Научу тебя плохому (СИ) - Победа Виктория. Страница 17
— Я не…
— Ты точно дура.
Вздрагиваю, от произнесенных им слов становится до ужаса горько и обидно, настолько, что в саднящем горле встает огромный ком, а на глаза наворачиваются слезы. Зачем быть таким грубым? Чем я это заслужила? Ничего плохого ведь не сказала. Отворачиваюсь, устремляю взгляд в закрытое окно, напоминая себе дышать, чтобы позорно не расплакаться. Наверное, я просто устала, от всего этого устала, от жизни своей бестолковой, от злых людей, совершенно не задумывающихся о чувствах других, от неизвестности, ждущей меня в ближайшем будущем, и от одиночества этого беспросветного.
— Есь, — уже спокойнее произносит Марк.
— Нет, я не дура, просто я привыкла к тому, что за все надо платить, — наконец набравшись сил, поворачиваюсь к парню, смотрю ему в глаза, — и платить я лучше буду деньгами, и…
— Прекращай, я понял, хватит нести чушь. Какими деньгами, Еся, я видел этот сраный конверт, там нихрена нет.
— Есть.
— Ты поняла, о чем я. Там слишком мало, чтобы этого хватило хоть на что-то.
Ничего не говорю, жду, пока он продолжит, или уйдет.
— Что ты собиралась делать? На те деньги, что у тебя есть, даже с учетом тех, что ты оставила мне, этого хватило бы едва ли на месяц в какой-нибудь задрипанной коммуналке.
— У меня есть работа…— запинаюсь, вспомнив, что уже вообще-то нет, — точнее была.
— То есть сейчас нет?
— Я найду другую.
— А с прежней что? С супермаркетом?
Кажется, в этот момент я слышу звон собственной отвалившейся челюсти.
— Не надо на меня так смотреть, я тебя не сразу узнал, но узнал. Ты мне брюки, между прочим, испортила, — я не могу понять, шутит он, или всерьез все это произносит, пока наконец не понимаю, о чем он толкует.
Тот мужик с утра в супермаркете!
— Это…это был ты? — смотрю на него ошарашенно. Так вот, почему он показался мне знакомым, как только открыл дверь. Правда, сейчас он все же выглядит иначе. Волосы уложены, лицо гладко выбрито.
— Я, — кивает.
— Прости, сколько…
— Если ты сейчас спросишь, сколько мне должна, честное словно, Еся, я тебе клянусь, я перекину тебя через колени и отшлепаю по заднице.
Застыв с открытым ртом, я пялюсь на Марка, не решаясь продолжить. Он серьезно это произнес?
— Так что с работой? — продолжает, как ни в чем не бывало.
— Уволили, — отвожу взгляд. Почему-то становится стыдно.
— За что? Из-за меня? — кажется, в его голосе появляются беспокойные нотки.
— Нет, — качаю головой, — просто так совпало.
— А деньги в конверте, я полагаю, расчет?
Киваю в ответ.
— Почему так мало? Даже для такой работы в нашем городе это мало.
Не отвечаю. Зачем он вообще в это лезет?
— Еся, я жду, — продолжает этот тиран доморощенный.
— Да какая разница! — взрываюсь, не выдержав. — Это не имеет значения, заплатили и ладно.
— Напомнить, что я говорил о спорах? — вот сейчас он меня пугает, потому что глаза его снова становятся пустыми и холодными, голос леденеет. — За что тебя уволили и почему так мало заплатили?
— Потому что я неофициально работала, и жила в коморке при супермаркете, а еще молоко, которое я на тебя вылила, тоже денег стоило. За вычетом всего спасибо, что хоть что-то получила. Доволен?
— Не совсем, — он говорит спокойно и в тоже время пугающе, есть что-то в его интонации, что-то, что заставляет вздрагивать при каждом его слове. — Почему ты работала неофициально?
— Это не важно.
— Еся!
— Хватит! — огрызаюсь, сама себя не узнавая. — Так было нужно и это только мое дело!
Одарив меня злобным взглядом, он встает, забирает у меня столик, но вопреки моим надеждам, из комнаты не уходит, просто убирает столик на стол, и возвращается на кровать. Садится ближе, чем прежде, пальцами обхватывает мой подбородок, не больно, но сильно, и поворачивает голову к себе.
— Если я спрашиваю, значит важно.
— Я не хочу об этом говорить, понимаешь, и не буду.
— Ладно, мы к этому вернемся.
— Нет, — произношу твердо. — Я найду работу и…
— Работа у тебя будет, отсюда ты не съедешь, все понятно?
— Я… Какая еще работа? Я не буду, я…
— Прекращай молоть чушь. У меня поработаешь, на складе, ничего сложного, будешь пикать штрих-коды на коробках сканером и вбивать нужные данные в компьютер.
Всматриваюсь в его лицо и не могу понять, насколько он серьезен.
— На каком еще складе?
— Увидишь.
— Но…
— Тебе обязательно нужно поспорить, да?
— Зачем ты все это делаешь?
— Что это?
— Вот это, — выдыхаю шумно. — Селишь меня у себя, работу предлагаешь? Зачем? И что ты попросишь взамен?
— Если ты боишься, что я заставлю тебя со мной спать, то нет, не заставлю.
Хочу ответить, но в этот самый миг Марк наклоняется к моему лицу, вскидывает руку и подцепив указательным пальцем мой подбородок, проводит большим по нижней губе. Пристально наблюдает за своими же действиями, а потом произносит тихо и хрипло:
— Если сам не захочешь, конечно.
Я, словно от морока очнувшись, отстраняюсь резко.
— Не захочу.
Марк не отвечает, только усмехается и встает.
— Отдыхай, Есь, — забирает со стола посуду и столик, и направляется к двери, — таблетки на столе, чаем запьешь, и этому своему, важному, напиши, может ответит.
Прежде чем я успеваю хоть что-либо произнести, он выходит из комнаты и прикрывает за собой дверь, оставляя меня в полном недоумении и с кипящей от переполненной новой информацией головой.
Некоторое время я еще пытаюсь переварить его слова, но в конце концов решаю подумать об этом утром.
Вздохнув, снова беру телефон. Новых сообщений, как и ожидалось, не обнаруживаю, а потому пишу сама.
Серая мышь 20:42
«У тебя все хорошо?»
Отправляю, ругая себя за тупость. Нет бы придумать что-нибудь поинтереснее. Пялюсь в экран, словно от того, что я буду на него таращиться что-то изменится. Естественно, ничего не происходит, ежика просто нет в сети, и сообщение мое он не читает.
Проходит почти двадцать минут прежде, чем я отправляю второе сообщение.
Серая мышь 20:58
«Я тебя чем-то обидела?»
Ответа снова не получаю.
И теперь действительно начинаю волноваться. Я просто не знаю, что думать. Это же апогей абсурда. Хочется написать больше, но страх показаться слишком назойливой меня останавливает, и я просто набираю последнее короткое сообщение.
Серая мышь 21:07
«Напиши мне, когда у тебя будет время, чтобы я знала, что все хорошо. Доброй ночи, Ежик»
Выхожу из чата, убираю телефон под подушку и, укрывшись с головой, решаю, что нужно поспать.
Продремав недолго, просыпаюсь от нестерпимого, промозглого холода. Меня знобит так, что зуб на зуб не попадает. Понимаю, что поднялась температура. Со мной всегда так было, стоило только заболеть, как температура к ночи резко возрастала, со всеми вытекающими последствиями. С трудом заставив себя выбраться из-под одеяла, подхожу к столу и, отыскав на нем купленные днем таблетки, достаю одну и проглатываю, запивая чаем. Главное сбить температуру, а дальше полегчает. Возвращаюсь в постель, накрываюсь одеялом и сворачиваюсь в клубочек, прижав колени к груди. Как ни стараюсь уснуть, ничего не выходит, одеяло не греет, тело бьет озноб, на лбу выступает холодный пот и стекает на подушку. Мне холодно, очень холодно, настолько, что я начинаю дрожать всем телом, не в состоянии хоть немного согреться. В конце концов понимаю, что не могу так больше. Встаю с кровати и, завернувшись в одеяло, выхожу из комнаты и направляюсь к комнате Марка. Набрав в грудь побольше воздуха, заношу руку и стучу в дверь.
По ту сторону раздается шорох и громкие шаги, а следом дверь открывается, и передо мной предстает Марк.
И он снова без футболки. Наверное, мне уже стоило привыкнуть.
А еще я впервые за два дня вижу его в очках. И стоит признать, они ему идут, очень идут. На какое-то время я даже забываю, зачем пришла, просто пялюсь на Марка, пока он не начинает говорить.