Средневековый мир «Игры престолов» - Ларрингтон Кэролайн. Страница 25
Как только она завоевала дружбу короля, она начала вести себя как тиран, на отцовский манер – ненавидеть каждого человека, которого любил Беортрик, делать все, что ненавистно Богу и людям, осуждать всех кого только можно перед королем и, таким образом, обманом лишать их жизни или власти; и, если она была не в состоянии достичь этой цели с помощью короля, она убивала их ядом [16].
В 802 году, по словам Ассера, Эадбурга пыталась отравить фаворита своего супруга, но по ошибке яд выпили и ненавистный молодой человек, и сам король, и оба умерли. Эадбурга отправилась ко двору императора Карла Великого в Ахене со множеством сокровищ, украденных из Уэссекса. Карл Великий спросил молодую вдову, хочет ли она замуж за него или его сына; не мысля стратегически, Эадбурга выбрала сына, «так как он моложе», после чего оскорбленный император не позволил ей выйти замуж ни за одного из них, вместо этого сделав ее настоятельницей монастыря. Этот новый виток ее карьеры длился недолго, поскольку Эадбурга была уличена в сексуальной связи с англичанином и выброшена на улицу. Она умерла в нищете в Павии, в Италии.
После этого, по словам Ассера, роль жен королей в этом королевстве ограничили очень жесткими рамками. Прежний статус королевы был восстановлен только после того, как преемник Карла Великого, Карл Лысый, в 856 году настоял на том, чтобы его дочь Юдифь была коронованной королевой при условии, что она выйдет за Этельвульфа, старшего брата Альфреда. Поведение, в котором обвиняется Эадбурга, напоминает поведение Серсеи. Организация суда при дворе, создание фракции, лояльной ей, а не королю, стремление ослабить его сторонников и, наконец, отравление мужа – все эти действия соответствовали худшим опасениям средневековых историков в отношении королев. Однако король все же обязан жениться, если он хочет иметь детей, и тем самым он доверяет свою безопасность женщине, которая может не любить его и цели которой могут сильно различаться с его целями.
Когда королева становилась вдовой, ее влияние основывалось на том, что она являлась матерью будущего короля. Если он был слишком молод, созывался совет для управления королевством, часто состоящий из дядей молодого короля. Это могло привести к дальнейшим трудностям: если дяди были братьями его отца, очевидно, что смерть королевского наследника открывала возможность наследования уже для них. Судьба принцев в Тауэре, запертых там по приказу их дяди по отцу Ричарда III, является лишь одним из примеров опасностей, с которыми может столкнуться молодой король. У дядей по материнской линии меньше интереса к трону, который они не могут наследовать, и поэтому и Джейме (отец и дядя Джоффри и его братьев и сестер), и Тирион стараются сохранить положение своих племянников. Влияние королевы-матери снова неофициально, но ясно, что Серсея обладает большим авторитетом. В сцене, где Серсея сцепляется с ухмыляющимся Бейлишем на тему слухов об инцесте и его самопровозглашенном статусе, Бейлиш вкрадчиво замечает, что знание – сила. Серсея приказывает своим людям схватить его и угрожает перерезать ему горло. Бейлиш напуган. «Сила и есть сила», – отвечает Серсея (2.1). Но она все же знает, что ей нужен Бейлиш, особенно когда ей приходится иметь дело с Малым советом, в котором в пятом сезоне ощущается острая нехватка мозгов и талантов, после того как ее дядя Киван Ланнистер отказался служить десницей до тех пор, пока его племянница намерена оставаться на троне.
Власть очень нестабильна, когда она в руках женщины. Королева-мать оказывается перед угрозой вытеснения новой королевой ее сына, и конкуренция между Серсеей и Маргери Тирелл («этой ухмыляющейся шлюхой из Хайгардена», как королева называет свою невестку (5.2)), за влияние на Джоффри, Томмена и народ Королевской Гавани развивается по знакомому сценарию. Хорошо известна одна средневековая сказка об оклеветанной жене: король женится на красивой женщине, которая прибывает в его королевство на дрейфующей лодке. Королева беременеет, а ее муж вынужден отсутствовать во время родов. Воспользовавшись этим, мать короля отправляет ему сообщение о том, что его жена родила чудовище. Несмотря на то что король гуманно отвечает, что он хочет увидеть ребенка своими глазами, его мать подделывает ответ и пишет приказ от его имени изгнать мать и ее ужасного ребенка обратно в море на той же лодке. Благодаря Божественному Провидению истина раскрывается и любящий муж воссоединяется со своей семьей, а ревнивую свекровь предают смертной казни. История, другую версию которой излагает Чосер в «Кентерберийских рассказах», ярко иллюстрирует напряженность, возникающую, когда сын королевы женится, и усиленную борьбой за власть при дворе [17].
Серсея наживает себе множество врагов; после смерти отца она отталкивает Джейме, могущественных Тиреллов и даже Железный банк Браавоса. Ее решение восстановить военно-морской флот, чтобы избежать зависимости от морской мощи Хайгардена, выглядит стратегическим, но тут ею движет прежде всего ревность к Маргери. И ее решение (в книгах) заключить сделку со Святым Воинством, которому корона также была должна огромную сумму денег, чтобы погасить долг в обмен на соглашение, разрешающее им перевооружаться, впоследствии приведет к настоящей катастрофе. Тетя Серсеи Дженна говорит Джейме:
Серсея, слыхать, и бастарда ввела в совет, а какого-то проходимца – в Королевскую Гвардию. Она вооружила святош, а браавосийцы, сколько их ни есть в Вестеросе, требуют возвращения ссуд. Ничего бы этого не случилось, если бы она, следуя простому здравому смыслу, сделала десницей своего дядю (ПС, Джейме IV, 513).
Дженна права. В книгах борьба Серсеи с Маргери достигает кульминации в несправедливом обвинении в том, что ее невестка совершила прелюбодеяние. Лазурный Бард под пытками признается в том, что она изменяла не только с ним, но и с другими. Тяжелое положение Маргери в этой ситуации похоже на положение королевы Анны Болейн, обвиняемой в сексуальных отношениях с музыкантом Марком Смитоном. Смитон дал показания против нее под давлением и, скорее всего, под пытками, указав на еще нескольких мужчин, в том числе брата Анны Джорджа, как на ее сексуальных партнеров. Все, кроме поэта сира Томаса Уайета и Ричарда Пейджа, были казнены за день до смерти Анны. Его Воробейшество убедил Серсею в том, что он уверен в испытании Маргери; оно будет проводиться церковным судом: «Однако кому же и судить королеву, как не Семерым и земным их служителям? Мы соберем священный трибунал из семерых судей, где трое – дева, матерь и старица – будут представлять женский пол. Кому лучше их ведомо заключенное в женщине зло?» (ПС, Серсея X, 664).В сериале сексуальная ориентация Лораса и лжесвидетельство Маргери от его имени заставляют их предстать перед судом веры в Семерых. Но Вера на этом не останавливается. «Что мы увидим, когда мы сорвем ваши нарядные одежды? – спрашивает Его Воробейшество Серсею. – К нам пришел молодой человек ‹…›, и он многое может сказать о вас» (5.7). И, согласно показаниям Ланселя, вина Серсеи по крайней мере в два раза больше вины Маргери: она обвиняется в лжесвидетельстве, измене (в связи со смертью Роберта) и блуде.
Тюремное заключение Серсеи раскрывает ей, насколько террор, прежде прерогатива короны, теперь стал инструментом Веры. Чтобы выйти под залог из подземелий под Великой септой, она вынуждена признать свою вину в отношении одного из обвинений: ее прелюбодеяния с Ланселем. Его Воробейшество постановляет, что она должна совершить «путь искупления», пройдя полностью нагой по улицам Королевской Гавани от Великой септы до Красного замка, пока толпа будет осыпать ее нечистотами и оскорблениями, в сопровождении септы, звонящей колокольчиком и повторяющей: «Позор! Позор!» (5.10). Ее длинные золотые волосы обрезают, чтобы лишить ее даже этой защиты от взглядов и издевок толпы. Публичное обнажение, особенно для женщины, считалось недопустимым в средневековой религиозной практике; вид женского тела считался соблазном. Тем не менее существуют некоторые свидетельства того, что любовников, уличенных в прелюбодеянии, могли по приказу местного судьи и двух членов водить по улицам обнаженными и связанными друг с другом. Эта мера наказания действовала в провинции Ажен на юге Франции, хотя, как и в случае со множеством других положений в средневековых законах, крайне сложно понять, как она применялась, и применялась ли вообще.