Утилизация (СИ) - Тараканова Тася. Страница 23
— Куда пойдём?
— Давай к туалету?
— Ты же только оттуда?
Лиза посмотрела на меня долгим укоризненным взглядом.
— Какая кому разница?
Я поднялась.
— Арнольд Анатольевич, у нас животы прихватило. Мы в туалет.
Лиза зыркнула на меня сердитым взглядом. Фу ты, ну ты, какая строгая! Немного постебаться не помешает.
Глава 11. За кулисами
Дойдя до сортира, мы зашли за перегородку, немного постояли за ней и шмыгнули за угол дощатого строения.
— Куда пойдём?
— Тихо, не шуми, — Лиза попыталась призвать меня к дисциплине.
— Может, не будем далеко уходить.
Спокойствие и умиротворение, которые дарил лес, не вязались с тревогой Лизы. Она накручивала себя, а я устала от бесконечного ожидания Армагеддона, и просто хотела прилечь на травке и уснуть. Переспать со всем тем ужасом, который проехался по мне как асфальтоукладчик. Понимая, что Лиза ощущает что-то подобное, мне всё равно не хотелось плыть с ней в одной лодке.
— Надо где-то укрыться. Хотя бы за деревьями в траве.
— Давай, веди, — вяло отреагировала я.
Хорошо выспавшаяся Лиза не в пример мне была вся словно из нервных импульсов. Туда или сюда, она заметалась, выбирая направление. Я тащилась следом, проклиная нашу «дружбу». Почему я не могу сказать «нет». Слово щипало язык, я морщилась, кривилась, но не говорила то, что хотела, вместо этого брела за дёрганной Лизаветой.
— Всё. Давай здесь. — Я огляделась по сторонам.
Место было прекрасное, между трёх сосен и одной берёзы чуть в стороне. В принципе, хороший наблюдательный пункт, мы скрыты с четырёх сторон. Если лечь на пузо, то можно затаиться, как разведчики на задании.
— Надо дальше идти, — упрямо сведя брови, сказала Лиза. — Мы слишком близко от корпуса.
Но я решила, что не сдвинусь ни на миллиметр и уселась на траву.
— Не пойду. Хочешь, шлёпай одна.
Лиза, пыхтя как чайник, уселась рядом. Минуту мы молчали. Я знала, она не будет долго злиться.
— Юль, а ты как к детям относишься?
Моя пауза оказалось гораздо больше театральной. Лиза не хуже своего мужа умела бомбануть.
— Нормально.
— Я подумала, сказки сочиняешь, вдруг беременная? И аборт хочешь сделать.
Вот за что мне это? Святая простота, когда-то сказал Ян Гус старушке, старательно подкладывавшей дрова в костер, на котором его сжигали.
— Я не беременна.
— Ох, прости. Мне показалось, это твоя тема.
Осталось меня про дурку спросить, и все вопросы будут сняты. А что? Мы ж подруги. А с подругами надо делиться. Невозможно обижаться на человека, живущего с тобой по соседству в аду. Я жалела Лизу даже сильнее, чем себя. Но что можно сделать, когда муж готовит из тебя отбивную, собираясь хорошенько прожарить и съесть, не таясь, подбрасывает дровишки в мангал.
— А я вот хочу дом с баней…, козу и лялечку, чтобы выходить во двор и говорить. Сынок, как козочка кричит? Мееее. Вот, правда. Это прям моё. Деревня. Хотя я сама из города.
Мой удивлённый взгляд Лиза истолковала правильно.
— Ну, да, я не деревенская. Сестра в городе. У нас родители были обеспеченные. Баловали нас. Сестра очень эффектная. Она под красное платье не оденет бельё не красного цвета. Жалуется, что денег нет, а сама нос сделала. А я как с другой планеты. Что мне её ринопластики?
Рассказ о родителях и сестре меня поразил. Внешность Лизы совсем не вязалась с тем, что она говорила. Скорее можно было предположить, что она из глухой деревни староверов, чем из состоятельной семьи городских жителей.
— Знаешь, я вот думаю. Была бы я как сестра гламурной, сломалась бы давно.
Я улеглась на травку, сорвала травинку и стала грызть её. Высокое светло-голубое небо в обрамлении сосен было фантастически красиво. Внимательно оглядевшись по сторонам, Лиза прилегла рядом со мной, голова к голове.
— Он за неделю перед знакомством закодировался и устроился на работу. Привёл меня в дом, а это просто коробка. Окон, дверей не было. Я с ним с нуля дом поднимала. От канализации до поклейки обоев. Не по расчёту за него вышла, а по дурости. Так что моя совесть чиста. Я сейчас не о нём думаю, а о себе. В себе разбираюсь.
Я вздохнула. Всё-таки мы в одной лодке, как бы я не отбрыкивалась от Лизы. Мы обе сбежали из плена, чтобы лечить раненую душу. Всегда думала, неужели муж не видит, как мне больно? Я ведь нормальная. Нет, он не видел не чувствовал. В него была встроена другая программа. Он ломал и доламывал, даже не маскируя свою ущербность и неспособность любить.
— Когда заливают бетон, внутрь кладут арматуру для стойкости. И потом бьют, ломают. — Лиза резко рубанула рукой по воздуху. — Это муж арматуру в меня вставлял. Для прочности. Я из своего дома ушла, трусов не взяв, настолько боюсь моральной боли. В стоге сена переночую, если жизнь заставит. Покой хотела. А он именно покой и забрал.
Хотелось притянуть Лизу к себе, обнять, погладить по голове как маленькую, но тогда мы точно разнюнимся. Сил и так было на донышке. У меня и без Лизы душа обливалась слезами двадцать четыре часа в сутки. Но я как-то ещё барахталась в этой беспросветной тьме.
— Сестра предлагала одежду, сюда поехать. Я не взяла. Как будто он рядом стоит, смотрит. Недоволен. Мне же нельзя.
По щелчку пальцев не получится.
— Проник в меня, отравил. Больно.
Мы вздрогнули одновременно. С поляны послышался крик. Сердце сразу же загрохотало набатом. Лиза вскочила на ноги, я поднялась вслед за ней.
— Бежим!
Лиза рванула в сторону берёзы, я сделала автоматически несколько шагов и остановилась. Лиза оглянулась.
— Юля!
— Жанна ушла. Их осталось пятеро.
— И что?
Конечно, своя рубашка ближе к телу. Но даже маленький джунгарский хомяк, прижатый в угол, будет противостоять кошке, отчаянно вереща, встав за задние лапки, призывая на помощь. Я тогда ночью проснулась и спасла своего хомячка, неизвестно как убежавшего из клетки.
— Ты же меня не бросила?
Крики повторились. Я повернулась и пошла в сторону дощатого синего здания. Что они мне сделают? Не убьют же. Кто они такие, держать меня в страхе? Мой страх – это иллюзия. Я могу справиться с ним.
— Юля, пожалуйста. Не ходи!
Лиза догнала меня, схватила за руку.
— Где твоя арматура? Только в словах?
*
Гневные вопли на поляне стихли. Я прибавила шагу.
Мы обогнули туалет и вступили на дорожку, ведущую к нашему корпусу. Издалека было плохо видно. Девчонки сидели на стульях, некоторые мольберты валялись на земле, Арнольд жался к веранде, двое охранников (Сабы не было) караулили пленниц, а Бур, кажется, допрашивал их. Мы прошли несколько шагов, когда он резко развернулся к нам. Видимо, ему доложили о нашем появлении. Лиза замерла за спиной. Пусть так, значит, я пойду одна проверять на прочность свою дурную голову.
Все девчонки остались на своих местах, я ничего не могла понять. Лиза догнала меня и судорожно зашептала.
— Они их наручниками пристегнули. К стульям.
Теперь и я увидела, как Мила, Нина, Софа дёргают руки, пытаясь освободиться.
— Камень под верандой…, — задыхаясь, прошептала Лиза. — У меня ничего нет.
— Не дури.
Бур приближался ко мне, сверля своими злобными стеклянными глазами, в одной руке он держал небольшой холщовый мешок. Гадкая улыбка кривила его полупарализованное лицо.
Ничего ты мне не сделаешь, я не боюсь.
Внутри включились все стоп-сигналы разом, но я шла вперёд, передвигая пудовые ноги шаг за шагом. Наши взгляды сцепились в жгучей ненависти. Я знала, он идёт ко мне не просто так. Я не просчитывала ходы, не придумывала слова, я отключила инстинкт самосохранения, почувствовав запредельный ужас. До Бура оставалась пара шагов, когда он поднял мешок, глянул внутрь, засунул туда руку и выбросил ко мне скользкий извивающийся… шнур?
— Гадюка!
Гладкое змеиное тело с продолговатой головой, двумя красными бусинками глаз, тонкой полоской языка как в замедленной съёмке летело мне в лицо. В грудь словно ударили кувалдой, шею захлестнула удавка, взмахнув руками, я полетела в чёрную бездну.