Утёнок и Лебедь (СИ) - Ячменева Алена. Страница 51

«В детстве я была далеко не эталоном красоты, и ласковое прозвище Утенок даже использовали против меня с отсылкой на сказку о Гадком Утенке… – Камера вновь показала ее, она продолжала смотреть прямо и уверенно, но во взгляде чувствовалась грусть. – Меня не только дразнили Гадким Утенком, но еще и крякали вслед. – Она смущенно улыбнулась, будто искала у зрителя поддержки. – Я расстраивалась, плакала, – она отвела взгляд и нахмурилась, но затем снова посмотрела в камеру, – как и все девчонки подросткового возраста, неуверенные в своей красоте и привлекательности. Но благодаря тому, что меня окружали хорошие люди, которые поверили в меня, оказалась здесь, на конкурсе красоты. – И снова фотографии: она в окружении семьи, она на презентации с друзьями, она с одногруппницами на фото с первого сентября, ее совместное селфи со светловолосым парнем. – Я смогла поверить в свои силы, посмотрела на себя по-новому и оценила сильные стороны. А слабости… уверена, они есть у каждого».

Видео подходило к концу, и девушку вновь показали на экране. Выражение ее лица было странным сочетанием уверенности и растерянности, смелости и скромности.

«Эталоном красоты я не стала и сейчас, но считаю, что каждая девушка красива по-своему, каждая из нас может участвовать в конкурсе красоты и получать от этого удовольствие. – В ее рассказ вновь вставили короткое видео, на котором она кружилась на месте в желтоватом пальто и красных сапогах, волосы взметнулись в воздух, а улыбка на этот раз была искренней и радостной. Камера изобразила ее на фоне заката, яблони, большой тыквы и двух корзин, наполненных яблоками и декоративными подсолнухами. – Каждая девчонка мечтает победить в конкурсе красоты, – серьезно кивнула она, повторяя свою последнюю, но измененную фразу, хотя на самом деле ее слова были выдернуты из другого промежутка разговора, но зритель об этом не знал, знали только она и те, кто готовил видеоряд. – И я уже считаю себя победительницей, потому что смогла побороть большинство своих страхов. – Промежуток между фразами снова был склеен с помощью видео из пары секунд на фоне того же заката, где она продолжала дурачиться и улыбаться. Девушка начала говорить еще во время него, но закончила снова в студии: – Мой главный страх – это вернуться в школьную пору и встретиться лицом к лицу со своими обидчиками… М-да, именно с этим я буду бороться на следующем испытании».

«Двадцатая участница – Олеся Романова или, как мы ее знаем, Утенок! Поддержите смелую девушку, которая готова посмотреть своим страхам в лицо и считает, что не бывает некрасивых Утят!» – снова прозвучал голос Дана.

Видео закончилось портретом девушки с заигрывающим взглядом, короткой музыкальной заставкой и задорно подмигивающим мультяшным утенком.

Я пересматривала это видео уже, наверное, в сотый раз и все еще не могла соотнести девушку с видео с собой. Помнила, как снимался каждый кадр, узнавала ее лицо, одежду, манеру говорить, улыбаться, опускать взгляд, закусывать губу, но все равно не могла поверить, что это я.

Да, на видео она была не самой смелой, открытой, дерзкой, но все равно не такой, какой я ее знала. И даже то, что разрешила использовать этот материал, хотя было предложено переснять, тоже не было на нее похоже. Она, словно ныряя в прорубь, решительно сказала, чтобы публиковали то, что есть. Не стала искать отговорки, не дала задний ход. Только посмотрела раз на получившиеся кадры, еще не зная, как их будут использовать, кивнула и ушла.

И вот уже прошел четвертый день с момента публикации видео, закончилось голосование, обсуждения третьего испытания начали затихать, все разговоры в академии сконцентрировались на «Сильной» неделе, а я все еще сижу, пересматриваю видео и пытаюсь понять, что происходит.

А со мной явно что-то происходило. Изменения коснулись не только окружающего мира. Что-то творилось и внутри: внутренние барьеры пропадали, рушились воздвигнутые плотины, меня охватывали ранее скованные льдом непривычные эмоции. Я словно с огромным трудом выходила из зимней спячки, поднимала голову к солнцу, превозмогая режущую боль в глазах, смотрела на яркие лучи и разводила руки в стороны, наслаждаясь теплом.

Со мной что-то происходило. Я чувствовала, что это что-то хорошее, хотя мне до сих пор было и страшно, и больно. Но я, сцепив зубы, шагала вперед.

– А вот и мы с самым черным кофе для самого черного дельца, – пропела воодушевленная задуманным Кристина.

Я, Максим, Денис, Паша и Настя дожидались ее около моего дома, заняв одну из скамеек бабушек, которые прятались от осенних холодов в квартирах.

– Не нравится мне эта затея, – недовольно ворчал Лебедь, единственный топчущийся вокруг нас.

Я пыталась не думать о том, что вскоре мне предстоит сделать, пересматривая видео раз за разом. Рядом со мной пристроилась Настя, которая крепила к моему пальто микрофон. Денис помогал ей, проверяя слышимость с помощью ноутбука и наушников. Паша отвечал за картинку и настраивал камеру, оператором которой на этот раз отказался быть Максим.

Творцом идеи на моем четвертом испытании выступала Кристина, а не Лебедь. Последнему же затея подруги не нравилась. Однако Назарова настояла на своем, как и Настя, которая в первый день после публикации интервью подбежала ко мне встревоженная и взбешенная одновременно:

– Что значит «дразнили» и «крякали»? Реально крякали? Это как вообще?.. Типа травили? – поинтересовалась она, возмущенно взвизгивая, а потом выдавая витиеватую конструкцию из матерных слов. – Мою младшую сестру травили в детском саду из-за слухового аппарата. А это совсем не смешно, это болезнь. Ублюдки… Ненавижу таких уродов, которые считают себя выше других. Поэтому я в деле.

Я тогда не сразу поняла, о каком деле она говорит – все еще была под впечатлением от своего интервью. Но вскоре поняла. Под «делом» она подразумевала мою обещанную борьбу со своими обидчиками. И почему-то она, как и Кристина, решила, что это будет месть.

– Мелкое хулиганство, – хмыкнула Назарова, щурясь от лучей солнца вместе со мной. – Я думала, тебе, наоборот, понравится.

Назарова впечатлилась ничуть не меньше Насти и моей истерикой, и содержанием интервью, которое видела в полном варианте, а не в укороченном, которое в итоге опубликовали. Особенно ее зацепило после того, как они с Лебедем отправились провожать меня домой, и Максим выпытал почему во время презентации и нападения Миланы я обрадовалась, что кофе не оказался на мне. Я рассказала историю с томатным соком и маминой кофтой, и Кристина сразу заявила, что «этому ублюдку надо отомстить», и не придумала ничего лучше, чем облить его чем-нибудь в ответ.

– В целом я не против и крупного хулиганства, – напряженно ответил Лебедь, и я почувствовала, как он с опаской смотрит на меня. – Но давайте без Олеси.

– Мне это тоже не нравится, – поморщился и Денис, отодвигая один из наушников в сторону затылка, чтобы слышать нас.

– Давайте ему рожу начистим и все, – предложил Паша.

– Ой, нашлись тут чистильщики, – пренебрежительно откликнулась Кристина, отряхивая невидимые пылинки с плеча Лебедя. Тот обиженно дернулся и отошел от нее в сторону. – Лесе надо самой с ним разобраться, – заявила она и торжественно передала мне большой стакан с кофе.

Я его приняла дрожащей рукой, не сказав ни слова. Мне тоже не нравилась ее затея. Она казалась агрессивной, картинной, неискренней. Не хотелось уподобляться Кириллу, обливать его кофе, снимать это и выставлять на всеобщее обозрение его унижение. Мне было противно. Но Кристина настаивала, что если я не дам ему достойный отпор, то так и буду страдать из-за прошлого и никогда не смогу смириться и отпустить. Я пыталась ей верить и убеждать себя, что это надо сделать, чтобы спокойно жить дальше.

– К тому же это отличный ход для конкурса. Вокруг Леси нужен скандал, иначе не видать нам победы, как своих ушей, – назидательно заметила Кристина.

– Мне она не особо и нужна, – пробормотала, но она сделала вид, что ничего не услышала.