Разоблачение - Милан Кортни. Страница 38
Когда Эш узнает правду, он отречется от всех слов и комплиментов, что высказал в ее адрес. Ей необходимо сделать выбор. Для самой себя.
Почему бы прямо сейчас не написать Ричарду? Почему не раскрыть ему тайну Эша? Придумать историю, в которой изобразить Тернера эдаким монстром. Он позволил себе совратить сиделку, заставлял ее читать, и не по собственной прихоти, а по необходимости. Он ужинал в обществе слуг, нарушая тем самым все общественные устои. Настанет день, и настанет очень скоро, когда этот человек будет представлять серьезную опасность.
Маргарет верила в Эша до сего времени лишь потому, что он сам не предал ее. Она хотела быть той, кому он может довериться. Хотела поверить в искренность его слов о том, что греховность ее рождения не мешает ей стать личностью.
Вы личность. Ваше мнение для меня важно.
Она должна поверить в это ради себя самой, поскольку недалек день, когда Эш сам перестанет верить своим словам.
Он… как он выразился? «Я посыплю землю под вашими ногами солью, превращу в пыль все, что вам дорого». Несомненно, Эш Тернер не остановится перед тем, чтобы рассказать всему миру, как Маргарет вырядилась в платье горничной и пыталась в обмен на обладание ее телом получить от него информацию. Каждая деталь их интимных ласк станет достоянием сплетников. Если от ее чести что-то и осталось после событий последних месяцев, то теперь она будет поругана окончательно.
Маргарет едва слышно вздохнула. Если это произойдет, она будет бороться. Она посвятит всех в его тайны. Однако пока ничего не произошло, хочется верить в его порядочность и искренность. Хочется верить, что она та женщина, которой Эш может доверять, а она не предаст его до конца своих дней.
Маргарет отправила брату письмо полное ничего не значащих банальных фраз, прошептав в конце, мысленно обращаясь к Эшу:
— Видите? Так я вас отблагодарила.
Было очередное отвратительное утро — пасмурное, но не дождливое, когда Эш сидел в библиотеке, делая вид, что изучает очередную скучную главу из книги по сельскому хозяйству, а Марк, погрузившись в работу, исписывал один лист за другим.
Прошло два дня с того вечера, когда Маргарет выбежала из кабинета. Прошлым вечером она так и не спустилась, хоть Эш и ждал ее почти до полуночи. Он остался наедине с кипой страниц, исписанных непонятными словами, возможно поведавшими бы ему о земледелии, если бы он смог проникнуть в их смысл.
Эш раздраженно захлопнул книгу.
Вдоль стен стояли стеллажи, заполненные фолиантами. Полки над полками, и его младший брат готов похоронить себя рядом с ними, погрузившись в море знаний, которые так и остались недоступными для Эша. Марк заменил человеческое общение холодными знаками, а он хотел, чтобы брат просто жил.
Господи. Эш готов многое отдать за возможность прерваться.
— Мистер Тернер, сэр. К вам посетитель.
Эш с облегчением поднял голову, услышав слова Смита. Дворецкий стоял в ожидании, но в руках его не было подноса с визитной карточкой. Эш уже принял всех служащих, прибывших из Лондона, и не знал о каких-либо незавершенных делах, требовавших встречи.
— Джентльмен сообщил, что его ожидают, — продолжал Смит. — Куда прикажете проводить?
Эш был в замешательстве. Он определенно никого не приглашал. Должно быть, очередной прихлебатель герцога или знакомый братьев Далримпл. Эш сцепил руки.
К его удивлению, Марк поспешно встал, на просветлевшем лице появилось выражение почти детского восторга.
— Я сейчас же его встречу, — сказал он и выбежал из комнаты.
Эш медленно последовал за братом, размышляя, с чего бы Марку проявлять такой энтузиазм, такого не случалось с ним за все лето. Не пригласил ли он в гости товарища?
Почему же и словом не обмолвился об этом? Ведь Эш никогда ничего не запрещал брату. Что ж, он не в обиде, дружеская беседа пойдет Марку только на пользу.
Вслед за братом Эш спустился в холл, прошел в гостиную и увидел, как тот заключил в объятия черноволосого молодого человека.
— Боже, — восклицал Марк, — ты уже здесь? Должно быть, выехал мгновенно, как получил мое письмо. Полночи провел в дороге. О чем ты думал?
— Ты знал, что я непременно буду, — оживленно ответил мужчина.
Эш молча стоял в дверном проеме. Он от кого-то слышал, что бриллиант — это всего лишь уголь, подвергавшийся сотням лет компрессии. Он чувствовал, как его собственное сердце превращается в уголь, а затем рассыпается в золу. Эш не понимал, будет ли лучше сейчас выйти к гостю, или остаться в стороне, поскольку с первого взгляда понял, кем был этот ранний посетитель. Он не был другом, прибывшим из Лондона. Литературно выражаясь, молодые мужчины заключили друг друга в братские объятия.
— Смайт. — Эш старался говорить спокойно, не позволяя внутренним эмоциям отразиться в интонациях. — Я приглашал тебя еще тогда, когда суд вынес решение в нашу пользу. — Он прервался, оставив невысказанной вторую часть фразы. Но ты отказался, сославшись на занятость.
Брат повернулся к стоящему в дверях Эшу. Улыбка по-прежнему сияла на его лице, но в ней не осталось того дружелюбия и восторга, которое предназначалось Марку. Словно появление Эша придавало сцене чопорность и церемонность. Чуть дернув щекой, Смайт направился к нему и протянул руку.
Руку. Словно это была встреча двух деловых партнеров.
— Эш. Приятно вас видеть.
И что оставалось делать Эшу? Он пожал руку Смайта, поскольку большего ему не предлагалось. Эш довольствовался тем, что мог получить от брата, пусть это всего лишь холодная вежливость. И не жаловался.
Он расстался со Смайтом много лет назад, когда уехал в Индию. Какое бы ежеквартальное содержание он ни назначил Смайту, все равно не смог бы загладить вину за те годы. Он никогда не вспоминал о том времени. И слава богу. Эш оплатил его образование и выдал несколько сотен фунтов на дальнейшее обучение. Выплачиваемое ежеквартальное пособие лежало нетронутым в банке на счете адвоката, что было для Эша горьким, ядовитым и увеличивающимся вместе с тем год от года протестом против проявлений братской любви.
Смайт жил в маленьком тесном доме в Бристоле. Он даже не нанял постоянную прислугу, что всегда казалось Эшу тихим упреком и нарочитым пренебрежением его щедростью.
Смайт выпустил руку Эша, дабы их приветствие не перешло в более братское, и, поспешно отвернувшись, принялся оглядывать комнату.
— Вы только посмотрите. — Он присвистнул и покрутился на месте. Смайт запрокинул голову, любуясь росписью на потолке. Может, он просто не хотел встретиться взглядом с Эшем.
— Да. — Эш решил подхватить его игру. — Великолепная вещь. — Смотрел он при этом на братьев — один блондин, второй черноволосый, оба пылко радуются встрече. Вся его семья собралась вместе, что было, несомненно, чудом, и Эш не намерен омрачать радость момента раздражительностью.
Смайт пересек комнату и принялся изучать картины на стене.
— Это Караваджо? Бог мой.
Они с Марком вглядывались в ангельские лица мальчиков на полотнах, бормоча что-то о свете и палитре и бог знает о каких-то еще премудростях живописи, явно изучаемых ими в колледже. Эш понял бы их лучше, если бы они говорили с ним на бенгальском языке. Таким образом, вынужденно оставшемуся в стороне от дискуссии Эшу ничего не оставалось, как молча разглядывать Смайта. Он заметил, что тот прибавил несколько благословенных фунтов и избавился от болезненной худобы, которую сохранял до окончания Оксфорда.
В братском противостоянии Смайт был одновременно и победителем и проигравшим. Победителем, поскольку женщины хоть и восхищались Марком, но с обожанием относились к Смайту: он обладал блестящими волосами цвета антрацита, которые выгодно подчеркивали яркие синие глаза. Черты лица были достаточно резкими, чтобы придавать облику мужественности, но все же не слишком брутальными, что не позволяло бы назвать его истинно красивым. Кроме того, в отличие от Марка, Смайт никогда не упускал возможности воспользоваться дивидендами женского благоговения.