Тайны Торнвуда - Ромеро Анна. Страница 11

Не обошлось без одной ложки дегтя в бочке меда моего во всех остальных отношениях значительного удовольствия: после нашего переезда четыре недели назад в Торнвуд меня покинул сон. Каждую ночь, пока моя дочь мирно спала в своей постели, я как привидение бродила по дому – выдвигала ящики, заглядывала в буфеты, рылась в пыльных картонных коробках, словно что-то искала – что именно, я понятия не имела.

По мере нарастания усталости я стала забывчивой, рассеянной. И неуклюжей – налетала на мебель, так что руки и ноги у меня были сплошь в синяках. Я постоянно что-то вертела в руках и в результате случайно разбивала. И что самое странное, начала краем глаза улавливать мельканье странных теней – птиц, ящериц. А однажды – тоненькой и грациозной темноволосой девушки. По большому счету, ничего такого в этом не было; вероятно, просто стрессовая реакция на трудности переезда. Поэтому, чтобы прожить день, я накачивалась кофе и пыталась убедить себя, что это пройдет.

Одной бессонной ночью в начале января я задержалась в дверях дальней спальни, подавляя зевок.

Несмотря на проведенную мной тщательную уборку, комната имела вид капсулы времени. Я вымыла пол, заменила простыни, выстирала старое покрывало и старательно привела в порядок запущенную мебель, но в остальном комната была в точности такой, какой ее оставил дед Тони.

Зевок все же одолел меня, и я машинально ступила в комнату. Кровать выглядела заманчиво, несмотря на продавленный матрас и выцветшее лоскутное покрывало. В окно светила полная луна, отбрасывая на стены тюлевый узор светотени. Старый усадебный дом потрескивал и вздыхал во сне, а снаружи, в саду, ухал филин, напевая любовную песнь своей подруге.

Подойдя к элегантному старому туалетному столику из розового дерева, я провела пальцами по россыпи предметов. Среди них были комплект из щетки и расчески, маленькая Библия, все еще закутанная в древнюю пыль серебряная тарелочка с запонками и золотой перстень-печатка с инициалами «С.Р.».

Дед Тони – Сэмюэл Риордан. Я видела его имя в документах на дом, и до сего момента оно только этим и было – именем. Но теперь, когда я стояла в комнате Сэмюэла в свете луны, я почувствовала его присутствие, такое же осязаемое, как если бы рядом находился человек из плоти и крови. По телу у меня побежали мурашки, но не от страха, скорее от предвкушения – хотя чего именно, я понятия не имела.

В туалетном столике имелся всего один ящик. Я потянула за ручку, но ящик не выдвинулся. Думая, что он застрял, я резко дернула, но добилась только того, что запонки звякнули на своем серебряном блюдечке, а зеркало заходило ходуном, отбрасывая на стены беспорядочные осколки лунного света.

Потом я увидела замочную скважину. Поискала, шаря под зеркалом, по полу вокруг ножек столика, но ключа не обнаружила. Я подумала, не сходить ли за отверткой и заставить ящик открыться, но посчитала неправильным ломать его. Кроме того, он, вероятно, был набит проеденными молью носками и женским нижним бельем. Это могло подождать.

Я прошла к кровати и включила лампу, затем встала перед фотографией. Предыдущей бессонной ночью я целый час потратила, как заведенная полируя потемневшую рамку, протирая стекло. Чтобы лучше разглядеть этого человека, полагаю.

На момент съемки Сэмюэлу было лет двадцать пять. Его коротко стриженные темные волосы подчеркивали высокий лоб и нависавшие над внимательными глазами брови вразлет. Рубашка обтягивала широкую грудь и мускулистые руки. Он пристально смотрел в объектив камеры с едва заметной улыбкой, глаза горели любопытством. И опять меня кольнуло ощущение, что я его знаю.

Я поискала в его чертах сходство с Тони, но лицо Тони было костистым и угловатым, открытым и дружелюбным – ничего общего с задумчивым темноглазым мужчиной, пристально смотревшим с фотографии.

Я подошла к окну.

Небо немного посветлело. До рассвета оставалось меньше часа. В очередной раз я провела ночь без сна, и хитрые механизмы моего мозга отказали. Глаза закрывались, меня пошатывало как пьяную. Я поразмышляла, глядя на продавленный матрас и симпатичное старое покрывало. Наверняка не повредит, если я немного вздремну. Пять минут, а потом вернусь в свою комнату.

После того как погасила лампу, я устроилась на кровати. Мои руки и ноги отяжелели. Напряжение растаяло. Спустя немного времени комната погрузилась во мрак, мои веки сомкнулись и мысли начали путаться.

Сэмюэл. Я мысленно произнесла это имя. Словно в ответ на вызов, он появился. Видение было настолько живое – измятая белая рубашка, волнующее лицо с задумчивыми глазами, обольстительной улыбкой, – настолько яркое, что у меня перехватило дыхание. Он придвинулся так близко, что теперь я могла прикоснуться к нему. Его кожа, бархатистая, слегка тронутая веснушками, скрывавшая под собой стальные мускулы, была теплой, ведь он стоял в залитой солнцем беседке. Если я растянусь на кровати, он сможет обнимать меня, пока я сплю, и я увижу во сне солнечный свет, только что посаженные кусты роз и услышу мелодичный голос, шепчущий у самого моего уха единственное слово, снова и снова, слово, которое звучало как «ресница»…

Я проснулась и вскочила с кровати. Покачнулась с лихорадочно бьющимся сердцем, голова кружилась, как будто я только что вышла из кабинки «американских горок». «Нельзя больше не спать», – сообразила я. Когда мое воображение вот так разыгрывалось, путая, пугая меня, я знала, что пора прекращать слоняться в темноте по дому и нужно отправляться в постель.

Но моя комната казалась очень далекой. Я снова села на кровать. Прислонилась к изголовью, потом опустилась на подушку. Прикрыла глаза.

Скрипели стропила. Снаружи пищало на деревьях семейство летучих мышей. По оконному стеклу царапали листья. Где-то в отдалении лаяла одинокая собака. Ночь опустилась тяжелым одеялом.

Потом я как-то умудрилась заснуть.

Спала я недолго. По крайней мере, мне так показалось. Воздух был пропитан резкой сладостью листьев и цветов эвкалипта. Откуда-то сверху донесся крик какой-то птицы вроде козодоя, затем послышался мягкий шелест крыльев, когда она взлетела. Внешний мир казался очень близким. Я попыталась вспомнить, действительно ли уснула около окна, но когда мои глаза привыкли к темноте, вокруг меня проступили величественные тени, похожие на деревья, и я поняла, что лежу на влажной земле под открытым небом.

Что-то было не так.

В позвоночник впивались камешки, кости ломило, голова была неестественно запрокинута, а легкие казались наполненными, в них загустел воздух. Я попыталась крикнуть, но рот был наполнен теплой влагой.

Тягостное дурное предчувствие охватило меня. Неужели я упала, покалечилась? Я не помнила, что произошло.

В голове проносились смутные тени и непонятные ощущения. Вдруг послышались крики. Чья-то рука поднялась, затем опустилась, снова поднялась и снова опустилась. Что-то твердое ударило меня по плечу, по вскинутой руке, по голове. Раздался отвратительный звук ломающейся кости.

Моргая, я пыталась очнуться. Темнота отступала. Высоко надо мной, между листьями начинало светлеть небо. Я хотела пошевелиться, но руки и ноги отказывались повиноваться; странно вывернутые, они находились подо мной, бесполезные. От моей кожи исходил необычный запах, отталкивающая металлическая вонь, напугавшая меня… И каким-то образом я знала, что у меня есть основания для страха.

У меня обострился слух. Слышала нежное бормотание ручейка, перекличку лягушек, мягкие вздохи ветра в ветвях деревьев.

А потом – шаги.

Голос во мраке начал звать.

– Ресница… Ресница.

Страшась, что нападавший вернулся, чтобы прикончить меня, я попыталась съежиться, неспособная двинуться с места. Мне оставалось лишь беспомощно лежать на влажной гальке и ждать… ждать, чтобы меня нашли смерть или забытье – что придет первым.

Я снова проснулась, на сей раз по-настоящему. Едкий лунный свет просачивался в комнату, и когда я села на кровати и огляделась, бесформенные тени начали приобретать очертания, медленно проступая из полумрака. Туалетный столик розового дерева, пузатый, пышно украшенный шкаф и слабо светившееся окно.