Из ряда вон (СИ) - Капба Евгений Адгурович. Страница 3

Глава 2, в которой медвежат пытаются прописать

Лифт резко затормозил, отправляя желудок к гландам. На самом деле таких лифтов тут было около двух десятков — и они спускались с интервалами примерно в четверть часа. Наполняемость их была разной — но уж точно роскоши ехать впятером на одной платформе кроме компании троек никто не заслужил. По какому принципу комплектовались команды Гай пока не разобрался — да и времени на это не было.

— Свежа-а-ак! — взвыла внизу толпа.

— Кондопога есть⁈ — заревел дядя Миша, перекричав на секунду их всех.

Кто-то ему откликнулся — откуда-то издалека, и дядя Миша принюхался, ноздри его затрепетали, а глаза налились кровью.

— Нехорошо!- сказал он и, не дожидаясь, пока лифт окончательно остановится, оперся руками о борт и выпрыгнул наружу — с пятиметровой высоты.

Медвежатки последовали за ним. Они тут же признали его лидерство, и даже на мгновение не ставили под сомнение правильность поступков своего седого вожака. Гай особенно не торопился — он дождался, пока платформа ударится днищем о стальные рельсы, уложенные на землю, собрал в стопку все картонные коробки и вышел наружу.

—… здесь так принято! — застал он самый конец разговора. — Пайку нужно заработать. Пока не выгрузите первый центнер — жрать не положено.

— Ты сделаешь это? — дядя Миша нависал над толпой как утёс над бушующим морем. — Кто из вас подойдет ко мне и скажет: «твоя пища нужнее мне, чем тебе!» А?

— Общество! — заявил приземистый киборг с протезами обеих рук и почти стертой цифрой 2 на комбезе.

Его кожа была покрыта язвочками, нос распух, но в расширенных зрачках плескалась безбашенная смелость — скорее всего, он был под веществами.

— Предлагаю обмен, — сказал дядя Миша, найдя наконец того, с кем можно было говорить глаза в глаза.- Пайка — моя и их, взамен на того мужчину, которого вы посадили в яму.

Местные заворчали. Им такое предложение было не по-душе.

— Ты просто отдашь нам ее, седой. Или мы заберем ее силой.

— Силой?- зарычал дядя Миша и ударил себя кулаками в волосатую грудь. — А ну, давай! Davaj, yob tvoyu mat'!!!

Его абсолютно не смущало двадцатикратное превосходство противника в живой силе. Медвежатки набычились, а Гай завертел головой, чуя подвох. И не зря — несколько лихих демонов с опухшими лицами уже крались вдоль отвесной стены ущелья, сжимая в руках совковые лопаты.

— Сзади, дядя Миша! — крикнул он, ляпнул на землю коробки и половчее перехватил обмотку из полотенца.

Кормака, в целом, тоже не пугало численное превосходство местных. Он воспринял их атаку даже с радостью — ощущение собственной беспомощности перед жесткостью пенитенциарной системы, бессмысленность сопротивления судьбе — это всё было ему не по-нутру. А вот вколотить в грунт парочку мерзавцев, позарившихся на его зубную щетку — это да. Это ему нравилось.

— Яр-р-р! — рявкнул заорал ГАй, и с разбега обеими ногами впечатал в стену доходягу с лопатой.

Отмахнувшись от размашистого удара второго, он ощутимо получил в бок черенком, перекатился, вошел в клинч и, распрямляя ноги впечатал обмотанный полотенцем кулак в подбородок заросшему длинной щетиной каторжанину.

Утробно хрустнули зубы, или позвоночник, или и то и другое сразу, мужчинку подбросило на несколько метров вверх и он, врезавшись в перекрытия лифтовой шахты, так и повис там, на металлических конструкциях.

Кто-то таки достал Кормака лопатой — прямо по черепу. В голове загудело и помутилось, но усилием воли парень не дал себе упасть, и, вцепившись в черенок чуть выше лезвия изо всех сил дернул. Изо всех сил — это оказалось слишком, и ловкач, выпустив инструмент, улетел в сторону.

— Какие они тут, однако, легкие! — Гай крутанул обретенное оружие так, что загудел воздух.

Дядя Миша и медвежатки творили и вовсе какой-то кошмар. Рыча и завывая они мощными оплеухами разгоняли толпу, нанося кровавые раны когтями. Рыжий в угаре битвы вцепился в кого-то зубами и вырвал целый клок мяса. Белый и черный работали в паре — спиной к спине, прикрывая друг друга. А дядя Миша рванул напролом, низко пригибаясь к земле и расшвыривая местных направо и налево.

Вскоре местные обратились в бегство, оставив раненых и сбитых с ног самостоятельно решать вопросы с выживанием.

Гай попытался проследить, куда это понесло седого медведа, но особенно времени размышлять не было — у соседних лифтов тоже начиналось действо — новички с номерами 1, 2 и 4 на комбинезонах прибывали на дно разлома. И там были свои комитеты по встрече.

— Э-э-э, да ты чего? — Кормак не мог найти слов — он выпучив глаза смотрел на рыжего, который в данный момент ковырялся во внутренностях убитого киборга, пытаясь что-то нащупать.

Наконец, он достиг цели, рванул — и вытянул наружу печень поверженного врага.

— Только не вздумай…

Рыжий только хмыкнул и принялся жевать. Черный и белый вскоре последовали примеру товарища, и Гай согнулся в рвотном позыве. Они жрали человеческую печень!

Только что съеденный батончик и выпитая вода вырвались наружу, дальше пошла желчь и желудочный сок.

— Что это с ним? — послышался баритон дяди Миши.

Он скинул с плеча изможденного человека — человека ли? На теле его были видны следы пыток, волосяной покров серого цвета был во многих местах был подпален, один глаз был выбит, но второй горел таким же неукротимым, звериным огнем, как у дяди Миши и медвежаток.

— Нежный больно. Печенку будешь? — черный наклонился над еще одним местным.

— Дай лучше одноглазому, я себе сам раздобуду. Что там с остальными лифтами?

— Прописываются…

— Ну, с четверками и так всё ясно, там без вариантов. А киборги и модификанты — не сдюжили?

— Сдюжишь — не сдюжишь, а причешут — заутюжишь, — буркнул вдруг одноглазый. — Собирайте трофеи — и сваливать пора. Этому, нежному-то верить можно?

Дядя Миша уже с сомнением уставился на Гая.

— Тебе верить можно?

— А вы меня жрать не будете, господа медведи?

— Только если подеремся. Но мне, например, драться с тобой не с руки,- сказал седой медвед и многозначительно глянул на изломанное тело в грязном и рваном оранжевом комбезе, которое висело на одной из балок лифтовой шахты — метрах в десяти от поверхности.- Медвежатки, с Гаем Кормаком мы ведь драться не собираемся? Он ведь ровный парень и pizdatyj muzhik, да? И за барахлом нашим присмотрел — не в службу а в дружбу…

Медвежатки выразили свое одобрение и тут же кинулись собирать трофеи. Печенку они сложили в отельную коробку, и отдали ее белому, который тут же обляпался в красное. Лопаты целой охапкой ухватил рыжий, а черный пошарил по карманам поверженных врагов и набрал кучу какой-то сомнительной мелочевки.

— Сандалии, сандалии сымай!- посоветовал одноглазый. — Они тут в цене!

Сандалии пришлось тащить Гаю, а дядя Миша нес на плече одноглазого земляка, который пожевывал печенку.

Гай старался не думать, в какой ситуации оказался и за что на самом деле попали на Жмых медвежатки. Он просто шел в арьергарде, топча каменистую зеленовато-серую землю и пытался в голове составить карту местности. Получалось откровенно плохо.

— Как за что? — удивился дядя Миша. — За убийство с особой жестокостью и каннибализм, конечно! Все медвежатки за это сидят, других статей у нас и нет, считай. Воровать мы не воруем…

— Что с бою взято — то свято!- возразил одноглазый.

— Трофеи не в счет, верно…- поправился седой. — Так вот, у нас на Кондопоге чужого не берут, никого не обманывают, с дурью всякой очень не дружат, и маленьких не обижают, и маму с папой слушаются. Ну а то, что людей кушаем- так это традиция такая. Ну ежели он вызвался биться — так чего б его не скушать? Ты сам как — охотник, парень? Вижу — охотник. Ты же нормальный, а не из тех кто слона ради бивней бьет? Во-от! Подстрелил зверя — будь добр скушай, чего ему зря пропадать? Вот так и с человеком… Вот он ножичек в подворотне достает — и говорит что убьет меня, стало быть на бой вызывает. Ну так чего бы мне его не скушать?