Если бы меня спросили (СИ) - Лабрус Елена. Страница 41

Ему попался путёвый.

— Марина Сергеевна, вы когда горшки мыли, случайно ничего подозрительного в них не находили?

— Да чего там только не было и всё подозрительное. Даже мышиное гнездо, — с удивлением смотрела она, как Вадим обшаривает руками доски веранды.

— А чего-то вроде веб-камеры, каких-то пластиковых деталек не находили?

— Не, такого не припомню.

— Ладно, чёрт с ним, — спрыгнул Вадим с настила. Отряхнул руки. — Если вдруг что найдёте, вы или строители, не выкидывайте, хорошо? Я потом приеду, посмотрю.

— Хорошо, — кивнула она.

— Да, Ирке не говорите, — крикнул он уже на ходу.

«Хорошо, что она на работе», — добавил мысленно.

— Как скажешь, Вадим. Ты хоть в зеркало зайди посмотри, плохая ж примета — возвращаться.

— Я не верю в приметы, — крикнул он.

— Ну, счастливого пути! — махнула ему рукой Иркина мама.

Вадим махнул в ответ и добрался до аэропорта без приключений.

Только когда самолёт приземлился в Москве, он сообразил, что горшки с Макеевым они таскали после того, как жарили с Иркой шашлыки на веранде: никаких камер там быть не могло.

«Надо на хрен перестать строить из себя детектива», — подумал Воскресенский, забирая машину со стоянки.

— Просто пьяный я слишком много болтаю, а потом бегаю за собственным хвостом, — убедил он себя, глядя в зеркало заднего вида, и благополучно забыл и про Макеева, и про Анфису, и про её враньё.

У него и без них хватало забот: через месяц стартуют продажи игры, снова звонила Нора, в почте висело непрочитанное письмо от адвоката — со всем этим надо было разбираться, и Вадим с головой погрузился в дела.

Глава 11

— Вот! — положила Ирка перед Борисом Викторовичем папку.

— И что это? — удивился он.

— Вы должны мне дело. Вадим прилетал на выходные.

— Серьёзно? — сделал он вид, что удивился, но глаза подозрительно улыбались.

— Чёрт, вы знали! — выдохнула Ирка. — Сказали, что в него не верите, а сами…

— Девочка моя, — улыбнулся Воскресенский. — Он мой сын. Я забирал его из роддома, я видел его первые шаги, я вёл его за руку в первый класс, я учил его разводить костёр. К тому же он настолько похож на меня, что мы с ним фразы друг за друга можем заканчивать. Конечно, я знал. Знал, что ты его зацепишь, что ради тебя он вернётся. Но ты так мило его защищала, что я просто не мог отказать себе в удовольствии с тобой поспорить.

Ирка укоризненно покачала головой. Борис Викторович примиряюще поднял руки.

— Всё остальное правда. Честно-честно. — Он подвинул к себе папку. Открыл. — Это что?

— Это заявление об увольнение, которое заставили написать мою маму, когда ей поставили онкологию. И это одно из двух дел, которыми вы займётесь. Для меня.

— Одно из двух? — приподнял он бровь.

— Угу, — кивнула Ирка. — Делом моего отца вы обещали заняться немедленно, если я вам кое-что позволю. И помнится, от шампанского после этого разрешения у меня намокли даже трусы.

— М-м-м… боюсь, я не избавлюсь от фантазий о твоих мокрых трусах до конца дня, но да, я обещал, — снова опустил он глаза в бумагу. — Твоя мама работала в Газпроме?

— Угу, там дальше копия трудовой книжки. Инженером по технике безопасности.

— А где она работает сейчас? — отложил он лист с заявлением. Прочитал справку, ознакомился с копией больничного листа.

— Особо выбора с такой специальностью у неё не было: Газпром — монополия, поэтому в ЖЭКе. Следит за правилами пользования бытовым газом.

— Тяжело вам, наверное, пришлось, — качнул он головой, оценив выписку о доходе. — Ладно, с этим всё ясно, а что с отцом? — Он протянул руку.

— Его дело, — вручила ему Ирка вторую папку. — Вернее, то, что могло войти в его дело, но не вошло. Так уж и быть, не буду просить, чтобы отца освободили. Это невозможно. Просто добейтесь свидания.

— Свидания? — удивился Воскресенский.

— Осужденным на пожизненное свидания не разрешены. Совсем. Но буду вам очень признательна, если для нас сделают исключение. Хотя бы одно.

— А тебе палец в рот не клади, — усмехнулся Борис Викторович.

— Вы. Обещали, — в упор смотрела на него Ирка.

— Я и не отказываюсь, — откинулся он к спинке кресла. — Значит, Вадим прилетал?

— Да, останавливался у меня. Потом мы ездили на море. Если вам нужны доказательства.

— Не нужны, — Ирка полезла за телефоном, но Воскресенский её остановил. — Меня беспокоит другое. Я тебе должен уже два дела, — он пожал плечами, — а ты мне — ничего.

— Ну а кто вам виноват, — усмехнулась она. — Нечего было распускать руки и меня подставлять. И вообще, командная работа требует слаженности, а не самодеятельности.

— Справедливо. Я бы с тобой играть за карточный стол не сел. Как, впрочем, и с твоим отцом.

— Если вас это утешит, у меня есть план.

— Даже так? — встрепенулся он заинтересованно.

— Он вам точно не понравится, а мне нравится ещё меньше, но план верный.

— Я тебя слушаю, — порывисто встал Воскресенский.

— Не здесь, — качнула головой Ирка в сторону двери. — Пообедаем где-нибудь в приличном месте? Куда бы вы отвели свою любовницу?

— М-м-м… — заинтересованно промычал Воскресенский. — Вы с Вадимом, случайно, не поссорились? Может, расстались?

Ирка засмеялась.

Ей, конечно, льстили его намёки, но теперь она уже разбиралась, что к чему — на замашки дамского угодника её не возьмёшь. Всё это пустое, Воскресенский любит сына и, вопреки всему, верит в него, наверное, больше, чем Вадим сам в себя верит. Просто так получилось. А, может, отец сознательно с ним ссорился, чтобы огородить от твари и того ада, в котором варился сам.

Но ничего, Ирка это исправит. Постарается исправить. Вышвырнуть из их жизни суку, что всё испортила, а там уже они пусть сами.

Дело уже даже не в них — это личное.

«Хрен ты угадала, что со мной справишься!» — хмыкнула Ирка, оценив себя в зеркало ресторана, куда привёз её Борис Викторович.

Он прихватил с собой свою неизменную папочку.

Она изложила ему свой план.

— Ты уверена, что это сработает? — хмурился Воскресенский, допивая вино.

— Вы представляете, чем я рискую?

— Представляю. И мелкого, конечно, жалко, если он всё неправильно поймёт.

— Мелкий с вами одного роста, — напомнила Ирка.

— Ну, так уж я привык называть сына с детства, так и зову — мелкий. Ну что, поехали?

— Что прямо сегодня? — ужаснулась она.

— А чего тянуть? — бросил на стол накрахмаленную салфетку Воскресенский.

— Вам не жалко? — спросила его Ирка уже в машине. — Я боялась, что вы откажетесь.

— Ещё вчера я бы, наверное, засомневался. А пару недель назад и вовсе отказался. Но тебя послушал и понял — ты права. Всё это слишком затянулось. И я просто хватаюсь за соломинку, как это ни печально, в прямом и переносном смысле. — Он тяжело вздохнул. — Наши отношения всегда были дешёвым фарсом. Да их и не было, тех отношений. Ложь, фальшь, притворство, лицемерие, нагромождение моего отчаяния на её жадность и подлость. Может, первое время я и находил какое-то болезненное утешение в её постели. Но уже давно ничего не чувствую. Совсем.

Воскресенский замолчал, невидяще глядя на дорогу.

— Даже если у тебя ничего не получится, — вдруг сказал он, — не переживай. Ты и так молодец.

Ирка даже сглотнула, настолько он сейчас был отцом. Отцом ей и отцом Вадиму, давая возможность на ошибку, заранее прощая неудачу, освобождая от чувства вины.

В отличие от него, Ирка не была столь мудрой и великодушной. Она думала мелко и мстительно: «Даже если у меня ничего не получится, и Воскресенский-старший ничего не получит, твари мало не покажется. Будет знать, как со мной связываться. Будет знать, как воевать с несчастным ребёнком, потерявшим мать, как забирать у детей отцов».