Твой пока дышу (СИ) - Семакова Татьяна. Страница 38

– Побереги силы, – рычит, одним резким движением рук сдёргивая лямки платья вместе с бюстгальтером.

Жёстко стискивает грудь, напирает сверху, давя на рёбра и припечатывая меня к кровати. Захватывает губами один сосок, посасывая и весьма ощутимо прикусывая. А в моей голове такая неразбериха, что даже не знаю, что чувствую. Точнее, никак не могу понять, какая из эмоций преобладает. Оторопь от него берёт, но и возбуждением неминуемо захлёстывает.

На столько закружило вихрем его неоднозначного признания, на столько импульсивно отреагировало тело на откровенно хамские замашки, что я пропустила момент, когда он выдернул ремень из брюк и пропустил в петлю мои беззащитные запястья.

Эта игра мне никогда на нравилась.

– Что ты делаешь?! – возмущённый возглас разбивается о его молчаливую усмешку. – Паш, перестань! К чему это?

– А у меня пара не выполненных пунктиков, – посмеивается, туго заматывая руки и задирая их над моей головой. – Пристёгивать не к чему, но, если опустишь, переместимся к батарее. Ясно?

– Да что за бред… – фыркаю нервно, тут же ослушавшись приказа.

– Как там у тебя? Я предупредил.

Хватает за ремень, натягивает, и я тут же молю пощады:

– Нет, нет! Не хочу на пол, не надо, тут…

Внезапно пробивает осознанием, что ему это жизненно необходимо. Доминировать после слабости, давить своим физическим превосходством, просто почувствовать себя мужчиной. Быть сильным, властным, дерзким, компенсировать.

…Принимаю.

Вновь облизываю высушенные диким накалом губы. Не понимаю, что он задумал, как намерен издеваться, но вопреки здравому смыслу испытываю нездоровое сексуальное влечение. Каждое его прикосновение словно электрический разряд по самым уязвимым местам. Каждый невнятный стон проникает в самые глубины. На волю ошалело рвутся все потаенные желания.

Быть его.

Быть в его власти.

Не управлять, не иметь даже возможности.

Покорность по всем фронтам. Что бы там за больные фантазии в его мозгу не разгуливали. Как бы больно не было.

– Будет… жёстко? – пытаюсь хоть как-то подготовиться, инстинктивно сдвигая ноги. Инстинктов моих первобытных в тот момент хватает лишь на мысль, что делаю я это вполне осознанно и с одной лишь конкретной целью. Чтобы дерзким повелительным движением развёл в стороны, заставив почувствовать себя слабой и покорной.

Господи, да я, оказывается, та ещё извращенка…

Молча разрывает все оставшиеся на мне тряпки. Треск в ушах стоит, грешным делом, начинаю думать, что он в меня не свой член, а резиновый вгонит, или оба, но он не делает ни того, ни другого, ни третьего.

Пока я соображаю, разочаровывает меня этот факт или, всё же, радует, он наклоняется к моему лицу и нежно целует. На столько чувственно, что на контрасте разрывает, стон из груди рвётся, но я стоически держу марку. Зачем? А чёрт знает. Наверное, так до конца и не поверила в искренность его слов. Развезло, поплыла, конечно, как не поплыть, но подсознание в какой-то момент попыталось протолкнуть мысль, воспоминание, идущее вразрез с его словами. Попыталось поймать на лжи.

Позже осмыслю, всё потом.

Сейчас я каждой клеточкой своего тела хочу продолжения пытки.

Да-а-а… хочу. Вне всяких сомнений. И не просто хочу – отчаянно желаю. Жажду. Предвкушаю.

Мечтаю увидеть его другим. Максимально уверенным в себе, максимально раскрепощённым, идущим за своими сексуальными фантазиями, а не на поводу у моих. Строгий ошейник теперь на мне, но задыхаюсь я только страстью.

– Ведьма ты моя сладкая, ебать тебя не переебать… – тарабанит мне в лицо, схватив одной рукой за лицо, впиваясь пальцами в щёки. – Понятно теперь, почему ведьма? Понятно тебе? Два года в агониях и вдруг ты… один взгляд и мне крышка. Один, – влажный поцелуй в губы, – взгляд, – рука, на локоть которой он опирается, ложится на мою грудь, до боли сжимая сосок, – и я воскрес, – левая свободно перемещается по животу прямо в промежность, полностью захватывая половые губы и мягко стимулируя клитор большим пальцем.

Шумно выдыхаю и прикрываю глаза. Пытаюсь напомнить себе образ грудастой администраторши, но не могу даже с точностью сказать, какого цвета были её волосы. Кажется, блондинка. Кажется, плевать.

На собственные увещевания, на страхи, на сомнения. На всё, что не его грубые руки на моём разгорячённом теле. На всё, что не его ласковые поцелуи на губах.

Остатков мозга хватает лишь на то, чтобы контролировать голосовые связки. С трудом, с надрывом пересохшего от тяжёлого грудного дыхания горлом, но получается. Тщетно пытаюсь набрать слюны, тянусь к его поблёскивавшему рту как к единственному источнику влаги, но этот стервец намеренно скользит вниз, по шее, зализывая с каким-то животным остервенением.

– Да что ж ты вытворяешь… – бормочу, спину выгибаю, так хочу его коснуться, что ладони зудеть начинают.

И, странным образом, именно это ощущение занимает лидирующие позиции, враз опережая соперников. В голову врываются флешбэки из прошлого и мозг бросает все ресурсы на их осмысление. Тогда, два года назад, когда он точно так же задирал мои руки, когда лишал возможности ощущать его, когда держал дистанцию, что это значило? Разве не должно быть внутреннего магнита? Разве не единственное желание влюблённого быть как можно ближе к объекту вожделения? Разве не сводят с ума ответные ласки?

Врёт! Всё врёт! Каждое слово!

Стремительный возврат от любимой к куску мяса мгновенно отрезвляет. Всё ещё горю, всё ещё хочу его, возжелаю, изнываю, но лишь физическая оболочка участвует в процессе. Мощная пощёчина, прямой точный выстрел в самое сердце, подлый удар под дых.

Зажмуриваюсь.

Выгибаю спину дугой, вжимаясь позвонками в упругий матрас.

Пропускаю сквозь каждую мышцу всё нахлынувшее разочарование.

Не знаю, о чём он говорил, но это точно не любовь. Похоть – да. Абсолютное единение тел и ничего общего с тем, что я успела себе вообразить.

– Что там в твоей голове… – шепчет мне на ухо и я разворачиваюсь к нему, сталкиваясь носами. – Что, Линда? – сипит, тараня своим лбом мой. – Что? Пусти хоть на минуту, хоть на секунду, блядь, в свой мир дай проникнуть, не понимаю я, не понимаю… горишь же вся, полыхаешь, течёшь… что не так?

– Руки… – вымучиваю неожиданно жалостливо.

– Больно? Туго? Что-о-о?! – ревёт медведем, несильно прикладывать своим лбом об мой, как будто в самом деле пытается пробить твёрдую черепушку, все преграды смести на пути к моим мыслям.

А там одна. И ей я готова поделиться.

– Зачем?..

– Хватает наглости спрашивать? – гневается, отстраняясь, чтобы уничтожить дополнительно ещё и взглядом.

– Хватает, Паш, хватает, – выдаю нервной дробью, всё ещё надеюсь на что-то, моргаю часто: тяжело его взгляд выдерживать, но продолжаю таращиться и тараторить, – мне надо знать, вопрос прямой задала, ответь!

– Чтобы не трогала меня! Не касалась чтобы! Полыхаю я от твоих ласк, от прикосновений твоих, полыхаю и подыхаю! Подыхаю, Линда! Подыхаю, мать твою! Лежи так! В сознании хочу остаться! – выталкивает резко, с расстановками, чтоб дошло, видимо. – Ясно тебе? В грёбаном сознании! Не успокоишься, пока не признаюсь? Пока в копилку к остальным не положишь? Хер тебе!

В изумлении пошире распахиваю глаза. Сердечко долбашит неистово, трепыхается в груди, вырваться пытается, чтоб самому его обнять, чтоб поглотить ответным чувством, но я лишь накидываю удавку своих рук ему на шею и шепчу в губы:

– И всё?

– И всё, – выдыхает жаром лютой безнадёги, закрывая глаза в ожидании, но я медлю, пропуская пальцы через его волосы, погружаясь, по ощущениям, сразу в мозг. – Целуй уже, ведьма... Целуй, сладкая, топи в своём яде, я без него уже давно жить не могу…

Щемит в груди. Гнусно грызёт под рёбрами, сковывая движения. Сама себе не признаюсь, но жалко его. Его, себя, нас. Конечно, жалко… как иначе?

На микрочастицы распадаюсь, чуть только касаюсь его губ своими. Растворяют в нём, в этом едва ощутимом контакте. Гуляют по телу разряды, дают искры, воспламеняют ткани, поджигают внутренности, в голове праздничный салют разрывается, фейерверк гормонов, фестиваль блудливых мыслей.