Честное пионерское! 2 (СИ) - Федин Андрей. Страница 22

Теперь книгу Сабатини следовало вернуть Павлику Солнцеву (но лучше — лично в руки Виктору Егоровичу Солнцеву). Вот только я не планировал делать это «так просто» — моё воображение уже нарисовало комбинацию, в которой я убивал нескольких зайцев одним выстрелом. Построил в уме несложный план, благодаря которому зайцы перед моим выстрелом непременно выстраивались в колонну. А в пятницу вечером я зарядил воображаемое ружьё: позвонил Юрию Фёдоровичу, договорился с Зоиным отцом о встрече (представил, как майор милиции на противоположном конце телефонного провода потирал руки — в предвкушении получения новых сведений о преступниках). И уже в субботу, за два часа до полудня, я пил кофе на кухне в квартире Каховских.

— Я думаю, что ты был прав, — сразу же заявил Юрий Фёдорович, едва мы выдворили из кухни сварившую нам кофе Зою.

Каховский воспользовался отсутствием Елизаветы Павловны — та с утра пораньше (до моего появления) умчалась «по делам» — закурил в кухне (лишь предварительно распахнул окно). Я посматривал на задумчивое небритое лицо «дяди Юры». Слушал шум проезжей части, шелест листвы, щебетание птиц (заметил, что умолк телевизор в Зоиной комнате). Вдыхал смешавшийся с табачным дымом аромат кофе. Дожидался, пока Юрий Фёдорович пояснит, в чём именно по его мнению я «был прав».

— Твой переезд в Москву — очень спорное благо, — сказал майор милиции, смахнул на пол со своего живота крошки табака. — Прежде всего, для моей семьи и нашего города. Пожимание рук партийному руководству — безусловно, важное дело. Но на жизни партийной верхушки СССР вряд ли кто-либо покусится. А за здоровьем наших высокопоставленных стариков и без того тщательно следят врачи.

Юрий Фёдорович сощурил левый глаз, выдохнул в сторону окна дым.

— Если ты им раскроешь свои видения о новом генсеке — на судьбы страны это не повлияет, — сказал он. — Потому что у них там…

Он указал пальцем в потолок.

—…Свои взгляды на «добро» и «зло». Все, кому нужно, и так уже знают имя нашего нового рулевого. Уверен: они разберутся без твоей помощи. Слова мальчишки на их внутрипартийную возню никак не повлияют.

Каховский стряхнул пепел в кофейное блюдце.

— А если кому-то из стариков пришёл срок нас покинуть — то ты, зятёк, им уже не поможешь: никакие пророчества не победят старость. Гораздо больше пользы будет от тебя здесь, на земле.

Виктор Фёдорович кашлянул.

— Совершенно с вами согласен, — сказал я.

Сделал глоток из чашки — заценил напиток. В очередной раз пообещал себе купить кофейные зёрна. Но не сомневался, что вновь позабуду об этом обещании, едва окажусь вне квартиры Каховских. О кофе я вспоминал только здесь. Будто в этой кухне был уголок другого мира. Надина квартира у меня ассоциировалась только с чаем — не припомню, чтобы мучился там от желания выпить чашку кофе. Да и в школьной столовой я о кофе не вспоминал: там было царство молока и компота.

Каховский придвинул ко мне лежавший на столе конверт — «чистый»: без адресов получателя и отправителя, но с непогашенной маркой «Шестьдесят лет центральному музею имени Владимира Ильича Ленина».

— Это Лиза тебе передала, — сказал он. — Здесь деньги за эти… висюльки для цветов. Как я понял, за все сразу — больше у неё в магазине ничего не осталось. Жена вложила сюда листок с расчётами.

Юрий Фёдорович постучал сигаретой по блюдцу.

— После посмотришь и пересчитаешь деньги, — сказал он. — А возникнут вопросы — звякнешь вечером Елизавете Павловне. Она тебе всё объяснит: я не в курсе ваших спекулянтских дел.

Пепел в блюдце встретился с каплей воды — зашипел.

— Я сделал вывод из нашей прошлой беседы, зятёк, — сказал Каховский. — И запретил жене использовать тебя для этих её шаманских гаданий. Толку от них немного — хвастовство одно.

Он махнул рукой.

— После твоих рассказов я задумался о будущем. О нашем будущем — твоём, моём, нашего города.

Юрий Фёдорович затянулся дымом.

— Стрельба из автоматического оружия на центральном перекрёстке — сейчас это выглядит невероятным, — на вдохе сказал он. — Но я тебе, зятёк, верю. Потому что проделки этого Михасевича, на которого ты мне дал наводку — тоже кажутся выдумкой.

Каховский сделал паузу, будто затягивал интригу.

Мне вдруг почудилось, что я у следователя на допросе (было у меня в прошлой жизни такое неприятное приключение — и не однажды).

Юрий Фёдорович повертел в руке сигарету.

— Я навёл справки, — заявил он. — В Витебске действительно творятся нехорошие дела. Чем-то похожие на те, что были в Ростовской области. Я довёл твою информацию… до кого следовало. Результатов пока не знаю. Но уверен, что они будут.

Старший оперуполномоченный Великозаводского УВД опёрся локтями о столешницу — навалился на стол своим немаленьким весом.

— Ну а теперь рассказывай, что за услуга тебе нужна, — сказал он. — Зятёк.

Я поставил чашку (кофе в ней до обидного быстро закончился). Отодвинул её в сторону — чтобы на столешнице между мной и майором милиции не осталось преград. Улыбнулся — радостно и открыто: по-детски.

— Хочу воспользоваться вашими связями среди преступников, дядя Юра, — сказал я.

Кофейные чашки подпрыгнули и звякнули.

Каховский поперхнулся дымом, просыпал на стол пепел (тут же торопливо смахнул его на блюдце). Громко зашипел — прижал к груди испачканную пеплом ладонь. Откашлялся, восстановил дыхание.

— Чем? — переспросил он.

— Мне нужна пара послушных и управляемых бандитов для выполнения несложной, но деликатной и хорошо оплачиваемой работы, — сказал я. — Следует припугнуть одного человека. Но аккуратно — чтобы он испугался, но не пострадал. Только и всего.

Я пожал плечами.

Каховский курил, рассматривал моё лицо (будто пытался что-то вспомнить или угадать). Прятавшееся за ветвями деревьев солнце освещало его затылок, заставляло блестеть полосы на плечах тенниски. На лицо Зоиного отца то и дело набегала тень.

— Тебя обижают в школе? — спросил Юрий Фёдорович. — Ты поэтому занялся борьбой?

— В школе у меня всё нормально. Во всяком случае, пока.

Мой голос звучал громко и звонко.

— Так может… ты решил, что я не милиционер, а какой-то там Фантомас? — сказал Каховский. — Что у меня все преступники города на подхвате? Зоя говорила: вы читаете по вечерам книги. Это ты в них вычитал, что милиционеры командуют преступниками?

Я ничего не ответил. Смотрел, как Юрий Фёдорович курит. Не прятал взгляд, удерживал на губах улыбку.

— Кого ты пугать-то собрался? — спросил Каховский.

Он ответил на мою улыбку усталым взглядам.

Я вздохнул и сказал:

— Свою маму.

Замолчал. Потому что Каховский вновь вцепился рукой в край столешницы и разразился громким кашлем. Старший оперуполномоченный зашатался на стуле, уронил в блюдце сигарету. Прижал руку к груди. На скрип стула и громкий кашель откликнулся ветер. От сквозняка задрожали стёкла. С ветвей ближайшего тополя за окном вспорхнула стайка маленьких птиц — нервно чирикая, воробьи умчались подальше от шумной квартиры. Зашелестела листва. Я терпеливо наблюдал за мучениями майора милиции.

Наконец Юрий Фёдорович смахнул с глаза слезу и спросил:

— Что, зятёк, всё так плохо? Мамка не даёт тебе денег на мороженое? Или не пускает с приятелями в кино? А может… она не одобрила твой будущий союз с Зоей? Так давай мы её сразу… в тюрьму отправим⁈ Чего уж мелочиться⁈ Там её быстро перевоспитают!

Я «изобразил Вовчика» — сделал вид, что задумался над словами милиционера, будто они были не шуткой, а реальным предложением. Насупился. Помотал головой.

— Нет, дядя Юра. Спасибо, но нет.

Развёл руками, громко вздохнул — печально.

— Тюрьма не подходит для моих целей, — пояснил я. — Но спасибо вам за предложение. Дядя Юра, я запомню, что вы помогаете и таким образом.

Каховский хмыкнул, указал на меня пожелтевшим от частого курения пальцем.