Научу тебя плохому (СИ) - Победа Виктория. Страница 21

И вот сейчас, стоя напротив Марка с весьма провокационным предметом в руках, я очень и очень жалею о том, что не осталась дома, что не подумала, не взвесила.

— Но это же… — я даже не знаю, что сказать, у меня просто язык не поворачивается.

Да что там говорить, я даже посмотреть на Марка не могу, потому что стыдно, так стыдно, что я была бы рада на месте провалиться.

Он наклоняется ко мне, слишком близко, непозволительно просто. Горячее дыхание опаляет кожу уха, а следом раздается тихий, вкрадчивый шепот:

— Что, Еся? Это всего лишь вибратор. Никогда не пользовалась игрушками для взрослых? — он хмыкает, отодвигаясь. Марка эта ситуация явно забавляет.

А я качаю головой, не понимая, зачем вообще отвечаю на этот дурацкий вопрос.

Конечно, я ничем подобным не пользовалась. Господи, да я даже не знаю, как работает эта штука. Это же ужас какой-то, глупость несусветная.

— Нет? — он усмехается. — Это бизнес, Еся, и весьма прибыльный, и раз уж ты такая неискушенная, можешь выбрать себе подарок.

Наверное, в этот момент я выгляжу очень и очень глупо, потому что Марк внезапно начинает хохотать, как припадочный. И нет, это не наигранный смех, не притворство, он действительно откровенно надо мной ржет.

А у меня нет ни одного приличного слова, а неприличные я в своей лексике не использую, а потому я молча стою, вытаращив глаза на заливающегося смехом парня и даже не знаю что лучше, — послать его куда подальше или просто стукнуть штуковиной, что у меня в руках находится.

Да я же… я.

Какой подарок? Какие игрушки для взрослых? У меня на лице написано, что я их видеть не видела в жизни своей.

И я ведь понимаю, действительно понимаю, что он делает. Вот только не понимаю зачем. И, если я сейчас откажусь, то буду выглядеть еще глупее прежнего.

— Мне не нужны такие подарки, — произношу, когда, наконец успокоившись, Марк стирает с глаз выступившие на них слезы.

— Почему нет? — наклоняет голову в сторону, явно имея цель смутить меня окончательно.

— Незачем, — пожимаю плечами, стараясь говорить как можно ровнее.

Нужно успокоиться, ведь он просто на просто выводит меня на эмоции.

— Всем нужно иногда расслабляться, Еся, — он делает шаг ко мне, вынуждая меня отступить, попятиться.

— Мне не нужно, — отхожу назад по мере наступления Марка.

— Да? Что-то мне слабо верится, — он улыбается хищно, в глазах отражается хищный блеск.

— А… а может я фригидная, — я сама от себя подобных слов не ожидаю, просто выплевываю первое, что приходит в голову и вскрикиваю, когда, сделав резкий выпад, Марк подхватывает меня за талию и сажает поверх какой-то коробки у стены.

— Фригидная, значит? — шепчет, наклонивших к моему уху. — Это можно проверить.

И вот сейчас я должна запаниковать, как это всегда бывает, но почему-то не паникую. Наоборот, прыснув, вдруг начинаю смеяться, да так, что остановиться не могу.

Странная, совершенно иррациональная реакция. Как я вообще умудрилась ляпнуть что-то подобное? Фригидная? Да я даже слов таких никогда не знала. А может так выглядит истерика?

Марк сначала смотрит на меня удивленно, явно не ожидая от меня подобной реакции, а потом расплывается в улыбке и костяшками пальцев касается моего лица.

— Ты красивая, Есь, тебе говорили? — произносит хрипло, с надрывом каким-то. Больше не улыбается, смотрит серьезно, напряженно даже. И мне тоже уже не смешно, совсем не смешно.

К чему он это?

Откладываю в сторону сомнительную штуковину и упираюсь ладонями в широкую грудь парня, качаю головой и пытаюсь оттолкнуть, а он только сильнее ко мне прижимается, ближе. Запах его парфюма ударяет в ноздри, что-то интересное, с цитрусовой ноткой и легким, едва заметным табачным шлейфом и я невольно втягиваю носом аромат. Такой знакомый, родной. Такой у папы был. На глаза как-то сами собой наворачиваются слезы, а ведь это просо запах, просто чертов запах!

— Есь? Ты чего? Да что за реакция у тебя такая? — заметив мои слезы, Марк отступает, берет меня за подбородок и себе в глаза смотреть заставляет. Глядит на меня озадаченно, челюсти сжимает так, что на острых скулах начинают играть желваки.

А у меня ком поперек горла встает и никак не двигается, слова застревают. Не могу, просто не могу. Отталкиваю парня, остервенело мотая головой.

— Успокойся, слышишь? Я не собирался ничего делать, я просто пошутил, Есь, неудачно пошутил.

Он говорит, шепчет, голос у него такой обеспокоенный.

— Де…дело не в тебе, — произношу заикаясь, тихо, едва слышно. — Я просто вспомнила, — всхлипываю, моргаю часто, чтобы окончательно не расплакаться.

— Вспомнила что, Есь? Кто тебя обидел?

— Нет… просто, просто ты пахнешь как, — сжимаю пальцы на его кофте, наверняка царапая кожу сквозь не слишком плотную материю.

— Как кто? — спрашивает нетерпеливо.

— Как папа.

Марк прекращает напирать, просто смотрит, внимательно, хмуря лоб.

— Папы больше нет? — интересуется осторожно.

— Нет, — качаю головой.

Он кивает, ладонью моей щеки касается, проводит пальцем по скуле, стирая дорожку слез.

— Не думай об этом, давай лучше ассортимент изучать, тебе с ним работать, — подмигивает мне и отходит назад.

В каком смысле изучать? Смахиваю с лица слезы, и соскакиваю с коробок.

— Но ты сказал, что нужно только сканировать и забивать информацию в компьютер.

— Сказал, — соглашается, — но ты все равно должна знать, с чем мы работаем, на случай форс-мажора.

— Какого еще форс-мажора?

— Разного, Еся, разного. Все, не болтай, сюда иди. Или ты передумала может?

Щурится хитро, скалится, на меня с интересом смотрит. Гад. Да черта с два!

Я трусиха, конечно, и мне всегда проще было голову в песок зарыть и сделать вид, что ничего не происходит, а после смерти родителей эта моя особенность и вовсе усилилась в разы, но сейчас… сейчас мне просто на зло хочется показать, что ничего у этого гада не выйдет.

— Не передумала, просто это неожиданно.

— Ну тогда давай смотреть.

Он какое-то время осматривается, переводит взгляд с одних коробок на другие. Я все это время жду, пока Марк вымолвит хоть слово, жду молча, уговаривая себя держать лицо. А у самой ладошки потеют и щеки краснеют, потому что как представлю себе, что мне предстоит обсуждать и «изучать», так сквозь землю провалиться хочется.

Очень сильно хочется.

А потому я продолжаю твердить себе, что так надо, что не самый это плохой вариант и вообще, мне, можно сказать, повезло. Склад, пусть даже таких специфических товаров, — это же просто подарок. Ни с кем не нужно говорить, никого не нужно видеть, тыкай себе на кнопочки, да распаковывай коробочки. И не нужно постоянно по сторонам озираться, оглядываться, не нужно прятать лицо за волосами, опасаясь встретить знакомых. Так что это хорошо, что так получилось, а к ассортименту и привыкнуть можно. Чего уж.

— Так, пожалуй, начнем вот с этого угла, — Марк тыкает на гору коробок в дальнем левом углу, а потом берет меня за руку и словно куклу тряпичную, тащит в нужную сторону. — Здесь у нас вибраторы, — продолжает серьезно, но я-то знаю, знаю, что он, гад такой, потешается.

— А зачем так много?

— Ну во-первых, они все разные, — отвечает непринужденно, — а во-вторых, это самый ходовой товар.

Господи, я что серьезно это слушать собралась?

— Здесь они все расположены по порядку, то бишь по назначение и виду. В общем-то на коробках есть картинки, но запомнить тебе все же придется, потому что иногда работать нужно быстро.

Я осматриваю огромное количество коробок, и очень слабо себе представляю, как вообще можно запомнить хотя бы половину имеющегося ассортимента.

— Так вот, — тем временем продолжает Марк, словно не замечая моего смятения, — что касается видов, как я и сказал, они разные бывают, самые ходовые вагинальные, анальные и клиторальные, еще есть более специфичные, например, для двойного проникновения, ну это если хочется острых ощущений, а еще, вот, — он берет одну из коробок и вручает ее мне, — это для ношения, я их повседневными называю, — добавляет Марк с видом профессора Йельского университета.