Тень - Колбергс Андрис Леонидович. Страница 9

— Глянь, малец, как это делается, — сказал Крист и отодвинул засмущавшегося Эрика в сторону. — Сила тут не нужна, одно соображение.

Заметив, что на них поглядывают девчонки, Крист указательным пальцем небрежно приподнял ящик за угол и ногой подтолкнул под него вагонетку.

— Смекнул, как мариновать селедку?

Хоть Эрик и покраснел, но уязвленным себя не чувствовал — слишком уж впечатляла оголенная спина Криста, который, напевая «Сибонэй, та-ра-ра-рам…», фланирующей походочкой удалялся к девчонкам.

Обидно было, что его по-прежнему считают молокососом, хотя он управляется с мужской работой и, когда приносит домой получку настоящего мужчины, у матери слезы радости стоят на глазах. Из-за жары в выдувальном и резальном цехах на женщинах были, как правило, легкие рабочие халаты, а под ними только то, что от бога или от матушки-природы. Доверху тут не застегивались, и без того финская баня, так что кое-какие пуговицы болтались без дела. Работницы нет-нет нагибались, круто поворачивались или откидывали стан, и халатики распахивались, приоткрывая интимные части тела. Едва на горизонте появлялся Крист или другой стоящий мужчина, девицы, словно по команде, хватались за пуговки, а Крист, бывало, обхватит Янину или Ирину за талию и приговаривает шутливо:

— Покажи-ка, покажи, что у тебя там, может, не стоит и время терять!

Приближение Эрика никого не волновало. Как раз наоборот: ему казалось даже, что некоторые озорницы нарочно изгибаются. При виде того, как он отводит взгляд и смущается, глаза девушек насмешливо искрились.

Как-то на исходе лета появилась у проходной афиша, извещавшая о карнавале в клубе добровольного пожарного общества. Это мероприятие под названием «Дружба» сообща организовали культорги трех соседних предприятий. Танцзал был убран молодыми березками, работал буфет, отпускавший отменное пиво с горячими сардельками, играл популярный оркестр. Мужской состав стекольщиков числом был невелик, кавалеры в высшей степени солидно угощали дам пивом и отплясывали твист, как вдруг кто-то со шляпной фабрики, проникнувшись, видимо, завистью к богатырской стати Криста, толкнул его в бок: «Эй ты, дай дорогу!» Крист посторонился, и задира со своей партнершей прошествовал было мимо, но вскоре опять объявился на горизонте: «Откуда здесь эта каланча? Чего путаешься под ногами, смотри, как бы с лестницы не спустили!» Кругом заухмылялись. Крист выразительно посмотрел на задиру, но тот, чувствуя рядом локти своих, не унимался. Крист отпихнул его легонько кончиками пальцев, шляпник, поскользнувшись на паркете, шмякнулся и закричал как резаный: «Наших бьют!»

И пошло-понеслось. У Криста с треском разошлись швы пиджака, не рассчитанного на размашистые движения. Эрик получил в глаз, прежде чем успел решить, что теперь делать. Вмиг драка занялась во всех углах. Музыканты отодвинулись в глубь сцены, но продолжали чинно играть. Не исключено, что вначале если не все, то по крайней мере некоторые из дерущихся хотели всего лишь унять темпераментных зачинщиков и с надеждой прислушивались к свистку ночного сторожа, одиноко дребезжавшему где-то посреди сбившихся в кучу женщин, но были втянуты в водоворот событий.

Когда появилась милиция, Эрик и Крист геройски сражались плечом к плечу, отбиваясь от превосходящих сил противника, в то время как остальные стекольщики были загнаны в угол.

Наутро выяснилось, что у Эрика под глазом фонарь величиной с блюдечко, а Крист, хотя и приговорен к штрафу в размере десяти рублей, отнюдь не расстроен, поскольку пиджак разошелся только по швам и его можно сшить заново.

— Ну и балбесы! — Крист расхаживал по цехам, громко и вслух досадуя на парней, бросивших его на произвол судьбы у помоста сцены. — Только Эрик не сплоховал. Подстраховывал меня сзади железно!

Панегирика Эрик явно не заслуживал, но похвала приятно ласкала слух, а фонарь под глазом превратился в некое подобие медали, которую грех скрывать от народа.

— Куда ты ходишь на вечера? — Соня впервые заговорила с ним как с равным. Ей было лет двадцать.

— Куда придется, — ответил Эрик неопределенно, так как не ходил никуда.

— Если пригласишь меня, разрешу проводить до дома.

Об этом разговоре каким-то образом узнал Крист и в обеденный перерыв отозвал Эрика в сторонку.

— Прошу тебя как мужик мужика: оставь Соню в покое. Ее Витольд, конечно, сволочь, пырнул одного ножом в спину, но как-никак он мой друг. И срок его скоро выйдет… Может, Соня продержится. Ты меня понял? Да и стара она для тебя!

— Понял! — У Эрика сердце так отчаянно заколотилось, что казалось, вот-вот выскочит из грудной клетки. Он был посвящен в мужчины.

…В подъезде хлопнули двери, и Эрик вышел во двор. Как и повсюду в новых кварталах, это был, собственно, не двор, а просторная площадка между одинаковыми пятиэтажными домами. Тарахтели моторы — ночью подморозило и владельцы машин прогревали двигатели. Деревья и кусты, уцелевшие от бывших здесь когда-то индивидуальных огородов, в потемках казались выше и гуще. Ивета больше всего ценила именно этот четырехугольник — можно почаще прогуливать малышку, да и воздух здесь более или менее чистый. К тому же, если надо что сделать по дому, не обязательно самой выходить во двор: молодые мамаши из соседних домов давно перезнакомились и смело доверяют друг дружке свои сокровища, когда в магазин надо сбегать или в случае другой срочной надобности.

На полпути к автобусной остановке Эрика застиг мелкий, сыпучий снег. В нынешнем году он, кажется, первый. Вдобавок еще ветер студеный. Эрик поднял воротник куртки. Автобус, как всегда, запаздывал, но, к счастью, в толпе людей, нетерпеливо топтавшихся на конечной остановке и с надеждой глядевших в даль пустынной улицы, не было ни одного знакомого, не надо было произносить слова вежливости, ничто не прерывало размышлений. Да нет, ему вовсе не хотелось думать об этом, с удовольствием переключился бы на что-нибудь более приятное, но почему-то именно эта мысль закогтила мозг и никак от нее не избавиться.

Что Витольда следует лечить от алкоголизма, ни у кого сомнений не вызывало, но когда начинался конкретный разговор, все вдруг теряли дар речи. Конечно, никто не хочет ссориться, у всех одно желание — выйти сухими из воды, ограничившись болтовней. Интересно, почему, например, вывих ноги не вправляют заговорами? Алкоголизм — это болезнь, неужели им непонятно, что к нему относиться надо как к болезни? Наверное, непонятно. Желая добра, они только и делают, что причиняют Витольду зло. Ладно, у начальника цеха своя политика, он опасается, что сразу не найдет вместо Витольда другого сантехника, — кто же захочет за такую зарплату то поджариваться у плавильных ванн, то выбегать на мороз! К тому же у Витольда золотые руки. Предположим, мастер золотые руки найдется, но где сыскать такого, кто знал бы здесь каждый угол, каждую трубу? Если вода вдруг перестает идти или, наоборот, бьет фонтаном, Витольд не теряется в догадках, отчего да почему, ему всегда все ясно с первого взгляда. А вот старичок, что работает с ним на пару, ничего не умеет, кроме как зашпаклевать стыки и промазать их суриком. А ведь и у него четвертый разряд, и важничает он что твой китайский мандарин, хотя без Витольда — просто мальчик на побегушках: разыщи то, принеси это… Начальник, известное дело, боится за воду. Час-другой нет воды — и закрывай лавочку, притом надолго, все углы и закоулки будут забиты полу— и даже четвертьфабрикатами аж до самого потолка. Уж ни одной подсобки не осталось на заводе, план что ни год увеличивают, а расширяться-то некуда.

— Двадцать ночей в месяц я сплю спокойно, — сказал как-то начальник не то в шутку, не то всерьез на заседании завкома. — Остальные десять ворочаюсь с боку на бок.

Это те, когда Витольд гуляет.

Встретятся просто так, неофициально, все жалеют Соню и детей, понимают, чем могут кончиться кутежи Витольда, все знают, что эта снисходительность может дорого стоить, поскольку Витольд гуляет не в одиночку, а ищет компаньонов в котельной или среди составителей шихты. Еще состряпают какой-нибудь адский коктейль, хлебнут тогда лиха! Да, понимать-то все понимают, но когда доходит до дела и надо голосовать, молчат как в рот воды набрали. Будто не на лечение, а на каторгу посылают. Правильно говорит Ивета: «Ты что, по врагам соскучился?» Нет, враги ему не нужны! Как пить дать не нужны! Будь что будет, он не в ответе. Он тоже будет молчать и вести себя паинькой. Человек по своей сути обязан искать разумный путь, для этого ему голова дана. Трудности пусть испытывает обезьяна или какое-нибудь еще более ограниченное существо.