Осколки: коготь Зверя (СИ) - Чернышева Майя. Страница 21

Но как же много красного. Все оттенки. Словно других цветов для директрисы не существовало.

Кабинет тоже выглядел одновременно очень знакомо, но странно. В центре стоял огромный письменный стол, на котором были аккуратно разложены папки и множество документов. Над ними парило странное устройство, похожее на стилус для планшета, но никто им не управлял. «Стилус» сам подписывал бумаги. На стенах висели картины, но мне показалось, что люди, изображенные на них, двигались как гифки. Или как портреты в Хогвартсе. Мне сложно было понять, что правда, а что нет. Свечи давали не так уж много света, глаза очень устали от линз, а еще меня потихоньку начинало клонить в сон не то от запоздавшего прихода от немеренной дозы успокоительных, не то от усталости.

— Присаживайся, — женщина села за стол как настоящая королева.

Я только обернулась в поисках сидения для себя, как меня что-то сбило с ног. Тут же подлетел поднос с чайным сервизом. И чайник сам принялся разливать настой очень быстро, ловко и аккуратно.

— Мамочки! — только и смогла сказать я.

Женщина рассмеялась. Но это была не издевка, а скорее умиление, как родители смеются над первыми неловкими шагами своего ребенка.

— Это отработанный протокол гостеприимства в нашей школе, — объяснила она. — Все относятся к нему как к должному. Впервые за много лет вижу столь искреннее удивление.

Я покраснела от смущения, почувствовав себя деревенщиной. Собеседница же прокашлялась и протянула мне руку:

— Прошу прощения, юная сестра, что до сих пор не представилась тебе. Госпожа Кларисса Сагх, твоя старшая наставница и директриса школы, что основала Ронетт для своих сестер из рода ведуний.

— Маргарита Карлотта Прикер из… Не понять откуда, — я осторожно коснулась ее длинных теплых пальцев в ответ. — Простите, не знаю даже, что о себе рассказать.

— И не нужно. Дай мне немного времени, — она прищурилась. От ее тела тоже пошел свет, но он был не ослепляющим, а приглушенным и едва заметным.

Первое впечатление о госпоже Клариссе оказалось явно обманчивым. Она улыбалась мягко и искренне, совсем не как Элина. Пальцы были испачканы чернилами, как от тяжелой работы в библиотеке. И чернильные пятна словно медузы растекались по всей ее руке до самого локтя.

— У тебя тоже будут подобные, мы не приветствуем современные технологии при изучении столь тонких наук, — снова опередила мой вопрос своим ответом директриса. — Ну, вот я и закончила свое знакомство с тобой.

— Вы мне ни одного вопроса не задали, — недоверчиво нахмурилась я. — Что вы обо мне узнали?

Она улыбнулась мне и заговорила быстро, но в то же время четко, проговаривая каждое слово так, словно оно было прописной истиной:

— Ты занимаешься танцами больше половины своей жизни. Твоя самая любимая книга — «Убить пересмешника», ты как раз привезла ее с собой, надеясь утешиться при чтении. Ты любишь сладости, забавные земные мультики про животных и песни весьма симпатичной и подающей надежды молодой женщины по имени Тейлор Свифт. Ты никогда прежде не имела отношений с магией и потому не понимаешь, что именно произошло этим днем в парке и во дворе дома. А еще… Пекло, девочка моя, ты не виновата в том, что с тобой случилось. Ты защищала свою семью; поступала так, как повела бы себя на твоем месте каждая из нас. Ты не отмечена злом и ни в чем не виновата.

Внутри меня как будто лопнула невидимая струна. Я разрыдалась, сжавшись в комочек. То были не слезы горечи, страха или отчаяния. Это были слезы облегчения. Мне чертовски нужны были эти мягкие и добрые слова.

— Как вы это узнали? — шмыгнула я носом. — Прочитали мои мысли?

— В каком-то смысле, — кивнула госпожа Кларисса, — мой Путь ведуньи — работа с разумом.

— Какой путь?

Директриса что-то тихонько прошептала под нос — судя по интонации — ругательство, но мне ответила:

— Думаю, сейчас не время для запутанных объяснений, потому объясню все кратко и без деталей. Твоя Проводница и наши преподавательницы помогут мне ввести тебя в наш мир наименее безболезненно. Пей, не стесняйся. Это не лекарства рыцарей-лекарей, оно не задурманит тебе голову. Только лишь внесет порядок в тот сумбур, что творится в твоем разуме.

Мои силы на какое-либо сопротивление жизненному хаосу потихоньку иссякали, потому я устало откинулась на спинку стула с кружкой в руках. Сделав глоток, мне показалось, что по вкусу это нечто очень похожее на ромашковый чай с медом, который заваривала мне мама.

— Особенная трава, — снова ответила мне госпожа Кларисса раньше момента, когда вопрос только начала созревать в моей голове, — добавь ее в настой — и ощутишь вкус того напитка, что любимей всего для тебя. А теперь слушай историю, что древнее всех в этом мире.

Мне стало невероятно тепло и уютно, как только горячий напиток оказался в моем желудке. Я подавила зевок, но медленно начала сползать по спинке стула.

— В начале не было ничего. Ни тьмы, ни света. Ни солнца, ни воды, ни неба. А уж меня и вас, дети мои, вообще не существовало даже в замыслах, — голос директрисы звучал успокаивающе и на удивление мелодично, словно колыбельная. — Но появился Он. Благодетель и Отец наш. По Его воле появились Вода и Суша, Пекло и Долина сна, Деревья и Травы. А последними Он сотворил нас, своих любимых детей.

Веки становились все тяжелее и тяжелее. Я поставила кружку на стол и хотела сказать госпоже Клариссе, что устала, но слова замерли комком в горле.

— Сила Его была велика и непостижима разуму нашему, — ее голос доносился как будто издалека, — но был Он добр к своим детям и желал поделиться своей Благодатью с самыми добрыми и послушными, ибо они есть суть творящего. Раздал он каждой по части силы своей и научил творить чары, изменяя сущее. Благодетель разрешил все, но поставил три условия: не создавать с помощью магии жизнь, не продлевать и не забирать ее. То было лишь в его власти…

***

Я очнулась так же внезапно, как и вырубилась. Хоть вокруг и не было видно дальше вытянутой руки, что-то неведомое подсказывало, что кабинет директрисы мое бренное тело покинуло. Было тепло и мягко, словно на пуховом облачке. Сделав титаническое усилие над собой, я поднялась, потерла глаза и огляделась вокруг, машинально шаря руками вокруг себя в поисках очков.

Меня положили на кровать и накрыли одеялом. Даже переодели теплую пижаму, отчего стало немного не по себе, ведь кто-то отвечал за раздевание… Глаза все никак не могли привыкнуть к темноте, но чутье подсказывало, что меня переместили в общежитие. Страхи о камере оказались ложными.

Я села на кровати, завернувшись в одеяло. Глупо было полагать, что мне предоставили роскошь в виде отдельной комнаты. Но соседки не было ни видно и ни слышно. Все путала чертова непроглядная темень. Были лишь запахи.

Вишни, фрезии и сырость. Старое дерево, свежесть…

Вдруг раздался глухой звук грома, совсем не такой, что гремел осенью в Форестсайде. Тот словно бы разрывал на несколько частей плоть живого существа. Я в испуге вскрикнула.

— Привыкай, — раздался низкий глухой голос справа от меня, — школа стоит на границе погодной аномалии. Здесь это в порядке вещей.

Комнату осветила вспышка молнии, и я окончательно убедилась, что в комнате уже кто-то жил.

На маленьком узком подоконнике сидела девушка. Она коснулась груди указательным пальцем, зажегши свечи в комнате. Я закрыла лицо руками, на мгновение ослепнув от их яркости.

— Сагх даже преуменьшила в своем рассказе, — соседка соскочила с подоконника и приблизилась ко мне. — Нежный Пирожочек. Как ты собираешься тут выживать, если даже свечек боишься?

Я осторожно убрала руки. Моей соседке одновременно можно было дать как восемнадцать, так и тридцать шесть лет. О нет, старше своих лет она не выглядела. Мне попадались похожие на нее киноактрисы на обложках старых киножурналов: густые темно-русые волосы, персикового оттенка кожа и женственные округлые очертания тела. Но взгляд ее темно-вишневых глаз был невероятно взрослым и пронзительным. Так смотрели на меня с обложек и иллюстраций все герои романов Эриха Марии Ремарка.