Замок янтарной розы. Книга 2 (СИ) - Снегова Анна. Страница 43

Я подошла ближе, с не менее невинным видом взяла его под руку и шепнула на ухо:

- Милый «пупсик», намекни ей пожалуйста, что если она продолжит в том же духе, я ей подарю словарь, а в отношении тебя тоже использую что-нибудь не по назначению! Например, вон тот веник в углу выглядит многообещающе.

- В твоих устах, милая, это слово звучит совершенно по-другому! Повторяй почаще, - и улыбчивая зараза, даже не смутившись, поцеловал меня в висок.

Интересно, я когда-нибудь научусь сердиться на него по-настоящему?

Прошло ещё полчаса, в течение которых моя тщательно замаскированная тревога лишь нарастала, и её не могли унять ни шутки Ужасного Принца, ни десятая чашка чаю Ои.

- Идут, - нарочито-небрежно проговорил вдруг Генрих вполголоса, и словно невзначай стал так, чтобы я оказалась за его спиной. Рука моего жениха легла на подвешенный у пояса пиратский кортик.

Через пять минут на пол к моим ногам был брошен Эдвард Винтерстоун. Он стоял на коленях со связанными за спиной руками и был жалок. Светлые волосы растрёпаны, в глазах – бешеная злоба загнанной в угол крысы, на скуле – свежий кровоподтёк.

- Взяли его у антикварной лавки. Как увидел нас, тут же дал дёру. Сразу видно – совесть не чиста. Но я оказалась быстрее – вовремя успела перехватить, пока кое-кто пыхтел позади, как ластоногий, - Ири подула с довольным видом на сбитые костяшки пальцев. Так это она его?!

- Послушай, Высочество, разжалуй ты уже эту нахалку обратно в матросы, а? Сил нет терпеть. Я б ей объяснил, как старших уважать! – Морж припечатал увесистой клешнёй плечо Эдварда, который порывался было встать, а сам бросил гневный взгляд на Ири.

- Послушайте, вы оба! Заткнитесь уже! Будьте так любезны, - и Генрих подошёл к пленнику, возвышаясь над ним грозной тучей. – А ты рассказывай. Я с удовольствием послушаю, какого рожна ты забыл в каюте моей невесты… с острыми предметами.

С этими словами он вынул из ножен кортик и небрежно повертел его в пальцах. Тонкое лезвие взблеснуло на солнце. Лоб Эдварда покрылся испариной.

- Не имеете права!.. – процедил сквозь зубы Эдвард.

- А ты видишь где-то здесь королевскую гвардию или папочкиных слуг? Кто мне помешает вытрясти из тебя всё… всю подноготную? – хищно осклабился Ужасный Принц, и лезвие замерло в его пальцах. – Знаешь, а ведь я девчонку – и ту простил. В конце концов, ей ведь стало стыдно за себя. Даже у неё обнаружилась совесть – хотя крайне скромная и почти рудиментарная.

- Отлично сказано… - поддакнул Морж и закашлялся, получив увесистый тычок в бок. Для такой хрупкой девушки Ири обладала удивительно тяжёлой рукой.

- А вот в тебе, крыса корабельная, я даже зачатков не наблюдаю. Не скажешь, отчего решил заплатить нам такой чёрной неблагодарностью? За то, что мы тебя подобрали, когда ты никому не был нужен, даже собственной семье? Столько лет делили пищу и топтали одну палубу, терпели твою высокомерную физиономию, от которой даже щи кисли. Хотя под конец уже тошно было. Даже в королевском дворце я не видал столько презрения к окружающим и веры в собственную исключительность! А тебе не приходило в твою пустую голову, что самомнение – прекрасная штука, но только если оно на чём-то основано?

Вот последний тезис прозвучал очень самокритично, как будто Ужасный Принц его вывел из собственного опыта. Но я решила не говорить об этом Генриху, чтобы не сбивать чудесный патетический накал его речи. Честно говоря, сомневалась, что Эдварда это расколет, но попытаться определённо стоило.

Винтерстоун отвечать не торопился. Подниматься с колен тоже. Обводил окружающих взглядом исподлобья и молчал. Особенно его поразила, кажется, Оя – на ней он даже вздрогнул. Она в ответ широко улыбнулась. Похоже, слишком широко, потому что он сглотнул и больше в ту сторону вовсе не поворачивался. Вообще, кажется, ушёл в глухую оборону и усиленно делал вид, что самое любопытное для него сейчас – это окрашенные коричневой краской грубые доски пола.

Плотный полог молчания окутал террасу – настороженного, выжидающего, неприятного. Никому не понравится видеть унижение человека, которого считал если не другом, то приятелем. Понимать, как хрупка внешняя оболочка благополучия, которая нас окружает. Шелуха светского общения и цивилизованности, под которой, лишь тронь – неконтролируемые страсти, животные инстинкты, а то и неприкрытая готовность перегрызть глотку ближнему своему, если это повлечёт малейшую выгоду.

- Эдвард, зачем? Ты ведь не хотел забирать себе лиса. Красть семечко Замка янтарной розы. Ты хотел его уничтожить, верно? Так зачем? – мягко спросила я.

Бесполезно, хозяйка. Я сам спрошу. Мне тоже интересно.

Пытаясь вывести на чистую воду преступника, мы совершенно забыли о жертве.

Я резко обернулась… вернее, мне показалось, что резко. Движения мои стали тягучими, замедленными. Вокруг всё потемнело, как перед грозой. Тишина стала густой, осязаемой, простреливала по коже янтарными искрами мириадов молний. Фигуры людей – будто начерчены чёрной тушью на плотной серой бумаге.

Лис стремительно увеличивается в размерах.

Вот он уже по пояс взрослому человеку. Вот по грудь.

Трещат деревянные доски пола. Несколько ящиков с цветами уже проломлены, россыпь земляных комьев мешается с раздавленными бутонами, добавляет к воздуху ноты горечи. Трудно дышать, каждый вдох с силой приходится проталкивать в лёгкие.

Не пугайся, Эмбер. Форма относительна. Пространство подчиняется мысли. Важна лишь внутренняя сущность, лишь она – неизменная константа. Зерно, прорастающее в вечности.

Все отступают подальше от Эдварда, когда на него медленно движется, словно перетекая вперёд на неподвижных лапах, оживший каменный колосс – янтарное существо размером с лошадь, которое уже никто не рискнёт назвать «лисёнком».

Винтерстоун падает назад, едва удерживаясь связанными руками, чтобы не распластаться окончательно на полу. На его белом как мел лице – смертельный ужас, с которым он взирает обречённо на приближающееся существо, как на ожившее возмездие. Глаза лиса ослепительно сияют, а в сердцевине матового камня, в самом центре тела магического зверя горит пламя янтарного цвета.

Воздух гудит неслышно на самой границе восприятия – не могу разобрать звук, но у меня закладывает уши, в них начинает звенеть.

Протягиваю руку, касаюсь бока проходящего мимо меня лиса, скольжу по холодной рельефной поверхности живого камня. На секунду теряю зрение и мне кажется, будто нахожусь где-то далеко. Не здесь. Далеко не в пространстве – а словно меня отнесло космическим ветром куда-то по реке времени.

Тёмная непроглядная ночь. Я на вершине холма. Горят города, тлеют леса у подножия, чернеют от горя звёзды и отворачиваются. Утихли крики и плач побеждённых, захватчики празднуют победу, правят тризну по своим мёртвым, возносят хвалебные гимны небесам. Поднимаю руку к лицу – в темноте вены под кожей на тыльной стороне запястья светятся янтарным, будто в жилах течёт жидкий огонь вместо крови. Нет сил сопротивляться. Больше ни к чему сопротивляться – мой народ словно тлеющие угли разметало по земле жестоким ветром из-за моря. Осталось лишь одно, последнее дело, прежде чем и мне смежить усталые веки.

Величайшие сокровища эллери не должны достаться врагу. И они не достанутся.

Выныриваю из видения, отдёргиваю руку. Лис в гробовом молчании останавливается над Винтерстоуном, нависая над ним острой мордой, оскаленной в страшной улыбке. Того уже трясёт.

Такие, как ты, мальчик, уничтожали красоту и топтали чудо. Такие, как ты, - твои предки своей завистью рвали на куски мир, волшебства которого не понимали. Так ребёнок ломает игрушку, которая для него слишком сложна. Жестокий ребёнок. Из которого вырастает трусливый и жестокий взрослый. Уничтожить то, чем не можешь обладать – поэтому ты занёс нож? Непростой нож. Я распознал вкус древней запретной магии. Ты нашёл магическое оружие, способное убивать живой камень. Хотел убить Замок своего брата – Замок ледяной розы. Но до него добраться было не так просто, и его теперь слишком хорошо охраняют. Поэтому решил начать с чего-то более беззащитного, так?