Квест "Охота на маньяка" (СИ) - Тараканова Тася. Страница 43

Губы мужа двигались, как в немом кино. Уже ничего не слыша, она шагнула к двери, вышла на площадку, тело превратилось в пылающий факел. Ноги нащупывали ступеньки. Одна, вторая, третья. Горячка не отпускала, руки оттягивал вмиг потяжелевший малыш.

Вернулся голос.

— Держись, — прошептала она, — а то пропадёт молоко.

Она зажмурилась, чтобы не заплакать. Завтра станет легче, послезавтра ещё легче. Нельзя отчаиваться. Слёзы всё-таки покатились из глаз. Сквозь туман в глазах продолжала спускаться. Ещё вчера она порхала как птичка, склонялась над кроваткой сына, пела колыбельную, а сейчас спускается по ступеням словно во сне. Её дворец оказался из песка, приливная волна смыла его, не оставив следа. Выдуманная сказка закончилась.

Воспоминания о счастливой жизни в объятиях любимого мужа били наотмашь, сил становилось всё меньше, когда она толкнула дверь подъезда, чуть не упала от слабости.

Прочь. Небо в чёрных тучах, скоро хлынет дождь. Надо идти.

Она сделала шаг, ноги почти не держали.

Сядь. Отдохни. У тебя малыш

Шелест в голове.

Не спеши

Чувствуя, словно идёт по болоту, она добрела до лавочки, села, уткнулась лицом в клетчатое синее одеялко. Попыталась вспомнить жестокие слова, но вместо этого видела тёмные как омуты серые глаза и слышала низкий рокот мужского голоса. Приехала его мать, что-то говорила сыну, смотрела на неё, поджав губы, подошла к кроватке, посмотрела на внука, на руки не взяла, он ей не понравился. Чем не понравился? Не похож на отца?

Как одурманенная она попыталась встать, но не смогла.

Посиди немного

Ноги налились свинцом, сын заплакал. Облизнула пересохшие губы, попыталась подняться, но словно тяжёлая рука пригвоздила её к месту.

Не торопись. Не беги…

По ногам тянуло холодом, она стала замерзать, тело било мелким ознобом, стал накрапывать дождь. Они промокнут. По щекам текли слёзы, смешиваясь с водой.

Ещё минутку

Из подъезда в куртке на голое тело выскочил он, огляделся по сторонам, увидел её, кинулся к ней, добежал, упал коленями в грязь. Гладил её по лицу, целовал её руки, державшие сына, стирал слёзы со щек.

Она не успела уйти.

Я не позволил

— Прости меня. Прости. Не знаю, что на меня нашло. Я люблю тебя, не могу жить без тебя. Ты мне нужна, только ты и сын.

Теперь не надо бежать, ненавидеть и бояться

Это был мой персональный ад. От боли свело горло. Я разомкнул объятия, посмотрел на Дашу. Пусть будет счастлива. Она смотрела на меня с каким-то внутренним смятением, потерянностью, ощущением, что земля уходит из-под ног, сменившимся оцепенением, изумлением и неожиданным облегчением. Так много эмоций за столь короткий срок.

Когда она доверилась, мне было легко утянуть её в иллюзию, которую она вряд ли осознала. Хотелось выть, отступая от Даши. Хуже пытки, больнее, чем когда меня бросила жена, и агония затопила разум. В тот раз хотелось бросаться на стены, выдрать из груди сердце, сдохнуть, не видеть и не слышать. Сейчас я как будто отстранённо наблюдал за тем, как Даша отдаляется от меня, достаёт ключ, прикладывает к домофону, скрывается в подъезде. На тьму, которая желала вырваться из-под контроля, я словно накинул ошейник и теперь задыхался без нежного медового аромата и невозможности крикнуть.

Я дал Даше свободу, как и обещал, провожал взглядом, зная, что больше не посмею вмешиваться в её судьбу. Когда-то они любили друг друга, давали клятвы верности быть вместе в боли и радости. Те клятвы незримыми нитями судьбы протянулись гораздо дальше, чем они могли представить, связали прочней стальных канатов. У любви оказались длинные корни с ядовитыми шипами.

Около ног тёрся грязный безымянный кот, он, оказывается, никуда не ушёл. Ещё одна ниточка судьбы. Я подхватил его на руки, почесал за ухом, кот замурчал. Так тому и быть. Два одиночества нашли друг друга.

В третьем часу ночи я подъехал к своему дому, припарковался, подхватил кота и двинулся к подъезду. Из тени навстречу шагнуло три человека, четвертый остался стоять чуть в стороне.

Кот с недовольным «мяв» полетел в сторону, я толком не успел защититься локтём, мне разбили бровь. Они напали сразу одновременно. Уличная драка – не бой на ринге, здесь нет правил. Три подготовленных бойца против одного, отличная разница.

Удары сыпались со всех сторон, я с трудом успевал отбиваться. Одному прилетело в челюсть, другому ногой в голень. В голову, по почкам, в селезёнку, в солнечное сплетение. Часто бил наугад, кровь из брови заливала один глаз, мешая точности выпадов. Макеев стоял молча, словно тренер, наблюдая за спаррингом своих подопечных.

Главное, устоять на ногах. Их удары ломали моё сопротивление. Страх за свою жизнь заставил внутренние ресурсы выкрутить на максимум. Быстрота движений и сила удесятерилась. Мне не удавалось провести прямой, чтобы вырубить хотя бы одного. Парни были отличными бойцами.

В фильме можно быть быстрым, ловким, вращающим соперников вокруг себя. В простой драке это я крутился, как юла, пытаясь блокировать удары, достать в ответ. Скорее блокировать, чем ответить.

Макеев, презрительно кривясь, чуть двинулся вперёд. Добивать будет? Тьма вздыбилась в крови черной волной, дав команду убивать. Первый раз в жизни меня выворачивало наизнанку от желания калечить противника, терзать, топтать, размазывать по асфальту. Они сбили меня с ног. В такой ситуации было сложно, противники блокировали мои попытки встать.

Согнул ногу, вращаясь, уронил одного бандита, он упал на меня. Выгнув спину, ударил его коленями, чтобы выползти из-под него, ударил ребром ладони по шее. Защитился им же от удара в голову. Дальше пинали ногами, его, меня. Всё тело горело, как будто меня опустили в кипяток. Мир стремительно схлопнулся, я распадался на мелкие осколки, яростно пытаясь собрать себя в единое целое.

Что-то происходило со мной. В картинках промелькнуло, как трое бойцов добивают меня ударами в голову, в селезёнку, в лицо, бросают на земле, садятся в чёрную машину и уезжают. Моё тело не хотело умирать, оно успело за мыслью, я резко откатился в сторону, сбив с ног ещё одного противника. На ногах остался только один из трёх, и тот был не в лучшей форме.

В уши вонзился телефонный звонок, он показался невыносимо громким, в наступившей тишине он разрывал перепонки яростным сигналом. Звонил и звонил, не прерываясь на секунду, запуская безжалостные когти в моё сознание. Шатаясь, я встал, минута передышки закончилась. Они тоже почти одновременно поднялись и бросились на меня, подгоняемые орущим сигналом телефона.

— Алло!

Макеев принял сигнал.

— Стойте, — команда своим псам.

Звуки ударов и вопли мешали ему услышать голос на том конце провода, он хотел его слышать в три часа ночи в пустом дворе семнадцатиэтажного дома.

— Тихо!

Яростный крик, заставил их отступить. В тишине слышалось только наше сбитое дыхание. И Дашин ангельский голос.

— Саша. Не спишь?

Она всё-таки называла его по имени. Я поднялся на ноги. Хоть отдышусь перед последним раундом.

— Что ты хотела?

В трубке тишина на невозможно долгие три секунды.

— Прости. Прости, что ушла, не поговорив. Тогда.

Макеев дышал тяжело, как будто только что дрался вместе с нами. Голос его дрогнул.

— Я обзвонил все больницы и морги, искал тебя. За что ты так со мной?

— Саша… я боялась. Если честно… хотела сделать тебе больно.

— Ты достигла своей цели.

Я видел как будто наяву хрупкую девичью фигуру, прижимающую к уху телефон.

— Прости меня.

Мир пошатнулся, тело клонило к земле, напоминая одну пульсирующую рану. Макеев обернулся, посмотрел на меня. Что он хотел разглядеть? Общую тьму на двоих? Что?

— Саша, слышишь меня?

Ангельский голос скользнул из телефона от сердца к сердцу. Она ждала ответа. Ответа, с которым можно было идти дальше без груза прожитых обид и ненависти, идти легко, как было запланировано где-то там в невообразимой дали, в просторах космоса, в слоях невидимой квантовой физики.