Прах к праху - Хоуг (Хоаг) Тэми. Страница 111

Куинн и Ковач наблюдали за происходящим из затененной ниши. Телевизионщики тем временем устанавливали аппаратуру, а репортеры теснили друг друга, пытаясь подобраться как можно ближе к власть имущим. На ступеньках лестницы Сэйбин о чем-то совещался с мэром, а ее личная помощница была занята тем, что снимала с костюма невидимые пылинки. Гэри Юрек о чем-то увлеченно беседовал с Гриром, Фаулером и еще парой кабинетных крыс, которые лишь затем выползли из-за стола, чтобы засветиться на страницах газет. Куинн присоединится к этому цирку через пару минут — бросит толпе пару слов, мол, задержанный охранник не более чем подозреваемый, но его вряд ли кто услышит. Потому что все будут, открыв рот, слушать россказни Эдвина Нобла, который станет заливаться соловьем, расхваливая Питера Бондюрана, чем, собственно, он и занимался в этот момент, стоя перед репортером местного телеканала.

Самого Бондюрана нигде не было видно. Впрочем, Куинн на это и не рассчитывал, — только не этим утром, когда существовала вероятность того, что слухи о кровосмесительной связи отца и дочери вполне могли просочиться в прессу. И все-таки вопрос, что творится в голове у Бондюрана, не давал Джону покоя. Что, собственно, заставило Лукаса Брандта прибежать со своим черным чемоданчиком? Что всему причиной — недоказанная смерть Джиллиан или же известие о том, что могло иметь место несколько лет назад?

— Очаровашка, — произнес Ковач голосом, полным презрения, и мотнул головой в сторону Юрека. — Этот далеко пойдет. Теплое местечко уже точно готово. Наверху его любят. С такой улыбочкой, как у него, удобно лизать начальственные задницы.

— Завидуешь?

Ковач скорчил гримасу.

— Я создан для того, чтобы взгревать задницы, а не для того, чтобы их лизать. К тому же что я забыл на теплом местечке? С меня достаточно обшарпанного стола в не менее обшарпанном кабинетике, где даже шкафов для папок и тех не хватает.

— По крайней мере, ты не обозлен.

— Я родился обозленным.

В следующий миг рядом с ними раздался надрывный влажный кашель — это о своем прибытии возвестил Уолш. Ковач обернулся.

— Господи, Винс, да ты, пожалуй, отхаркнул целое легкое.

— Чертова простуда, — пожаловался тот. Его кожа имела желтоватый оттенок мумии. Он протянул Ковачу конверт. — Здесь медицинская карта Джиллиан Бондюран. Вернее, та ее часть, которую согласился придать огласке Леблан. Там есть несколько рентгеновских снимков. Как мне поступить — отдать их тебе или сразу судмедэкспертам?

— Меня отстранили от следствия, — ответил Ковач, однако конверт взял. — Теперь там главный — Юрек.

Уолш втянул в себя содержимое гайморовых пазух, сглотнул и сделал кислое лицо.

Ковач кивнул.

— Да-да, ты правильно меня понял.

Бондюран вошел в здание мэрии, когда пресс-конференция была уже в самом разгаре. Питер отпустил домой всю прислугу, которую Нобл нанял следить за ним. Они не стали вступать в пререкания и ушли. В конце концов, ведь это он платил им жалованье, а не Нобл.

Миллиардер вошел в зал, держа в руках матерчатую сумку. Взгляд его скользнул по спинам более чем полусотни присутствующих. В этот момент на возвышении стоял Грир, который с пафосом распинался о личных качествах того, кого он назначил главой следственной группы вместо Ковача. Питеру это было безразлично. Следственная группа его больше не интересовала. Он знал, кто убил Джиллиан.

Репортеры забросали Грира вопросами. Камеры как безумные начали вспыхивать яркими блицами. Питер двинулся вдоль одного края толпы, пробираясь к лестнице. Никто не обратил на него внимания, как будто он невидимка. Возможно, так оно и было. Он уже призрак. Всю свою жизнь Питер ощущал к душе пустоту. Как будто в ней зияла дыра, которую ничто не могло заполнить. Возможно, небытие разъедало его изнутри уже много лет, и все то, что делало его человеком из плоти и крови, давно исчезло, и он сделался невидим.

Куинн заметил, что в зале появился Бондюран. Как ни странно, только он один. «Просто никто не смотрит в эту сторону», — подумал он. Взгляды всех присутствующих прикованы к оратору и той дребедени, которую он вещал и которую все хотели услышать, чтобы потом распространить ее дальше со страниц газет и экранов телевизоров. Наверное, свою роль сыграло и то, что Бондюран не похож на самого себя — небритый, помятый. Совсем не тот, который, волосок к волоску, привык расхаживать в дорогих, сшитых на заказ, костюмах.

А еще он был страшно бледен — до такой степени, что кожа казалась почти прозрачной, как папиросная бумага. Лицо осунувшееся, как будто изнутри его грызла болезнь. В следующий миг их взгляды встретились. Бондюран тотчас замер на месте позади телеоператоров и остался стоять, прижав к себе матерчатую сумку.

Куинн весь напрягся — увы, как раз в тот момент, когда Грир пригласил его подняться на сцену.

Вспышки блицев заслонили от него Бондюрана. Интересно, заметил его Ковач или нет?

— Я хочу подчеркнуть, — начал он, — что допрос возможного подозреваемого не означает окончания расследования.

— По вашему мнению, Ванлис и есть Крематор? — выкрикнул какой-то репортер.

— Думаю, с моей стороны было бы неразумно делать какие-то высказывания по этому поводу.

Джон попытался слегка сменить положение, чтобы иметь возможность держать Бондюрана в поле зрения. Увы, тот уже покинул место, где только что стоял. Агент еще больше напрягся.

— Но ведь Ванлис вписывается в профиль. Он был знаком с Джиллиан Бондюран.

— Скажите, это правда, что в момент ареста при нем нашли предметы ее гардероба? — спросил другой.

Черт, еще одна утечка, раздраженно подумал Куинн. В данный момент для него было куда важнее вновь отыскать глазами Бондюрана, чем отвечать на дурацкие вопросы журналистов. Что здесь делает Бондюран — один, похожий на бомжа?

— Специальный агент Куинн…

— Никаких комментариев.

— Вам есть что сказать по поводу убийства Джиллиан Бондюран?

— Ее убил я!

С этими словами Питер Бондюран вышел из-за спин операторов и, шагнув к основанию лестницы, повернулся лицом к собравшимся. На какой-то миг один только Куинн понял, что признание исходит из его уст. Но уже в следующий миг Бондюран приставил к виску пистолет, и толпа пришла в движение.

— Ее убил я! — вновь выкрикнул Бондюран еще громче.

Похоже, он сам был ошарашен признанием. Потому что застыл на месте — бледный, как мел, выпучив глаза и разинув рот. Затем, не сводя с толпы глаз, он боком двинулся вверх по лестнице, к тем, кто стоял рядом с возвышением: мэру, шефу Гриру, Теду Сэйбину. Те, глядя на него, дружно попятились — как будто видели его впервые в жизни.

Куинн не шелохнулся.

— Питер, опустите оружие, — твердо сказал он, и микрофоны разнесли слова по всему залу.

Бондюран покачал головой. Лицо его подергивалось, то и дело искажаясь гримасой. Левой рукой он прижимал к себе матерчатую сумку. Куинн заметил, что вслед за ним, опустив вниз стволы взведенных пистолетов, движутся двое полицейских.

— Питер, ты ведь не хочешь этого делать, — мягко произнес он и слегка отодвинулся от подиума.

— Я сломал ей жизнь. Я убил ее. Теперь моя очередь.

— Но почему именно здесь и сейчас?

— Чтобы все знали, — произнес Бондюран сдавленным голосом. — Чтобы все знали, что я собой представляю.

Из толпы в направлении лестницы выскочил Эдвин Нобл.

— Питер, не вздумай этого делать!

— Что именно? — спросил Бондюран. — Губить свою репутацию? Или твою?

— Ты несешь чушь! — рявкнул адвокат. — Мигом опусти оружие.

Питер не слушал. Его терзания можно было ощутить едва ли не кожей. По градинам пота, что катились по лицу. По исходившему от него запаху. По надрывному дыханию, которое издавали его легкие.

— Это моя вина, — произнес он сквозь слезы. — Я это сделал — и должен заплатить. Здесь и сейчас, потому терпеть выше моих сил.

— Пойдемте со мной, Питер, — предложил Куинн, подходя чуть ближе и протягивая руку. — Сейчас мы сядем, и вы расскажете всю историю. Ведь вам хочется сделать именно это, верно? Вы за этим пришли сюда?