Эксперимент (СИ) - Юнина Наталья. Страница 61

Тяну руку к Славиной груди и провожу по коже. Блин, куда я его только не лупасила. Надо отдать должное этому мужчине, он, в отличие от меня, обладает недюжинным терпением.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍– Я тебя не очень больно била?

– Почти массаж.

– А если серьезно?

– Если бы было не терпимо, я бы тебя остановил.

Смотрю на его лицо и только сейчас понимаю, что выглядит он очень уставшим. И щетина отросла гораздо больше, чем обычно. Но при этом он все равно непозволительно хорош.

– Не устраивайся пока на работу. Давай махнем на море через пару-тройку недель? – Боже, да я бы хоть сейчас свинтила с ним куда угодно. Да вот только совесть не позволит, когда Миша в таком состоянии. – Точнее, когда твой брат придет в норму, – тут же добавляет Слава, видимо узрев на моем лице озадаченность. – Хорошо? – смотрит на меня выжидающе. Я бы могла в очередной раз встать в позу и спросить откуда он знает про то, что я ищу работу, но портить сейчас едва возникшее перемирие совсем не хочу. Вместо ответа киваю, как болванчик, закрыв глаза.

Мне сейчас так хорошо и спокойно, что я бы так и заснула полуголой на этом сиденье. Жуть как не хочется возвращаться в реальность.

Нехотя открываю глаза, смотря на то, как Слава проводит кончиками пальцев по моим приведенным к животу ногам.

Разве еще несколько месяцев назад я могла себе представить, что буду спокойно лежать при мужчине, сверкая не только обнаженной грудью, но и своими шрамами, при этом не чувствуя никакого дискомфорта? Смотрю на рубцы и до меня только сейчас доходит, что я вообще о них забыла. Офигеть.

– Слава? – вновь нарушаю затянувшуюся тишину.

– Ммм?

– Отвезешь меня домой?

– В смысле отвезу? Здесь переночуешь.

– Ты всерьез думаешь, что я останусь у тебя в доме, когда твоя мать, возможно, видела, как мы деремся на улице?

– Да плевать. Скажу, что мы играли в снежки.

– Очень смешно. А стоны из гаража ты как объяснишь? Машину чинили?

– Никак. Я нахожусь в своем доме и никому ничего объяснять не обязан, – совершенно серьезно произносит Архангельский, потянувшись за моей одеждой.

Одеваться при нем совсем не напряжно, но вот, когда я поднимаю колготки, вижу, что он еле сдерживается.

– Так надо было, – зачем-то произношу я. – Это закон подлости. Если бы я оделась красиво, как в прошлый раз, все закончилось бы плохо. Так всегда. Это знаешь, как выходишь в магазин ненакрашенной, с немытой головой, так всех знакомых встретишь. А как выйдешь красивой – так фиг. Так и тут, надел что-нибудь стремное, типа рваных трусов – будет секс. Ну а я решила с колготками. И, видишь, сработало.

– Не иначе, как волшебство, – насмешливо произносит Слава, накидывая на меня куртку.

– Оно самое, – тянусь за сумочкой, и Слава тут же берет меня за руку.

– Может, я все-таки поеду домой?

– Нет, – безапелляционно произносит он, не выпуская из своей ладони мою.

Когда открылась дверь гаража, я конкретно струсила. Боже, какой позор, все в курсе, что мы тут делали…

– Стой. Я не люблю извиняться и признавать свою неправоту. Ну, в общем, извини за то, что было на улице. За губу нет. Это тебе за то, что ты мне лапшу на уши вешал про невесту.

– Это все?

– Нет. Еще я не скучала по твоему члену. Я скучала по тебе. В смысле, по тебе с членом.

– Следующим пунктом будет признание в любви или предложение сделать минет только, чтобы не выйти наружу? – да хоть бы и так. Эх.

– Пфф… конечно, нет, – как можно беззаботнее произношу я, а у самой же от страха трясутся поджилки.

– Ну слава Богу, а то я уж подумал вызывать скорую. Не дрейфь.

Я не помню, как мы вышли на улицу и попали в дом. Тупо смотрела только под ноги, молясь не встретить Славину мать. Я хотела поскорее спрятаться в спальне Архангельского, но он ведет меня на кухню.

– Возьмем с собой еды в спальню. Я жутко голоден. Только не говори, что ты не хочешь есть. Ни за что не поверю.

Самое удивительное, что от страха быть замеченной его матерью, я и вправду не хочу есть. Но это ровно до того момента, пока Слава не начал доставать из холодильника еду. Мясная тарелка, сыр, остатки какого-то аппетитного пирога вызывают обильное слюноотделение.

– Возьми вино на верхней полке и бокалы, – указывает взглядом на винный шкаф. Сам же загружает руки едой. Да, жизнь определенно налаживается.

Беру вино вместе с бокалами и иду вслед за Славой. Только на середине лестницы он стопорится.

– Штопор забыли. Возьмешь?

– Ага.

Возвращаюсь на кухню, беру необходимую вещицу и аккуратно прохожу в гостиную. Я всегда любила животных. Только ни разу не испытала на себе счастье иметь домашнего любимца, ибо Миша запрещал. Сейчас, смотря на перекрывшую мне путь кошку, судя по розовому колокольчику, висящему на тоненьком атласном ошейнике, моя любовь не настолько крепка, как казалось, ибо мне страшно. Животное смотрит на меня, мягко говоря, с агрессией и начинает шипеть. Откуда она вообще здесь взялась? С кладбища домашних животных? Судя по оскалу, точно оттуда. Слава говорил только про собак его матери. Хотя, эта киса и сойдет за трех собак.

Аккуратно отступаю в сторону и в этот момент она запрыгивает мне на джинсы, больно вцепившись в ногу. Из-за того, что руки заняты, я совершенно не понимаю, как отодрать ее от себя. Дергаю со всей силы ногой, но тщетно. Меня начинает накрывать паника, особенно, когда эта тварь смыкает свои челюсти на моей ноге. Ничего не придумав, бью наотмашь бокалом по ее голове. Зубатая отключается, и я наконец скидываю ее со своей ноги.

– Пиздец, – еле дыша произношу я и в этот момент понимаю, что не одна в гостиной. То, что Слава спускается по лестнице фигня, а вот то, что в нескольких метрах от меня стоит женщина с зафиксированной рукой – полное попадалово. Кошка-то, понятное дело, ее. Поправочка, походу мертвая кошка.

Уважаемые телезрители, мы прерываемся на срочные новости из дома Архангельских, где шестидесятилетняя женщина забила загипсованной рукой до смерти двадцатиоднолетнюю девушку, которая, в свою очередь, избила и надругалась над ее тридцатидевятилетним сыном и нанесла тяжкие телесные повреждения ее кошке, повлёкшие за собой смерть последней. Да, да, примерно так и будет. Джимми, Джимми ача ача…

Глава 39

Ощущения сейчас такие, словно я вернулась на несколько месяцев назад и, будучи в алкогольном дурмане, разобрала не один унитаз, а десятки. Ну и стены… ох, сколько же стен я сейчас разукрасила томатным соком? Сотни! Тогда я определенно чувствовала себя менее позорнее, чем сейчас. Может, снова притвориться статуей? Господи, что за тупые мысли приходят мне в голову? Я же не пила.

– Справедливости ради, ее надо было давно усыпить, – кажется, я еще никогда так не радовалась голосу Архангельского. – Наконец-то зло наказано и обезврежено. Упокой, Господи, душу рабы твоей саблезубой.

– Слава! – тут же восклицает его мать, подходя вплотную к кошке.

– Ой, извини, мама. Упокой, Господи, душу рабы твоей Агнессы, аминь, – наклоняется к кошке, едва сдерживая улыбку. – Теперь, Наталь Санна, в благодарность за ее убийство, я, как порядочный человек, обязан на тебе жениться, – подмигивает, уже не сдерживая улыбки.

– Прекрати! – укоризненно произносит его мать.

– Что прекращать? Ничего, что это отродье Наташе ногу расхерачила? А если бы в шею вцепилась? Твое неуемное желание помочь бездомным животным когда-нибудь может реально плохо закончиться, – стою как вкопанная, наблюдая за тем, как Слава ощупывает кошку. – К несчастью, она жива. Очухается тварь и снова будет всех держать в тонусе. Извини, Наталь, женитьба отменяется, – дурак, нашел время, когда шутить. Слава поднимает кошку и кладет ее на диван.

– Ну, слава Богу. Вы извините, пожалуйста, – тут же произносит Славина мать, переводя на меня взгляд. На удивление, выглядит женщина вполне добродушно. – Агнесса еще не успела социализироваться, у нее, видимо, были очень плохие хозяева. Я ее нашла очень изможденной, зашуганной. Она жутко боится рук, вы, возможно, ладошку подняли, вот она и восприняла вас агрессивно.