От заката до рассвета (СИ) - Артемов Александр Александрович. Страница 22

— Мне таких подмастерьев и даром не нать… В мешке его место.

— Не надо в мешок! — отчаянно закричал мальчишка, ползая в пыли. — Не хочу!

— Замолкни, щенок, мало видать тебя пороли! — ощерился усач-атаман и ткнул пальцем в Каурая. — Ты!

— Я.

— Ежели ты Каурай, то я зовусь Кречет, — представился он. — Не знаю уж, с какими ты сюда помыслами пожаловал, мил человек, но у нас тут баловать не можно. Мы и так хапнули лиха с горкой. Посему пришлым угождать да пестовать их не намерены. Откуда и зачем?

— Я опричник, а тот мальчишка — мой спутник, Игриш. Рассчитывали на приют. За деньги.

— Опричник что тот же разбойник, эвон какая рожа расписная! — махнул на него нагайкой бородатый Рогожа. — Небось заодно с душегубцем Баюном они. Только расспросить дай, где их атаман прячется… Потом уже в мешок и в омут, и вся недолга!

— Плохая идея, — покачал головой Каурай, распустил ремень, пересекающий нагрудник, и схватился за рукоять меча. — Или, может быть, ты сам хочешь сунуть меня в мешок?

— А ну, хлопцы, окружайте его, паскудника! Я из-за его дьявола насилу из воды выбрался, пропади он пропадом!

Хоть Рогожа и не на шутку раззадорился, однако хлопцы замялись и не спешили грудью бросаться на меч одноглазого. В отличие от них, облаченных в зипуны и кольчуги, Каурай был закован в настоящие доспехи с клепаными наплечниками, наручами и парой поножей. Игриш не сомневался, что случись им схватиться, то казаки таки одолеют одноглазого, но половина точно поляжет, сраженная его длинным клинком. А это, как выражался Кречет, не можно.

— Остынь, дядька, не нагоняй лиху, — выступил вперед молодой черноволосый казак, блестя крупными зубами из-под поникших усов. Из шапки он все выжимал воду и не спешил нахлобучивать на всклокоченную голову с длинными кудрями до плеч. — Глядь, на поясе у него и впрямь черепушка болтается. Всамделишный опричник он!

Казаки пригляделись к Каураю — и в самом деле, под плащом у него покоился собачий череп. Следом их взгляды перетекли ему за спину, и все принялись заинтересовано разглядывать жуткую рогатую голову какого-то гигантского лося, которого они только что притащили из лесу.

— Отведем его к пану воеводе, — пожал плечами юный Ранко, — он и решит, куда его — на постой или на плаху!

Все одобрительно забубнили — эта идея понравилась казакам куда больше, чем риск скрещивать оружие с хозяином столь злющей кобылы.

— На плаху это без меня, — покачал головой Каурай. — Думалось, что местные куда более гостеприимны и хватаются за ножи только после третьей чарки.

— Не те уж времена, — сплюнул усач-атаман, назвавшийся Кречетом. — Как заполыхало у соседей, уж не продохнуть от татей всех мастей: разбойников, убийц, дезертиров и… конокрадов!

На последнем слове он особенно сильно сжал пальцы вокруг руки Игриша, что тот вскрикнул.

— Мы не крали твою лошадь, пан Кречет, не нагоняй напраслину, — нахмурился Каурай. — И мальчишку мы вашего не трогали. Почти.

— Может быть, — кивнул Кречет. — Но отпустить вас по добру, по здорову это тоже не можно. Пес знает — может, вы и вправду лазутчики Баюна? Сделаем так, как предложил Ранко: отведем к пану воеводе. А он решит, что с вами делать. Давай сюда меч!

— Меч? — вскинул брови Каурай. — Ты верно шутишь, пан Кречет?

— Нисколечко, мил человек! Вооруженного я до пана воеводы не поведу. Так что придется тебе ненадолго расстаться со своим оружьем. Извиняй, но таков порядок!

— Попробуй забери, пан Кречет.

Он снял ножны со спины и положил ладони на гарду меча, размерами превышающего рост доброй половины из казаков. — Но не думай, что я отдам его так запросто.

Кречет однако не сделал и шага, чтобы попытаться отобрать клинок, да и свою саблю не торопился выхватывать — все стоял нахмурив лоб и поглаживая свои длинные усы.

— Ну что же вы стоите, трусы? — не выдержал Рогожа, осматривая притихшие ряды казаков. — Он всего один! Чего уже в штаны навалили?!

— Нечестно это как-то, пан Рогожа… — забубнили и зачесали головы казаки. — Всем на одного набрасываться — нет в этом чести! А можа и вправду, невиновный он.

— А когда такие, как он, тати Баюнские, хаты грабили да жинок ваших насильничали, была в этом честь?

— Ну… — пробежал вздох по рядам казаков. Сердце Игриша тоже сделало кувырок и затихло при этих словах.

— Или вы забыли, зачем мы здесь?! — не унимался Рогожа, то бледнея, то краснея от злости. — Забыли, негодные, как бедную дочурку Щуба прошлой седьмицею на дороге нашли — всю побитую без единого живого места?! А вы еще за честность с этим баюновым отродьем гутарить вздумали, тьфу на вас!

— Не горячись, кум, — проговорил Кречет. — Я тут смертоубийством заниматься не намерен, пока сношения этого человека с Баюном не доказаны! А доказывать это прямо на дороге — Спасителя гневить.

— …кто такой этот Баюн? — подал голос Игриш, с опаской поглядывая на Кречета.

— Разбойник, коих земля едва носит, — буркнул казак в усы. — А ты помалкивай! Наболтался уж.

Игриш прикусил язык. Кречет вновь обратился к Каураю:

— Сдавай оружие, мил человек. Не гневись, но таков порядок! Вы оба, значится, подозреваемые и под следствием. Ранко, чего стоишь? Помоги ему сдать меч и вона остальные побрякушки! А то он, глядишь, запутается в своих железках.

Черноволосый казак сделал шаг вперед и с каким-то извиняющимся выражением на алых устах подошел к одноглазому, но тот не подал и тени сомнения в том, что добровольно не собирается разоружаться. Только крепче сжал рукоять и упер окованный железом конец ножен прямо в могучую грудь молодого богатыря Ранко.

— Не спеши, паренек…

Ранко не дал ему договорить — рука его быстрее молнии метнулась к сабле и широким движением обнажила сталь. Остро отточенное лезвие столкнулось с ножнами и отбило тяжелый меч в сторону. Ошеломленный Каурай попятился, сплюнул и решительно перехватил рукоять двумя руками.

Когда оба воина принялись кружить и обмениваться звонкими ударами, ватага Кречета разразилась криками и одобрительным свистом при виде негаданно вспыхнувшей сечи.

— Ранко! — махнул рукой Кречет и досадливо сплюнул, глядя на то, как парень яростно размахивает саблей. — Ранко, ты чего ополоумел?!

Тот не подал виду, что услышал товарищеский окрик, и раз за разом коршуном бросался в атаку, но снова и снова наталкивался на крепкие ножны. Меч Каурай держал на манер шеста, вращал и то и дело пользовал, то ли как топор, то ли как крюк, охотясь за ногами молодого казака. Даже и не думал вынимать клинок или хвататься за штыки.

Сталь разила сталь. Ранко крутился волчком, блистая свистящим металлом, отскакивал и пытался пробить защиту одноглазого, однако каждый его выпад приходился либо на меч, либо сталкивался с неприступной броней.

— Чего же вы стоите?.. — крикнул было Рогожа, задорно раскручивая нагайку, но его одернул Кречет, схватив за отворот зипуна:

— Молчи, дурная твоя голова! Еще нам с опричниками не хватало враждовать!

Ранко занес саблю, и снова одноглазый принял удар на эфес, отбил клинок и дотянулся-таки до его голени. Парень взвыл, но не бросил попыток добраться до незащищенного горла противника. Улыбочка давно слетела с его губ, на смену ей пришла злость, явился азарт. Казак развернулся и уже готовился броситься в новую атаку, но его остановил сильный тычок в грудь — Каурай ударил его тупой оконечностью ножен. Ошарашенный Ранко хлопнулся на задницу, хватаясь за ушибленную грудь, но вскочить уже не успел.

Встретила его дружеская нагайка, обрушившаяся на его плечи как гром с ясного неба:

— А ну я тебя, петушка, погоняю! — кричал Кречет, замахиваясь во второй раз и сшибая шапку с головы молодого казачка. — А ну я тебя, змееныша, научу!

— Ну, дядька! — застонал Ранко, силясь одновременно защититься саблей от свистящей нагайки и поднять шапку. — Ну, дядька!

— А ну! Только вздумай руку на дядьку поднять, негодник!

Казаки, напрочь забыв про Игриша, обступали Кречета с Ранко, весело посвистывая и размахивая руками, силясь уберечь парня от дядькиного гнева.