Каббалист - Амнуэль Павел (Песах) Рафаэлович. Страница 32

— Это она сама сказала — у моря?

— Конечно.

Р.М. не хотел уезжать. Ожидать нужно было здесь. Они должны появиться. И тогда придется что-то делать, потому что именно здесь им появляться ни к чему. Может, действительно — отвезти Тамару и вернуться, на такси это займет полчаса. За прошедшие сутки он уже потратил на такси… ну, ладно, еще об этом думать. Если ночь прошла тихо (но где они блуждают, никого ведь не было дома!), то, возможно, полчаса ничего не изменят?

В машине Тамара закрыла глаза, но, конечно, не спала, просто не хотела разговаривать. Р.М. подумал, что при всей своей житейской искушенности Тамара так и не догадывается, какая за всем случившимся стоит давняя история, и какую роль эта история сыграла в судьбе Лены.

— На твоем месте, Рома, — неожиданно сказала Тамара, не открывая глаз, — я бы повесилась.

У Романа Михайловича в груди взорвалась бомба, рой осколков стремительно проник в сердце, и в груди стало пусто, сердце упало в эту пустоту и забилось. Сказать он ничего не мог, понял, что Тамара все прекрасно знает, сама додумалась или Галка сказала. Умом искушенной прорицательницы она вмиг выразила все, что думает, и о чем думал сам Р.М., даже отдаленно не желая себе признаваться. Тамаре действительно не нужна была Лена, чтобы вершить суд над клиентами, она сама была пифией, ведьмой. Может, в этом единственном случае закон второго поколения дал сбой? Или Тамара лишь очень тонкий психолог? Скорее всего. И что же он, Роман Петрашевский, будет делать после того, как все сегодня кончится, прояснится, и неизбежно придется обратить мысль извне внутрь себя и отвечать перед собой за поступки, в которых не был виновен, но которые совершил?

Четкость. Одно слово Тамары — и ничего не осталось, кроме смятения.

Он почувствовал руку на своем локте и весь сжался.

— Рома, — сказала Тамара, — я сама не своя, не обращай внимания. Просто я подумала, что никуда они Леночку не отпустят. А я без нее не могу. И ты здесь не при чем.

Хорошо, что машина в это время остановилась — приехали. Р.М. отдал шоферу последнюю трешку и остался стоять на пустом тротуаре — Тамара уже была в палисаднике. Здесь, по небольшому пространству, отделявшему дом от проезжей части улицы, бродили, не глядя друг на друга, несколько девушек. Лет им было по семнадцать-двадцать. Одна, одетая почему-то в теплую, не по сезону, шубку, была совсем юная — лет пятнадцати на вид. Р.М. заметил, что на одном и том же месте, в полуметре от заборчика, каждая из них останавливалась, протягивала вперед руки и начинала что-то нащупывать в воздухе, будто здесь располагалась невидимая стена. Ощупывая преграду, девушки приближались друг к другу, пока их пальцы не соприкоснулись.

Сразу изменились выражения лиц: девушки улыбнулись, напряжение исчезло, они обнялись и стояли так, и о чем-то быстро заговорили, и странным был этот разговор, будто беседа пятиклашек, придумавших тарабарский язык и говорящих на нем, чтобы учителя не выведали их наивных секретов.

Удивило Романа Михайловича поведение Тамары. Она тихо присела на скамейку и внимательно слушала, будто понимала, даже кивала головой время от времени и шевелила губами.

Ведьмы на Брокене, — подумал Р.М., — судя по легендам, были активнее в своих оргиях. Может потому, что их было больше? Или легенды, как обычно, преувеличивают? Что случится, если он заговорит с кем-нибудь, возьмет за руку? Их нужно увести в дом. На улице люди. Девушки уже начали привлекать внимание.

Р.М. приблизился к ним и едва не упал от сильного толчка в бок.

— Ты что? — прошипела ему на ухо Тамара. — Не трогай!

— Нужно увести их…

— Не нужно, — сказала Тамара. — Они не поймут.

— С Леной тоже так бывало?

Тамара кивнула:

— Можно, конечно, потянуть волоком, но они будут сопротивляться.

— Почему — тут? — раздумчиво сказал Р.М. — Я думал, они соберутся около больницы.

— Ты знал, что… И знаешь? — Тамара вцепилась в его рукав.

— Ужасно, — сказал Р.М., — что они девушки, и напуганы, и ничего не понимают, и не могут толком запомнить. И не для них все это. Но так уж получилось… Природа, она не соображает в этике или морали…

Девушки, видимо, что-то услышали. Они повернулись к Роману Михайловичу, но смотрели не на него, а выше, но выше было только небо, совершенно ясное, без единого облачка. Девушки продолжали следить за движением чего-то невидимого, и сами медленно передвигались к заборчику, отделявшему палисадник от улицы. Самая младшая первой натолкнулась на забор и упала, а на нее повалились остальные, и все это происходило в молчании.

Р.М. и Тамара бросились к ним, но рядом неожиданно оказался старичок в шляпе, шляпа падала, он поднимал ее и только мешал своей суетой. Девушки не сопротивлялись, они просто не понимали, что нужно встать. Старичок охал и ахал, Тамара что-то сказала, и он отошел.

Девушки поднимались, улыбаясь друг другу, и осматривались по сторонам. Они вернулись.

— Приема сегодня не будет, — сказала Тамара старичку.

Р.М. понял, что это один из будущих клиентов пришел занять с утра очередь.

— А когда? — виновато спросил старичок, готовый униженно просить, чтобы его приняли именно сегодня и без очереди.

Тамара не ответила, обняла за плечи двух девушек, оказавшихся ближе к ней, и повела их к дому, остальные тихо пошли следом, не обращая внимания ни на Романа Михайловича, ни на старичка, который так и остался стоять у скамейки, провожая взглядом необычную процессию.

В квартире все было как вчера, Тамара провела девушек в гостиную, усадила на диване и в креслах, Роману Михайловичу места не осталось, и он встал у двери. Казалось, только теперь сами девушки впервые рассмотрели друг друга. Так, давно знакомые по переписке люди рассматривают черты лица, которые часто себе представляли и которые на самом деле оказались иными. Тамара тоже чувствовала себя неловко и, чтобы оттянуть начало разговора, принялась возиться на кухне, ставя на плиту чайник и что-то спешно доставая из холодильника.

— Девушки, — сказал Р.М., — что вам сказала Лена?

Все взгляды обратились к нему. Девушки рассматривали его так же пристально и молча, как до этого глядели друг на друга.

— Лена? — наконец прервала молчание самая старшая из них, девушка с тонкими восточными чертами лица, мохнатыми черными бровями и густыми, спадающими на плечи, волосами. Р.М. подумал, что это, скорее всего, Наргиз Касимова. — Лена? Надя, хотите вы сказать…

— Надя? — у Романа Михайловича стало сухо во рту. — Нет, я хотел… Надя ведь…

Девушки переглянулись, Наргиз грустно улыбнулась, ей очень шла улыбка, именно такая, грустная, как ноябрьский дождь, остальные серьезно смотрели на Романа Михайловича, даже самая младшая, похожая на Наргиз — ее сестра Рена, сбросившая шубку прямо на пол и оставшаяся в школьном платьице без передника.

— Надя, — повторила Наргиз. — А Лена ничего не успела сказать, ее усыпили. Она только позвала, мы пошли, и тут…

— Как позвала? — спросил Р.М., краем глаза заметив вошедшую в комнату Тамару.

— Обыкновенно, — пожала плечами Наргиз. — Я спать собиралась, а Надя сказала, что с Леной плохо…

Р.М. смотрел на Наргиз, пытаясь отыскать в ее словах если не логику, которой не было, то хотя бы намек на здравый смысл.

— Девочки, — Р.М. поднял руки вверх, — ну давайте по порядку! Ведь Наргиз Касимова, верно? А это ваша сестра Рена?

— А это Оля, — продолжила Наргиз, — и Света, и Алла, и Карина. А вы — Роман Михайлович Петрашевский.

— Откуда вы…

Девушки переглянулись, как заговорщицы, — так ему показалось, — и промолчали. Тамара все еще стояла у двери на кухню, что-то сопоставляя в уме.

— Наденька умерла, Наргиз, — сказала она, — а Леночка в больнице. И вы это знаете. И вы могли бы туда… Если бы сейчас кто-то вздумал вызвать скорую… Когда вы все там…

— Тетя Тамара, можно чаю? — попросила Рена. — Так пить хочется.

Тамара вздохнула и вышла, в сердцах загремев чем-то на кухне. Р.М. чувствовал себя полным идиотом, потому что новая информация ни в какие схемы не укладывалась, противоречила материализму и принять ее было нельзя. Мудрили девушки, сочиняли. Зачем?