Утилизация (СИ) - Тараканова Тася. Страница 58

Я вернулась обратно, плюхнулась рядом с Андреем.

— Расстроилась?

— Да.

— Ревнуешь?

— Глупости. Злюсь на себя. Из пустоты сотворила иллюзию, это ж надо так уметь. Дура.

— А мне нравишься….

**

Его слова вызвали непроизвольную улыбку. Зачем я бесконечно ныряю в прошлое? Пережёвываю одно и то же, виню себя, страдаю, умываюсь слезами? Но думать о будущем, которое не просматривается в дымке за горизонтом, у меня почему-то не получается. Минута, две сосредоточусь на нём и бултых, вновь свалюсь обратно.

День сурка ведь не только о повторяющейся рутине каждого дня, он о мысленной бесконечной центрифуге, из которой трудно выбраться.

Трудно двинуться из точки А в неведомую Б, мозг ведь не хочет покидать А, для него А – это известный и менее затратный вариант. Выкинуть из прежнего сценария, из чудовищной, но знакомой А, может только взрыв, пинок Вселенной, которого ты подсознательно ждёшь и боишься. Жалобы на невыносимую, обжигающую боль Вселенной не принимаются, потому что ты уже летишь. Салют, крошка! Приземляйся самостоятельно!

Я встала, протянула руки за дочкой.

— Нам пора домой.

— Подожди, — Андрей легко поднялся со скамейки, покачал заёрзавшую Машу. — Разреши мне довезти вас… до дома. Ты устала, я вижу.

С этим сложно спорить. Мой эмоциональный подъём закончился стремительным спуском ниже ватерлинии, я чувствовала себя вялой студенистой медузой, выброшенной на берег.

— Пойдём к машине?

Открытый искренний взгляд, участливый голос Андрея уже не радовал. После лицезрения бывшего с новой зазнобой поднялись со дна души все самые мутные чувства: подозрительность и недоверие. Под заботой Андрея могло прятаться желание узнать мой адрес, а я ведь пообещала себе не торопиться, ближе познакомиться с человеком на предмет красных флажков. Флажки, на самом деле, были сразу, хватало воспоминаний о Сабе, с которым Андрей приятельствовал.

— Юль, поедешь?

От его слабой, понимающей улыбки внутри меня скрутился стылый ком печали. Зачем я надумываю всякие ужасы? Почему я ни в чём не уверена? Почему? Потому что по-другому у меня не получается. Бывший исказил мою картину мира настолько, что я как в щель амбразуры выглядываю на мир, видя перед собой только поле боя, изрытое снарядами. Неужели я никогда не вылезу из дота?

Семь секунд глаза в глаза. Андрей, действительно, хочет искренне помочь или оплетает заботой как паутиной? Я сдалась.

— Ладно, только высадишь нас около магазина.

Андрей подавил облегчённый вздох, взглянул на ребёнка в руках.

— Можно, я донесу Машу до машины? Чтобы не тревожить лишний раз…

— Только внимательно смотри под ноги, — я грустно улыбнулась. — Всё равно скоро проснётся.

Возвращаясь к стоянке, я непроизвольно ощупывала взглядом аллеи, лавочки, людей около павильонов. Не хотелось, чтобы бывший увидел нас. Зачем он приехал в этот парк? Рядом с его домом огромный лес, в котором гулять одно удовольствие. Когда-то и я мечтала, что буду ходить по его дорожкам с коляской, наслаждаться дыханием сосен вместе с дочерью.

***

Мой дом находился недалеко, поэтому доехали мы быстро. Как я и попросила, Андрей остановился около магазина, помог мне с Машей выбраться из салона машины. Скомкано поблагодарив его, я скрылась в магазине, походила немного между полок, выбрала одну московскую плюшку, оплатила её на кассе и вышла из магазина в прохладный вечер.

Машины Андрея не было, я вздохнула то ли от облегчения, то ли от разочарования. В глубине души хотелось закончить этот вечер под абажуром в кухне с чашкой горячего чая с малиновым вареньем. Машенька заёрзала в переноске, начала просыпаться. С нежностью посмотрела на доченьку, она прекрасно спала всю прогулку. Грустно улыбнуласьс запоздалым раскаянием, глядя на любимое личико – все-таки мало я с ней гуляю.

Сокращая путь к дому, я миновала соседский шлагбаум, вышла на тропинку, бегущую мимо детской площадки соседнего дома. Странно, что я почти не видела здесь гуляющих детей, наверное, старые качели, вкопанные пеньки различной высоты, невысокий турник с облезшей краской мало привлекали ребятишек. Узкая тропинка шла между чахлых, недавно высаженных елочек, огороженных штакетником.

Неторопливо двигаясь к дому, до него оставалось примерно триддцать метров, неожиданно почувствовала какой-то дискомфорт. В ту же минуту на моём предплечье сомкнулся капкан жёстких пальцев, булочка выскользнула на землю, сердце мгновенно засбоило.

— Пойдём-ка, поговорим!

От перекошенного злобой лица бывшего мои ноги превратились в варёные макаронины, из горла вырвался полузадушеный сип:

— Пусти. Не имеешь права…

— Это моя дочь.

Я задёргалась сильней, пытаясь вырваться из захвата. На глаза от боли набежали слёзы, теперь точно останутся синяки от его пальцев.

— Мне больно!

— Сбежала от меня к этому?

В приступе ярости этот человек не контролировал себя, ему нельзя было перечить, сопротивление ещё больше распаляло его. Вспышки агрессии у него обычно происходили за закрытыми дверями, хотя в торговом центре, когда он орал на меня в окружении толпы людей, его ничего не остановило. А сейчас вокруг никого, никто не придёт мне на помощь. Он тащил, я упиралась, как могла.

— Ребёнка испугаешь! Отстань, сволочь!

— Вымою тебе язык с мылом, шлюха!

— Урод!

Он отпустил меня, и тут же последовал хлёский подзатыльник. Моя голова дёрнулась вперёд, в шее что-то хрустнуло. Вцепившись в ребёнка, я как подкошенная упала на колени в траву, скрючилась над дочерью. Пусть тащит волоком, сама я не пойду в проклятую машину.

Мне до дрожи, до потери сознания всегда пугало то, как в бешенстве менялся этот человек, показывая своё настоящее, истинное лицо: глаза наливались кровью, рот перекашивался в жутком оскале. Адская тварь, сидевшая внутри него, жаждала моих страданий, страха, слёз, мучений. Бывший грубо сгрёб мои волосы в потную ладонь, дёрнул изо всех сил, жгучая боль прострелила голову. Левой рукой я ухватилась за ненавистные пальцы, впилась в них ногтями. Он отпустил, перехватил меня подмышки. Машенька резко проснулась и заплакала, я, видимо, сильно сжала её. Изнутри меня поднялся утробный вой, челюсть мелко тряслась, слёзы потоком лились на лицо дочери, волосы растрепались и волочились по земле.

— Вставай!

Его клешни вдруг отцепились от меня, тело дёрнулось назад, я подняла голову от земли. За спиной послышались глухие удары и придушенные выкрики бывшего.

****

Было безразлично, что там с ним делают, пусть надают по щам, может пропадёт охота нападать на беззащитную женщину с младенцем. Покачивая Машу, я с трудом поднялась на ослабевшие ноги. Ткнувшись мокрыми губами в щёчку дочери, прошептала.

— Солнышко, не плачь. Сейчас домой придём, накормлю тебя.

Машенька перестала плакать, она удивительно рано для её возраста стала понимать меня, откликаться на мои слова. Читая ей книжки, разговаривая с ней, я видела ответную реакцию, свет в её детском взгляде.

Глухой удар заставил оглянуться. На земле лежал бывший, сверху его коленом придавил Андрей, занеся кулак над лицом противника. Волна благодарности затопила моё слабое, дрожащее тело. Андрей не уехал, не оставил меня, видимо, предположив подобное.

— Чтоб я тебя больше здесь не видел, — прорычал он. — Я знаю, где ты живёшь, найду со счёта раз.

— Пошёл ты…

Андрей стремительно опустил кулак вниз, бывший взвыл от боли, я вздрогнула от тошнотворного хруста лицевых костей. Лежащий на земле противник зашипел, извернулся, ударил Андрея чем-то тяжёлым, зажатым в кулаке. На рефлексах Андрей успел отстраниться, удар пришелся по касательной. От страха я закрыла глаза, звуки борьбы, надсадное дыхание, сдавленные маты доносились как через вату. Нарастающий гул в ушах подсказал, я близка к обмороку.

Меня шатнуло в сторону, и в моём пространстве наступила тишина. Очнулась в объятиях Андрея, из рассечённой брови которого сочилась кровь. Непроизвольно стиснула Машеньку, моя детка смотрела на меня своими синенькими умными глазками. Из горла вырвался облегчённый стон.