Честное пионерское! 2 (СИ) - Федин Андрей. Страница 7

— Привет, зятёк, — сказал Юрий Фёдорович.

Прищурил глаз, указал рукой на мой живот.

— Смотрю, ты тоже прикупил рубашку у этого вашего рыжего приятеля, — сказал он. — И сколько такая нынче стоит… для друзей?

Я повёл плечом.

— Ни сколько. Подарок.

Каховский хмыкнул.

— А с меня ваш рыжий мошенник двадцатку стряс, — сказал он. — Никакого уважения к работникам органов внутренних дел. Сто пятьдесят четвёртая статья по этому спекулянту плачет.

Юрий Фёдорович бросил на стол газету «Советский спорт», вынул из пачки с верблюдом сигарету. Закурил. Взглянул на меня сквозь облако табачного дыма.

— По делу к нам пришёл? — спросил он. — Или Зойку снова к себе утащить хочешь? Неужто и правда книжки там с ней читаете? Или это она нам с матерью лапшу на уши вешает?

Я состряпал трагичную мину, развёл руками.

— Читаем, дядя Юра.

С показным сожалением вздохнул.

— Не забывайте, что нам всего лишь по десять лет, — сказал я. — Не до чего более интересного мы пока не доросли. А у меня дома даже видика нет — поэтому и фильмы на немецком языке тоже не смотрим.

Каховский озадаченно кашлянул.

— Вот уж не думал, что порадуюсь отсутствию у тебя видеомагнитофона, — сказал он. — Намекну Лизе, чтобы не продавала его тебе. Хорошо, что хоть книжки у нас… на немецком не печатают.

Юрий Фёдорович придвинул к себе туфлю-пепельницу, постучал по её краю дымящейся сигаретой.

— Ну а когда дорастёшь… до чего-то интересного, — сказал Каховский, — вспомни, что у меня есть хороший ремень — армейский: со срочной его домой привёз. Ну а Зойке я о нём сам напомню.

Старший оперуполномоченный помахал сигаретой — та оставила в воздухе тонкий, похожий на шнурок дымовой шлейф.

— Девочек нельзя обижать, — сказал я. — Так мне мама говорила.

Разогнал рукой подлетевший к моему лицу шнурок из дыма.

— Цените, дядя Юра, что именно я вам об этом напомнил. Ведь сами знаете: гуманный зять — мечта любого нормального родителя… и лучшее средство для спокойного сна.

Юрий Фёдорович откинулся на спинку кресла, забросил ногу на ногу (будто приготовился к долгой беседе). Я понял, что Зоя не ошиблась: Каховский действительно никуда не спешил. Кофе у него в чашке закончился. Да и газету майор милиции, похоже, уже просмотрел. Потому он нашёл себе новое развлечение: решил поупражняться в острословии с десятилетним мальчишкой (со мной). Старший оперуполномоченный Великозаводского УВД неторопливо затянулся табачным дымом (при этом он не спускал с меня глаз, будто настраивался на допрос подозреваемого).

Я опередил его вопрос.

— Дядя Юра, я вот что хотел у вас попросить, — сказал я. — Разрешите Зое бросить танцы. Она их ненавидит. И отпустите её завтра после школы со мной — часиков до девяти.

Каховский хмыкнул. Но ответил не сразу. А только после того, как не спеша выпустил в крону тополя струю серого дыма.

— Приданного за неё не дам, — сказал он. — Даже не проси.

Майор милиции покачал головой. Кончик сигареты обломился — упал Каховскому на штаны. Юрий Фёдорович встрепенулся, стряхнул с треников сигаретный пепел.

И вновь посмотрел не меня.

— А вот выкуп за дочь могу и потребовать, — добавил он. — Не для того красавицу растил, чтобы отдать её… за просто так. Усёк… зятёк?

— Усёк, дядя Юра.

Каховский вновь нарисовал сигаретой в воздухе черту — будто провёл между нами границу.

— Куда собрались-то… несозревшие? — спросил он.

— В наш ДЮСШ пойдём, дядя Юра. Запишемся на самбо.

— Куда?

Юрий Фёдорович навалился на подлокотники — кресло жалобно взвыло. Старший оперуполномоченный подался вперёд, будто хотел лучше расслышать мои слова. Пепел снова свалился ему на штаны.

Каховский дёрнул ногой.

Но на трениках осталась подпалина — очередная.

— На самооборону без оружия, — сказал я. — Это спортивная секция такая. С уклоном в борьбу.

Юрий Фёдорович положил сигарету на пепельницу. Покачал головой (то ли в ответ на мои слова, то ли от досады, что снова прожёг адидасовские портки), потёр пальцем новое пятно на штанах, скривил от досады губы. Взглянул на меня.

— Я знаю, что такое самбо, зятёк, — сказал он. — Причём, не понаслышке. Или ты забыл, где я работаю? Я тебя о другом спросил.

Каховский накрыл подпалину ладонью, снова взял сигарету.

— Зойке-то это твоё самбо зачем?

Над зажигалкой взметнулся язычок пламени.

Майор милиции поднёс к нему зажатую в губах сигарету, подкурил.

— Дядя Юра, — сказал я. — Мне ли вам объяснять, в какое трудное время мы живём? Вокруг всё больше бандитов и маньяков. Честной девушке скоро страшно будет в одиночку ходить по улице!..

Юрий Фёдорович покачал пальцем.

— Запомни, зятёк: маньяков у нас нет, — сказал он. — Совсем нет. Потому что СССР — не какая-то там прогнившая капиталистическая Америка. Запомни это, если не знал. Да, мы ловим иногда серийных убийц. Такое случается. Но очень и очень редко: их у нас тоже почти нет. Понял меня?

Слова Каховского не походили на шутку.

Я кивнул.

— Понял, дядя Юра.

— Молодец, — сказал Каховский. — Да… и насчёт уровня преступности — тут ты, зятёк, тоже заливаешь. Уровень преступности в нашем городе неуклонно снижается. Показатели раскрываемости ежегодно растут. Об этом во всех областных газетах писали. А советские газеты не лгут — сам знаешь.

— Знаю, дядя Юра, — сказал я. — Но это ведь официальная информация…

Развёл руками.

— Понятно, что официальная, — согласился Каховский. — Но этот твой довод всё равно не засчитан. Против официальной статистики голословно не попрёшь. Как и против моей жены. Придумай что-нибудь получше, зятёк. Что бы я мог повторить эти слова супруге.

Он поднёс сигарету к губам.

— То есть… вы не против того, чтобы Зоя занималась спортивной борьбой? — спросил я.

Юрий Фёдорович выпустил через нос дым, пожал плечами.

— Если она сама этого хочет — то пусть занимается, — сказал он.

И уточнил:

— Однако Елизавета Павловна видит будущее нашей дочери несколько иначе. В этом её видении Зойка обязана хорошо танцевать. А это уже проблема, зятёк. Для тебя и для Зои. Потому что мне пока нечего противопоставить доводам супруги — очень убедительным и логичным доводам, скажу я тебе.

Юрий Фёдорович вновь затянулся дымом.

Я возразил:

— Но ведь… Зоя не любит танцы.

Отогнал от себя дым.

Каховский хмыкнул, дохнул дымом вслед спланировавшему с крыши голубю. Не поспешил с ответом — склонился над столом, заглянул в кофейную чашку (пустую). Вздохнул.

— Знаю, что не любит, — сказал он. — И посещать школу ей тоже не нравится. Скажу тебе по секрету, зятёк: я тоже ненавидел учиться. И с удовольствием проводил бы в детстве дни напролёт на футбольном поле — гонял бы с приятелями мяч. Но это ничего не значит.

Юрий Фёдорович усмехнулся, затушил в хрустальной туфельке истлевшую почти до самого фильтра сигарету.

— Ну а ты как хотел? Это жизнь. Тут одного «хочу» недостаточно.

Каховский взмахнул рукой.

— Елизавета Павловна доходчиво обосновала необходимость танцев, — сказал он. — К её доводам не подкопаешься. И там не простые «нравится, не нравится». Да я и сам считаю, что когда девчонка красиво танцует, то это привлекает внимание потенциальных женихов. Или ты испугался конкуренции, зятёк?

Юрий Фёдорович в очередной раз испытал на прочность спинку кресла — кресло не оставило его действие без внимания: ответило скрипом и потрескиванием.

— Не без того, — сказал я. — Честно признаюсь. Вот только…

Замолчал.

Потому что дверь приоткрылась. На балкон из-за гардинной ткани выглянула Зоина голова (Каховская выглядела испуганной, словно ныряла зимой в прорубь). А потом появилась и рука девушки — протянула мне чашку с парящим напитком. Зоя стрельнула в отца настороженным взглядом и тут же спряталась обратно в гостиную (словно мышь при виде кота). Я поднёс чашку к лицу, вдохнул кофейный аромат. Юрий Фёдорович взглянул на чашку (которую я держал в руках). Задумчиво насупил брови. Идея эксплуатировать для варки кофе дочь ему раньше в голову явно не приходила. Я тут же мысленно извинился перед Зоей.