Осколки: коготь Зверя (СИ) - Чернышева Майя. Страница 6

Фанера над чем?

Я промолчал. Очевидно, что моя позиция была самой проигрышной. Адам был вежлив и любезен со всеми. Кроме меня.

— В конце моего инструктажа я раздам вам пакеты с формой и расписание на семестр, — встал он у лазерной доски, расписывая схему, — пока же сосредоточимся на речи сэра Персиваля, а точнее на двух главных составляющих, которые обеспечат вам относительно спокойное и беспроблемное обучение: единство и братство. Ну, думаю, принц Алан уже подал вам пример того, как вести себя не надо.

— Указывать на мои недостатки при всей команде как минимум неэтично, — подал голос я.

— Да? — обернулся ко мне Адам. — Задирать нос тоже не есть хорошо. Ага, я слышал, как ты с ними разговариваешь. Люблю подслушивать, столько нового узнаю.

Я закусил себе щеку. Очевидно, моя вежливость была воспринята как гордыня, но то было совершенно не так. Будь моя воля, то уже бы морально уничтожил всех присутствующих в этой комнате.

Но что же было не так в речи капитана? Произношение или странные слова, которые я в жизни не слышал даже от прислуги. Что еще за «Париж»?

— Что же следует понимать под «единством»? — развернул перед нами доску капитан. — Это значит, что вы должны работать как единый слаженный организм. Лажает один — лажают все. Именно потому рассматривайте свои личные амбиции через призму амбиций команды. Потому, как писал один известный автор у меня на Земле: «Один за всех, и все за одного!».

— На Земле? — сорвалось у меня с губ. — То есть вы…

Адам медленно подошел ко мне, все так же держа стилус в руках. Судя по его взгляду, я уже изрядно действовал ему на нервы.

— Я англичанин, — ответил он, — родился в Лондоне, соединенное королевство Великобритании, Шотландии и Ирландских островов. Предки сеяли Просвещение при короле Якове Первом. У меня есть право на жительство и поступление без экзаменов в Гвардию. А также я с блеском сдал все экзамены по владению языком, потому могу сказать тебе все, что думаю, на чистейшем маджиклете. А теперь, пока я все еще в хорошем настроении, у тебя есть претензии насчет моего происхождения?

Я помотал головой. Ленард стоял все так же неподвижно, но его скулы покраснели.

— У кого-то еще есть претензии насчет моего происхождения? — оглядел команду Горн.

Парни молчали. Адам прокашлялся и продолжил:

— Перейдем же к «братству». Не хочу показаться излишне пафосным, но вы правда должны таковыми стать. Вам придется друг с другом жить и работать долгих три года. Вы или друг друга сожрете, или же станете друзьями навек. Третьего не дано, пацаны.

Перспектива «брататься» с абсолютно незнакомыми людьми совершенно не радовала. Виски и желудок отозвались острой болью почти одновременно. Капитан же завершал свою речь:

— Завтра у вас трудный день. Наешьтесь, отоспитесь, а завтра в бой. Пакеты с формой и расписанием уже лежат на столе. Все свободны!

Сокомандники разобрали пакеты и направились к выходу. Как только я сам подошел к двери, Адам окликнул меня:

— Алан, на пару слов. Ленард, тебя не касается. Думаю, твой принц найдет комнату сам.

Сквайр недоверчиво посмотрел на нас обоих. Я жестом показал ему уйти.

— Буду ждать вас, мой принц, — попрощался со мной сквайр на Высшем наречии.

Как только дверь захлопнулась, Адам присел за стол и устало потер глаза. Я стоял, не решаясь даже прислониться к стене.

— Ешь, — протянул он мне очередной ненавистный питательный батончик, — мне рекомендовано следить за твоим весом. Дадут конфетку, если наберешь пару-тройку кило.

— Спасибо, Капитан, — сдержанно кивнул я, — но подожду до обеда. Мой сквайр дал мне перекусить перед Распределением.

— Оставь уже своих Капитанов, — отмахнулся он, — я Адам. Просто Адам.

— Адам, — кратко кивнул я.

— Уже лучше, — хмыкнул тот, — так вот, дорогой, мне уже наговорили о тебе столько интересного.

— Хорошего или плохого?

Капитан заинтересованно прищурился и заговорил:

— Говорят, ты знаешь три языка.

— Все так. Я говорю на маджиклете, Высшем наречии, и немного понимаю язык Пустошей.

— Твой первый гувернер — сэр Кристобаль, лучший выпускник сэра Персиваля.

— Он? Нет, скорее наставник. Проводил экзамены для меня каждый год.

— Ты обладаешь абсолютным музыкальным слухом и лабаешь на пяти музыкальных инструментах.

— Лабают в грязных тавернах, — сложил я руки на груди, — а я играю. Слух у меня обычный, играю только на пианино. Отцу посоветовали нанять учителя, чтоб воспитать во мне концентрацию.

Адам нахмурился и произнес:

— Что ж, из того, что я услышал, можно сделать вывод, что ты одаренный, умный, сосредоточенный и сдержанный молодой человек.

— Так и есть.

— Тем не менее, на брифинге ты вел себя как высокомерная дрянь, — холодно закончил Горн, — потому я и оставил тебя, чтоб донести лично с глазу на глаз одну мысль.

— Готов ее выслушать, — произнес я сквозь зубы.

В висках застучало сильнее, так, словно кто-то попеременно вбивал гвозди.

— Я не буду делать тебе никаких поблажек, — встал из-за стола капитан. — Будешь работать в два раза тяжелее и больше, чем твои сокомандники. Если твой отец вздумает до меня докопаться — переживу. Мне будет хорошо и в гвардии, и в автомастерской на «зачуханской» Земле, или как вы любите поносить моих собратьев.

— Думаешь, отец просто не даст твоей карьере ход? — ухмыльнулся я. — Поверь, король Эйл Нилионский умеет доставлять неприятности и похуже.

Адам улыбнулся и промурлыкал:

— Так ты любишь состроить из себя львенка и порычать. Я тоже люблю. Посмотрим, кто из нас кого перерычит. Свободен!

Я повернулся к нему спиной и направился к столу за своим пакетом.

— Я знаю, кто ты, принц Алан, — вдруг задумчиво произнес Капитан, — увидел тебя насквозь прямо сейчас.

— И кто же? — спросил я небрежным тоном через плечо.

— Расскажу в конце первого года. Топай отсюда.

Мне и правда откроют глаза на свою истинную натуру. Но это будешь не ты. И победа в нашем состязании дастся одному из нас горькой ценой.

***

— Спасибо, что пришел, — я горячо поприветствовал сквайра, стоило тому только зайти в мою комнату, — возникла срочная проблема, только ты можешь помочь.

Меня поселили в одноместной комнате с отдельной ванной, обставленной невероятно просто, можно сказать, почти не обставленной: железная койка с матрасом и голой подушкой, письменный стол, стул, комод и шкаф. Стены были абсолютно голые, выкрашенные в белый цвет. Свет ламп на потолке ослеплял холодным сиянием, будто желая ослепить. Но что было самым ужасным — звенящая пустота. Полное отсутствие звуков.

Мои покои во дворце были убежищем, маленьким царством, где я мог спрятаться от огорчений и бед. Там скрипели половицы, шуршали на ветру шторы, свет от канделябров был мягко-золотистым и приглушенным. Там пахло моими любимыми книгами, духами и травяным настоем, которым меня поили перед сном. В тайнике в ящике письменного стола лежали леденцы и графические романы, которые отец ненавидел, но я читал их запоем и доставал через прислугу за пару лишних монет в жаловании. Простыни и одеяла с подушками были мягкими, в них можно было утонуть и забыться во сне, если дела были совсем плохи. Еще был новейший проигрыватель, который я включал, пока работал над заданиями для учителей, и слушал концерты для королевского оркестра.

В этой же комнате спрятаться было невозможно. Здесь можно было только обитать, находиться. Но не жить.

Через два часа после моего заселения, которые я провел, сидя на стуле, уставившись в стену, по пневмопочте доставили три пакета: постельное белье, пижама и туалетные принадлежности. От всех пакетов несло дезинфицирующим средством, от которого в носоглотке тут же запершило. Казалось им пахло на всю комнату.

Я решил отложить решение проблемы на вечер и ушел на обед, совмещенный с ужином. Еда была, на удивление, сносной. Свен, которого поселили напротив меня, с увлечением рассказывал сокомандникам, как намеревается стать «лучшим целителем» во всем Измерении. Изредка он оглядывался на меня, ожидая, что я прикажу ему замолчать. Но я сидел как в мороке, запихивая в себя тушеное мясо и овощи. Все вокруг казалось нереальным: огромный зал с большими столами и скамейками, шум и гвалт на всех языках сразу, яркий слепящий свет, много посторонних, порой неприятных запахов. К концу ужина стук в висках переносить было невозможно. Я вскочил и убежал к себе в комнату, жмурясь от боли и с трудом разбирая дорогу, а оказавшись в комнате, тут же заперся на все замки.