Украду твое счастье (СИ) - Блио Элен. Страница 31
Просто потому, что я поверил тому, что мне сказали о Виталине чужие люди. Я ничего не выяснил сам. Я был ослеплен ревностью. Она буквально сломила меня. Когда я узнал, что Виталина может мне изменять я был просто раздавлен. Убит.
Черт… как же я не любил вспоминать эти дни! Просто… не знаю, как я выжил.
Не знаю, зачем я выживал.
Наверное, меня в тот момент спасло то, что я узнал о беременности Снежаны и о том, что мне придется заботиться о ней и о ее ребенке. Как бы чудовищно не было то, что сотворила эта дрянь.
Я вычеркнул Виталину из жизни.
Я забыл о ней.
Я думал, что забыл.
Господи, она снилась мне все эти годы! Часто, очень часто.
Буквально изводила меня в снах.
Может поэтому я порой предпочитал проводить ночи бодрствуя?
Сейчас в ушах стоит ее вчерашний крик. Не могу забыть.
- Не смей меня трогать! И не смей говорить мне о любви! Я любила тебя, правда, но именно ты мою любовь убил. Понял? Не прикасайся ко мне!
И вес то, что она сказала после. Как мне это осознать?
- Ты не заслуживаешь ни капли моего уважения! И сына своего не заслуживаешь! И вообще…Если бы я могла что-то изменить, я бы сделала все, чтобы мы не встретились, чтобы ты никогда не узнал о том, что Матвей…
Она остановилась вовремя. Или не вовремя? Еще бы секунда и мой сын узнал бы о том, что я его отец!
Но я не хотел бы, чтобы он узнал вот так.
Не хотел бы.
Интересно, а как бы я хотел?
Представляю себе, что мы с Матвеем идем по кромке поля, а потом я надеваю ему его первые бутсы, подаю первые вратарские перчатки. И говорю – теперь это твоя игра, сынок. Он поднимает на меня свои глазищи, и я говорю – да, Матвей, я твой папа.
Сентиментально. Как в слезливых мелодрамах. Наверное.
Наверное, все должно быть проще. Буднично.
Мы соберемся втроем, я, Матвей и Виталина. И я скажу – знаешь, малыш, я твоя папа.
Черт.
Просто думаю об этом, а в глазах слезы.
Ты просто девчонка, Стена!
Еще минута и разревешься как баба!
Ну и ладно, и разревусь, черт, потому что это мой сын!
Мой, черт возьми сын! Которого я должен был на самом деле еще в ее животе узнать и полюбить! Гладить, болтать с ним. Рассказывать о футболе.
Хвастаться победами, да и о поражениях тоже говорить, чего уж там.
Потом я должен был видеть, как она рожает.
Снежана не захотела, чтобы я видел, как появилась на свет Ярослава, да я и не рвался. Когда мать - чужой мне человек, какой смысл?
Я должен был забирать его из роддома, менять подгузники, давать бутылочку ночью, или приносить его Виталине, чтобы она его кормила.
Господи…
Мне хочется выть от бессилия!
И от того, что я, возможно, снова его теряю!
Витаминка выходит за другого.
Я много чего не рассказал Камилю, но он многое понял без слов.
- Ладно, Стена, прорвемся. Придется помочь старому другу!
- Не такому уж и старому! – это была наша обычная шутка.
Старость для футболиста понятие растяжимое.
Ты можешь чувствовать себя молодым, но на поле тебя уже никто не выпустит, и сосунки, которые вчера смотрели за твоей игрой из-за кромки поля, мечтая, что когда-нибудь смогут сыграть с тобой в одной команде, уже глядят снисходительно, мол, старичок, не поря ли уступить дорогу?
Я уступил дорогу молодым в футболе.
А в личной жизни меня обошел какой-то старикан!
Камиль позвонил мне уже в девять утра.
- Две новости брат, плохая и хорошая.
- Давай с хорошей. – потому что плохие я не могу больше слышать!
- Они не спали вместе.
- Кто? – черт, до меня доходит. Он о Витаминке и этом ее, престарелом рестораторе.
Я, конечно, редкостный говнюк. Отца своего я считаю молодым, а ему уже почти шестьдесят. Дворжецкому сорок шесть, и он для меня старикан. Теория относительности в действии.
- А плохая?
- Он заехал за ней утром. Они отвезли ребенка в детский сад, а потом он повез ее в свадебный салон.
Тадам…
Получите – распишитесь.
И что мне делать?
Думай, Стена, думай!
Ну, прежде всего, конечно, поговорить! Это не помешает в любом случае.
Выяснить все.
Стоп. А что все?
Рассказать ей о Ярославе?
Нет. Я не могу этого сделать пока. Просто не могу. Это не только моя тайна, это темная история, связанная со многими людьми и…
Эту бомбу я оставлю на потом.
А пока…
Пока я должен выяснить, что же именно произошло тогда, пять лет назад. Сейчас я понимаю, что скорее всего я обвинил Виталину несправедливо. По крайней мере мне очень хочется в это верить.
Мы договаривались о встрече в обед.
Я приезжаю к назначенному времени.
Жду ее у входа в кафе. Она сама выбрала это заведение. Я знал его. Спокойное место для семейных посиделок с отличной кухней. К тому же довольно бюджетное.
Я вижу их сразу.
Он выходит из «Бентли», открывает дверь, чтобы помочь ей.
Мне кажется, она слегка напугана, нервничает. А может, мне просто хочется, чтобы она нервничала?
Дворжецкий подносит ее руку к губам, а потом…
Вот же су… старый козлина! Обнимает ее и страстно целует! А она… мне опять кажется, или Витаминка пытается избежать поцелуя?
Глава 27.
Уголок губы дергается. По-моему, у меня уже нервный тик просто…
И снова… какое-то паршивое дежа вю.
Снова я вижу, как любимая женщина целует другого.
Твою ж…
Сжимаю кулаки. Опять возникает желание проломить стену. Но…
Но надо держаться. Я понимаю, что надо держаться!
Если я хочу… хочу ее вернуть?
Нет.
Не так.
Наверное, завоевать заново. Вот это будет правильно!
Именно так.
Не зря у меня в руках букет розовых пионов.
Когда-то Витаминка сказала, что не любит какие-то конкретные цветы, розы, ромашки, тюльпаны… Ей нравятся цветы вообще. И нравится, чтобы букет был неожиданным. В том плане, что она не ожидает именно эти цветы.
Мне сложно было это понять, но она объяснила.
- Понимаешь, на восьмое марта все ждут тюльпаны, или мимозу. А я хочу, например… гвоздики или сирень.
- Гвоздики? Ну… их же на похороны…
- Тьфу на тебя! Похороны! Прекрасные цветы с тонким ароматом, очень нежные. Я люблю. Я все цветы люблю. Пожалуй, только лилии не так сильно, из-за того, что аромат очень тяжелый.
Я выбрал пионы. Не тысячу. Чтобы не заказывать вывоз. Хотя…
Если бы она разрешила мне приехать к ней, чтобы вывезти букет, я бы согласился. Лишний раз увидеть ее и… сына.
- Здравствуй, Егор.
- Привет. – протягиваю букет.
- Спасибо. – она нервно облизывает губы и я вспоминаю, как этот урод прижимался к ней своими.
- Жених тебя не отпускает одну?
- Что? – она словно удивлена, соображает, о чем я. – А… нет, Денис Алек… То есть, Денис уже уехал. Он… он потом заедет за мной. Через сорок минут.
- Значит, у меня всего сорок минут?
- Извини, мне надо работать.
- А с утра ты в свадебном салоне работала? – черт, не могу сдержаться! Бесит!
Бесит то, что она целуется с этим хреном, бесит то, что она ездит с ним на машине, бесит то, что она была в свадебном салоне…
- Так, Стенин, давай сразу договоримся. Моя личная жизнь тебя не касается!
- Как бы не так! Она касается моего сына, значит и меня!
- Знаешь что?
- Что?
Неожиданно она швыряет мне в руки букет.
- Катись ты… Придурок! Как был идиотом, так и остался! Точно всю башку тебе мячом отбили!
Офигеть!
Она отворачивается, чтобы уйти, а я…
Хватаю ее за руку, с силой притягиваю к себе.
Хочется…
Хочется наговорить ей гадостей в ответ! Но…
Она права. Придурок я. Идиот. Мячом отбитый.
Сжимаю ее лицо в ладонях и целую. Крепко.
Грубо. Врываюсь в ее рот, мечтая стереть поцелуй ее жениха.
Она пытается вырваться, что-то стонет, бьется в моих руках. Потом замирает, но не отвечает на поцелуй. Просто безвольно расслабляет ротик.