих не ведают. Сам посуди – за хороший топор из желтой бронзы берут шкурок всего-навсего столько, сколько пролезает в проушину того самого топора…
Он улыбнулся столь вопиющему невежеству чужаков, но тут же снова стал серьезен.
– Если в этом году на торжище не пошли, а сюда направляются – значит есть тому важная причина.
– Какая? – спросил Учай, пораженный обширными знаниями отца.
Он и не думал, что Толмай так хорошо изучил мир до самых дальних его пределов. Его собственные знания о нем не простирались за пределы Зеленого Дома. Учай пообещал себе восполнить это упущение и вызнать о земле чужаков как можно больше.
– Мы покуда не ведаем. Но стало быть, надо все потихоньку разузнать. С чужаками следует быть радушными и приветливыми. Кто знает, с чем они пожаловали и когда вдругорядь сюда намереваются? Лучше их не злить. Их больше, чем нас… А скорлупу эту ни стрелы, ни копья не берут – в том наши предки убедились. Я вот что думаю… – Толмай подошел к сыну. – Если мы нынче хорошо гостей примем, то и в иной раз они нас за друзей посчитают. Какое нам с того благо?
– А такое, – чуть подумав, отозвался Учай. – С их дружбы нам много пользы прийти может. Что, если приманить их везти свой товар к нам, а не в Ладьву?
Толмай усмехнулся и кивнул:
– Разумно мыслишь. А еще?
– А если тут большое торжище устроить – тогда и все иные рода к нам придут! – догадался Учай. – Ну а если еще и выход у нас тут собирать…
– Стало быть, так. – Толмай положил тяжелую руку на плечо сына. – Ступай к Урхо да передай ему, что мы гостей тут ждем. И в честь их прихода устроим большой праздник. Пускай люд порадуется.
– А мы как раз все, что нужно, прознаем да выведаем, – радостно подхватил Учай.
Он уже выходил, когда отец с беспокойством спросил его в спину:
– А что там Кирья-то наша? Что Ашег говорит – есть на ней порча или нет?
Младший сын озадаченно взглянул на него. Прибытие чужаков совершенно затмило паводок и обвинения Высокой Локши. В другое время о них бы судачили не один год, но теперь Учаю уже казалось, что все это случилось давным-давно.
– Насчет порчи Ашег ничего не сказал. Но все твердил о каком-то сне, который Кирье послал бог ветра. Остерегайтесь, говорил, зла, что идет в наши земли. Урхо думает, что это мохряки.
– Я с Ашегом потом потолкую, – сказал Толмай. – Ну ступай. А я буду готовить встречу…
Огнехранитель Хаста сидел на верхушке пологого холма над рекой и бездельничал, как показалось бы досужему наблюдателю. На самом деле он предавался важным раздумьям и заодно наслаждался окрестным видом. Вид с вершины в самом деле открывался прекрасный. Южный склон круто обрывался к реке, за которой простирались заливные луга, обрамленные зубчатой кромкой леса, подсвеченной заходящим солнцем. А если глядеть в обратную сторону, то совсем неподалеку виднелись поросшие травой крыши приземистых бревенчатых домишек, величаемых ингри избами.
Впрочем, Хаста был далек от мысли пренебрежительно смотреть на чужие жилища, ибо знал, что не у всех есть и такие. Он задумчиво глядел на раскинувшийся внизу поселок, пытаясь мысленно подсчитать, сколько жителей в нем обитает. Конечно, скоро это станет известно, но занятно будет сравнить его предположения с истиной.
Интересно, какими ремеслами они владеют? Он припомнил содержимое корзин со всякими безделушками, которые выдал ему для обмена казначей храма. Здесь пригодится все: и бронзовые украшения, и бусины из яшмы, сердолика и горной сини. В обмен можно получить порой весьма любопытные вещицы, которым дикари не знают настоящей цены, а заодно и услышать много полезного о неизведанных местах, нравах обитающих поблизости незнакомых пока племен…
Первое впечатление об этих самых ингри осталось довольно жалкое, хоть они и называют свой край Прекрасной землей. Когда их старейшины во главе с племенным вождем величаво взошли на этот самый холм навстречу царевичу Аюру, тот едва сдержался, чтобы не рассмеяться при виде бородачей, обряженных в долгополые рубахи и душегрейки из волчьих шкур. Хаста, больше понимающий в обычаях дикарей, с любопытством наблюдал, как ингри стараются защитить себя от сглаза. На головах у них красовались нелепые подобия шлемов с лосиными рогами, будто отдавая их владельцев под защиту зверей-прародителей. Среди связок оберегов почетное место занимали потускневшие медные ожерелья из тех, которые в Аратте юнцы из простонародья дарят своим еще более несмышленым подругам, – литые сердечки, цветочки, птички с расправленными крылышками. Здешние же старейшины несли эти украшения как знаки высшей доблести вроде священных шнуров с черными агатовыми бусинами у Ширама и Джериша.