Алхимия крови и слез (СИ) - "-Мэй-". Страница 7

— Как раз хотел намазать после встречи с тобой.

— Ерунда! Опять бы протянул до вечера.

— Решил сделать выговор императору? Дай сюда мазь, сам справлюсь.

— Но ты не можешь делать вот так.

Кэл нащупал пальцами несколько точек рядом со шрамом и начал осторожно, но твердо их массировать. Он знал, что это необычная рана, так что иногда она болела — когда менялась погода, или когда действительно неудачно тянулся. Намазать Эйдарис действительно мог и сам, но Кэл знал, как и куда нажать, чтобы утихла боль.

Эйдарис прикрыл глаза, расслабляясь:

— И зачем держим лекарей, если сам всё можешь?

— Ты прекрасно знаешь, мои навыки касаются быстрой помощи в бою, а не настоящего лечения.

Частью особого обучения Кэла как воина были и подобные вещи. Как быстро оказать помощь на поле боя, как не истечь кровью. Точки воздействия им тоже показывали: ничего особенного, но помогает усмирить боль, от раны или головную, чтобы можно было снова сражаться. Эти умения помогали и в мирной жизни, хотя Эйдарис никогда не просил, Кэлу приятно было оказываться полезным. Не только для брата — может, в какой-нибудь другой жизни он бы пошел в целители. Правда, обращаться с оружием ему всё равно нравилось куда больше.

— Приступы стали чаще и сильнее, — сказал Кэл, продолжая массировать точки вокруг шрама и не смотря на Эйдариса. — Ты знаешь это.

— Да. После смерти отца. Думаю, проклятие стало сильнее после исчезновения последнего из предыдущего поколения.

— Вдруг халагардские вороны повторятся? Или еще что в этом духе. А я буду валяться в приступе проклятия.

— Ты не можешь предусмотреть всё.

— Ты хочешь, чтобы я оставался Волей императора. Я должен предусматривать всё.

— Если бы тогда тебя не оказалось рядом, я был бы мертв.

Кэл отвечал в том числе и за безопасность, командир дворцовой стражи назначался непосредственно им. Но в тот день Эйдарис отправился в Хаш-Таладан, обычный визит. Вот только на дороге его подстерегала западня.

Гвардейцы были клановыми и до последнего защищали своего императора и дракона, но они не были магическими убийцами — у Халагарда свои Клинки. Фигуры в коже, темные волосы заплетены во множество тонких косиц, украшенных косточками и перьями. Их называли воронами, за темный вид и за то, что чернота целиком заполняла их глаза.

Натасканные халагардские убийцы. А с Эйдарисом не должно было быть никого, кроме гвардейцев: дорога до Хаш-Таладана занимала совсем немного, предполагалось, что она просматривается, и никто не мог устроить там засаду.

Никто, кроме убийц, пропитанных магией.

Если бы у них получилось, и Эйдарис умер на той дороге, вороны не оставили бы следов. С трудом можно было связать их с Халагардом. Скорее всего, потом они бы пришли за Кэлом как за следующим в цепочке наследования, и мужчины-драконы погибли бы. Тогда правила Лисса, которой наверняка навязали бы брак с одним из халагардских принцев, их там целый выводок. Или убили бы и ее.

Женщины правили, только если не оставалось мужчин.

Но вороны просчитались: в тот день с Эйдарисом поехал Кэл. Случайно. Он никогда не сопровождал императора в подобных поездках, но в тот день рассорился с министром финансов, а реагировал всегда бурно. Да еще накануне был очередной легкий приступ, и Кэл в сердцах решил, что надо успеть взять от жизни всё — а в столице лучшие развлечения.

Вообще-то он рассчитывал на бордели, но стоило заикнуться об этом в дороге, как Эйдарис рассвирепел. Напомнив, что во дворце полно наложниц и нет смысла выносить «свои части тела» девицам в непонятных местах.

Кэл ехал пристыженный, понимающий, что брат прав, злящийся, но именно поэтому молча и рассматривая окружающие холмы.

Вороны всё равно успели вырезать всех гвардейцев. Один Эйдарис не выстоял бы против них двоих, но вдвоем с Кэлом они смогли отбить атаку. Немного магии, что текла в их венах вместе с кровью, немного фехтовального умения.

Они всё-таки успели задеть Эйдариса, и Кэл сразу распустил свою разгоряченную магию и прижег рану. Эйдарис тогда не понял, что происходит, а Кэл почти не размышлял: подобные навыки в него вдолбили вместе с потом многих и многих тренировок, оружие убийц почти всегда зачаровано или отравлено.

Так оно и оказалось. Когда вернулись во дворец, Эйдарису стало хуже. Кэл почти дотащил его до комнаты, а там и лекари подоспели. Они сразу сказали, что опасности нет: лезвие прошло вскользь, а чарам не дал распространиться ожог.

Лекари окуривали комнату сладковатыми благовониями, а на рану накладывали повязки, густо пахнущие медовыми травами, дождем и болотом. Эйдарис всё равно провел несколько часов в забытьи, а Кэл боялся уйти, как будто что-то могло случиться в его отсутствие. Его энергия никак не помогала брату, такое работало только с проклятием, но он сам чувствовал себя спокойнее.

— Ты что тут сидишь?

Такими были первые слова Эйдариса, когда он очнулся. Он прикрикнул на Кэла и отправил его мыться — только тогда тот сообразил, что весь покрыт чужой засохшей кровью.

Эйдарис никогда не скрывал, что выжил, потому что их было двое. Но значение имело только то, что император пережил халагардских воронов — это еще никому не удавалось.

Уважение к Кэлу среди воинов тоже выросло многократно, как он потом понял.

Когда первое потрясение прошло, Кэл распорядился отправить трупы воронов сначала к алхимикам, чтобы выяснить больше, а потом к жрецам крови, пусть погадают на внутренностях. А после пришел к Эйдарису, горя праведным гневом.

Будь на то воля Кэла, он бы тотчас объявил Халагарду войну.

— Нет, — сказал Эйдарис. — Они просто закроют границы, а нам нужны их торговые пути.

— Они хотят тебя убить!

— Меня много кто хочет убить. Не надо смешивать месть с политикой.

— Эйд! Они посягнули на императора!

— И поплатятся за это. В срок. Если ты не будешь думать головой и предложишь такое еще раз и всерьез, придется назначить Волей императора кого-то более разумного.

Это не было чушью: Кэл знал, что Эйдарис прав. А еще понимал, что тот мог бы и правда исполнить обещание. Освободить Кэла от должности, назначить другого андора.

А потом точно так же пришел бы ночью усмирять приступ, искренне волнуясь за брата.

Потому что Эйдарис всегда умел различать: брат для него оставался братом, обязанности же и должности были отдельно. Кэл мог перестать быть крыльями дракона, уйти с поста Воли императора. Но всё равно остался бы частью сердца клана.

Эйдарис умел разделять. Кэл — нет.

Когда умер отец, Кэла это поразило. Хотя после долгой и изнурительной болезни было скорее освобождением, смерть императора оставалась смертью императора. А потом короновали Эйдариса, и Кэл совсем растерялся. Это был всё тот же старший брат, с которым они лазили по деревьям и планировали военную кампания Мередара. И в то же время теперь он был императором, главой клана.

Вчера утром, когда Эйдарис уходил из комнаты Кэла, тот еще ощущал слабость. Так бывало после сильных приступов, на следующий день он едва ли мог встать с постели. Но не спал.

— Кто я для тебя, Кэл? — тихо спросил Эйдарис. — Кто я для тебя прежде всего? Брат или император?

Обычно голос Эйдариса звучал спокойно и сдержанно, но в тот момент в нем сквозила отчаянная тоска. Он был императором для всех, но хотел оставаться братом для Кэла. А тот просто не знал, что ответить. Он тоже хотел бы.

Но не мог забыть о том, что теперь голову Эйдариса венчает корона империи, а за его спиной — невидимые крылья драконьего клана.

Наверное, худшее, что он мог сделать после этого, прийти с просьбой освободить от должности. Кэл даже вздохнул от досады: вечно он то торопился, то просто не думал, и в итоге каждый раз выходило погано.

Аккуратно покрыв шрам Эйдариса мазью, Кэл закрыл баночку:

— Дай мне одного из Клинков.

— Ты андор. Они подчиняются Воле императора так же, как мне самому.

Это было правдой. Которая могла обезопасить, если бы император вдруг сошел с ума и начал отдавать Клинкам приказы не на благо империи. Но Кэл никогда бы не позволил себе использовать их за спиной Эйдариса.