Долина - Миньер Бернар. Страница 2
Острое лезвие поднесли к животу, и на секунду в нем отразились облака на сером небе.
Ему хотелось закричать, но голосовые связки тоже заледенели. Он ничего не почувствовал, когда нож вонзился в тонкий слой льда и раскроил живот от грудной кости до лобка. Было очень холодно, и он весь онемел. Не чувствовал и того, как чья-то рука раздвигает края раны, а нож разрезает внутренние органы. Только услышал чей-то смех.
Прелюдия 3
В тот же вечер в жандармерии высокогорного района Эгвив раздался телефонный звонок. По словам юной супруги Камеля Эсани, ее двадцатидевятилетний муж не вернулся с воскресной прогулки. Провести ночь в горах он не планировал. Спальный мешок, матрас и спиртовку оставил дома и сменной одежды с собой не брал. С ним наверняка что-то случилось.
Голос девушки дрожал от волнения, казалось, она вот-вот расплачется.
Жандармы не стали терять времени. Не прошло и получаса после звонка, а вертолет спасательной службы уже стартовал с просторной лужайки рядом со зданием жандармерии. Лужайка служила полицейским аэродромом. На борту было четыре человека: пилот, механик, врач и спасатель.
Все знали, каким маршрутом ходил Камель. Вопрос был в том, остановится ли он на Черном озере или двинется дальше, до пика. Давно стемнело, что отнюдь не облегчало поиски, и отряд собирался уже их прекратить и возобновить утром. Примерно в час тридцать ночи они пролетали над Черным озером.
В этот час оно поистине соответствовало своему названию: его продолговатую поверхность, гладкую, как зеркало, амфитеатром окружали крутые скалы и освещал огромный прожектор луны.
А прожектор вертолета обшаривал слепящим лучом гладкий лед, пока не наткнулся на явные очертания человеческой фигуры. Несмотря на расстояние – вертолет не мог снизиться из-за окружавших озеро крутых и острых скал, протыкавших темноту, как кинжалы, – все разглядели, что Камель Эсани был обнажен, и отряд охватила тревога. Белизна заснеженного льда. Посиневшее распростертое тело. Черная тень. Красная бандана. Но ужаснее всего выглядел его распоротый живот. Все четверо переглянулись.
Посадить вертолет в скальный амфитеатр было невозможно. Но можно было попытаться сесть прямо на лед, знать бы только, что он достаточно прочен. Наконец решили высадить врача и спасателя на широкую площадку возле берега, метрах в двадцати от тела.
– Вы уверены? – крикнул пилот, пытаясь перекричать шум мотора. – Находиться здесь все труднее. Я так считаю, парни, дело может и до завтра подождать.
Врач жестом велел ему снижаться. Пока они со спасателем надевали снаряжение, всех на борту охватило какое-то нездоровое возбуждение: шутка ли, оказаться тут в полной тьме, да еще с мертвецом, лежащим внизу в свете луны. В атмосфере чувствовалась некая театральность. Воздух был пронизан острым ощущением необычайности и в то же время опасности. А из всех возбуждающих снадобий отряд предпочитал адреналин.
Спасатель Ян Фогель первым соскользнул в пустоту. За ним доктор Лоридан в красной куртке, белом шлеме и в очках. Он раскачивался на узкой лесенке вертолета под порывами ледяного ветра, как легкий груз или как паук на конце паутины, он висел над самым центром каменного круга. Достигнув скал, они внимательно осмотрели лед. На вид он казался достаточно крепким, но кто его знает… Решили обойти озеро, добраться до хижины и уже оттуда идти к распростертому телу, то есть пройти тем же маршрутом, что и бедняга Эсани.
На озеро он пришел один или с ним кто-то был? Эта мысль сразу промелькнула в голове врача: не сам же Камель Эсани сделал себе харакири, как поступали в древности японские самураи?.. Наверное, кто-то другой?
При этой мысли доктор содрогнулся, и холод здесь был ни при чем.
Они пошли по ледяной площадке, не сводя глаз с распростертого внизу тела. Если несчастный Камель Эсани еще жив, его надо как можно скорее интубировать, наладить вентиляцию легких, ввести лекарства, а потом уже поднимать. Может быть, сделать непрямой массаж сердца. В этой команде, в отличие от других, был лишь один доктор, и рассчитывать он мог только на себя.
Все ближе к телу…
В молочно-белом свете луны оно отбрасывало длинную тень, и та ложилась на лед, как на сцену мюзик-холла. На уровне живота была какая-то странность…
Он не только был разрезан надвое огромной глубокой раной, которая была видна издалека, а был круглым, раздутым, как бурдюк… или как живот беременной.
– Твою мать! – вскрикнул Фогель.
Они в десять прыжков подскочили к трупу.
Это был далеко не первый мертвец, которого им довелось видеть. Они насмотрелись и на сорвавшихся альпинистов, и на лыжников, потерявших трассу и засыпанных лавиной. Попадались и получившие черепно-мозговые травмы при камнепадах, и замерзшие, чья кожа хрустела под пальцами, когда их спускали вниз. Не говоря уже о погибших спасателях, – этой страшной дани, заплаченной за людскую глупость, эгоизм и безответственность. Но такой странной и такой жуткой смерти им видеть еще не приходилось. Этого они никогда не забудут. Голое синеватое тело, вмерзшее в прозрачный лед, почерневшие губы, широко раскрытые глаза, какие бывают у слепцов, круглый живот, раскроенный пополам, как ореховая скорлупа.
Лоридан поморгал. Нет, такого не бывает… того, что он увидел, быть не может…
Профессия не раз сталкивала его с самыми нелепыми случаями, но здесь было нечто уму непостижимое. Во всяком случае, уму доктора Лоридана. Внутри распоротого живота, в окружении брюшных мышц, раздвинутых инородным телом, как пародия на беременность лежал пластиковый пупс, втиснутый между кишок, и сквозь корку льда изучал Лоридана глазками небесной синевы.
Сердце доктора отчаянно колотилось, руки в перчатках вспотели, когда он доставал нагрудный радиопередатчик и нажимал кнопку приема.
– Он мертв! – резко бросил он в трубку. – Все кончено! Теперь тут нужен только судмедэксперт…
– Дело может подождать до завтра, – подытожил пилот. – Температура ночью не поднимется выше минус десяти. А значит, он сохранится лучше, чем рыба в ледяной крошке… прием…
Потрясенному увиденным доктору столь удачное сравнение в голову не пришло. Он снова нажал кнопку.
– Сам он такого сделать не мог! А тот, кто такое сотворил, больной на всю голову! Поехали. Я вовсе не жажду дальше шататься по берегу. Прием…
– О чем вы говорите, доктор? Прием…
– Это убийство. Поразительно жестокое убийство.
– Как так?
– Заберите нас отсюда, и побыстрее!
Пятница
1
– А по утрам, проснувшись, ты через сколько закуриваешь? Сколько можешь ждать?
– Когда как.
– Пять минут? От шести до получаса? От получаса до часа? Или больше?
– Я бы сказал, от шести до получаса.
– А там, где запрещено, трудно не курить? В самолете, в кино, в ресторанах?..
– Нет.
– Уверен?
– Уверен.
– А от какой сигареты тебе труднее отказаться: от первой или от второй?
– От первой.
– И сколько сигарет в день в среднем выкуриваешь?
– От десяти до двадцати.
– А интервалы между сигаретами короче в начале дня?
– Э… пожалуй, да.
– Куришь, даже если болеешь и не можешь вставать?
Он подумал немного.
– Нет.
Она быстро подсчитала в уме. Это называлось тестом Фагерштрёма.
– Пять пунктов. Зависимость средняя. Могу прописать никотиновый пластырь и жевательную резинку – ее на тот случай, если пластырь перестанет помогать. Но с резинкой будь осторожен. Почему ты хочешь бросить курить?
Он снова повторил все причины: 1) не хочет загнуться от рака гортани или легких: это слишком отвратительно; 2) все чаще беспокоят бронхиты: признак старения легочной ткани; 3) надо заботиться о своем здоровье ради Гюстава; 4) и потом, не очень приятно целоваться с курящим, когда сама не куришь, правда?