Игра в четыре руки - Батыршин Борис. Страница 14

Видимо, на моей физиономии отразилось что-то в этом роде – Васич неожиданно улыбнулся, широко, добродушно, и потрепал меня по голове.

– Иди уж… мушкетер!

– Ну и что ты наделал? Я так старался… полтора года… два раза в неделю! А тут театр какой-то дурацкий…

Это Женька. «Щелк-щелка» еще не было, и он взывает к моей совести изнутри. Мы с ним сидим в гордом одиночестве. Сереги нет – Васич открыл раздевалку своим ключом и оставил его мне, буркнув на прощание:

– Как соберешься, занеси в тренерскую.

Я мысленно повторил жест Васича с похлопыванием по Женькиным вихрам. Тот послушно умолк.

«Не боись, сынку. На историческое и дуэльное фехтование я потратил без малого четверть века. Так что мы с тобой еще их удивим!..»

Осталось уговорить Рокфеллера… То есть Серегу. В тот раз он ушел из секции вместе со мной, так что шанс, пожалуй, есть.

Среда, 6 сентября 1978 г.

Ул. Онежская.

Вечер, переходящий в ночь

Он согласился. По этому случаю Женька не стал меня торопить, и до самого дома мы, не умолкая, обсуждали открывающиеся с предложением Васича перспективы. Потом разговор естественным образом съехал на фехтование, и «обмен разумов» состоялся только возле моего дома.

Я сознательно завернул в укромный уголок – за углом дома стояла котельная, и асфальтированный пятачок возле нее (куча угля, штабель ржавых труб, железная лестница, по которой можно, подсадив друг друга, забраться на плоскую, залитую гудроном крышу) издавна служил нам игровой площадкой. Сейчас здесь никого не было и я, усевшись на деревянный ящик, скомандовал «щелк-щелк». И почти сразу понял, что вот-вот отрублюсь.

Тоже, между прочим, сюрприз: чем дольше я остаюсь на «капитанском мостике», тем тяжелее потом отходняк. Это что же получается? Сама природа неведомого явления поставила мне некие границы пребывания в роли «лидера»? Занятно, занятно. И наверняка неспроста.

Короче, повторилась ситуация вчерашнего вечера. Женька ужинал, рассказывал о школьных событиях (в центре внимания, разумеется, была предстоящая поездка в Пятигорск), получал выволочку за трояк по биологии, гадал, както там обернется с театральным фехтованием. А я привыкал к новому для меня «мигающему» режиму – краткие моменты забытья сменялись медитативной полудремой, и даже сообщение о том, что завтра прилетает из Владимировки отец, я пропустил мимо ушей.

Зато операции с памятью стали, наконец, удаваться – я прямо видел, как раскладываются по выдвижным ящикам виртуальной картотеки воспоминания, как на одних щелкают, запираясь, замки, другие же так и призывают взяться за ручку, потянуть, заглянуть внутрь. Это тоже бонус – теперь я могу закрывать от альтер эго целые участки своей памяти. А вот он такой способностью обделен, о чем, впрочем, не догадывается. И это вполне логично: его-то воспоминания и мои одновременно, пусть и изрядно выцветшие, потускневшие. А моя память – только моя, и далеко не все ее содержимое стоит показывать подростку. Нет, не то, о чем вы сейчас подумали, хотя и это тоже… до некоторой степени. Ненавязчивое половое воспитание Женьке не помешает, насколько я помню, родители всегда избегали подобных тем, неосмотрительно пустив их на самотек. Результат… Нет, не был совсем уж кошмарным, но и радоваться особо нечему.

Но я сейчас не о сексе, не о тонкостях взаимоотношений с противоположным полом, а о том, что ждет СССР через какой-то десяток лет. Я понимаю, «предупрежден – значит вооружен», но… стоит Женьке узнать об этом – и все, прощай, последние годы счастливого детства и первые беззаботной юности. Нет, рано или поздно я и сам ему все покажу, но постепенно и в моей интерпретации. А то ясно ведь, какая будет первая реакция: «А если взять и пристрелить их всех: Горбачева, Ельцина, Чубайса?..» Нет, парень. Такие порывы хороши в книжках про попаданцев. Причем – в самых глупых. А у нас тут самая что ни на есть жизнь… с попаданцами. И не факт, что стоящая передо мной (перед нами!) задача подразумевает подобные социально-политические эксперименты.

Я вернулся к реальности, только когда Женька с мамой устроились перед телевизором и на экране появилась заставка «Кабачка „Тринадцать стульев“». Вот ничего не могу с собой поделать – люблю! В будущем я, помнится, скачал из Сети все выпуски, которые смог отыскать, и регулярно ностальгировал над дубоватыми репликами пана Директора, ядовитыми – пани Моники, прямолинейно-инфантильными – пана Спортсмена.

Девять часов, программа «Время». Что-то устали мы с Женькой сегодня. Заберемся под одеяло, книжечку полистаем… Что у нас там, «Роб Рой»? Вот и славно. Полчаса, может, часик – и спать. Глядишь, и привидится во сне Лиам Нисон в хайлендерском килте, с палашом. А то и Тим Рот в роли циничного, блестящего мерзавца-дуэлянта. Вот Женька-то порадуется…

Я сразу понял, кто сидит за клавиатурой. Я сам и сидел – тот, из будущего, которому под шестой десяток. Вот и руки… нет, не старческие, но вполне узнаваемые. Шрамики знакомые, средний палец на левой кисти слегка искривлен – это я на турнире в Белгороде, в 94-м, поймал удар не кольцом кинжала, а пальцами. Да и страничка моя – вон, в углу знакомая аватарка и ник латиницей.

А вот посты в открытой ветке вызывали недоумение.

В кадре снова возникают мои руки и быстро стучат по клавиатуре. В окне сообщений возникает и удлиняется строка, курсор то и дело отскакивает назад, заменяя неудачно выбранное слово, оборот, опечатку. Автор, то есть я, нервничает, торопится.

Вспышка. Пульсирующая разноцветными огнями тьма. И – яркий солнечный свет в глаза. Я (Или Женька? Не могу понять, и это само по себе что-то новенькое…) лежу поперек дивана, свесив ноги на ковер, и в окно волнами льется теплый сентябрьский воздух. С кухни доносятся бодрые аккорды «Пионерской зорьки» – мама, вместо того чтобы трясти сонное чадо за плечо, применила такой вот иезуитский метод.

Ну, здравствуй, новый день попаданца…

Четверг, 7 сентября 1978 г.

Ул. Онежская.

Снова утро. Доброе

Это Женька, конечно. В смысле – его очередь «водить». Видимо, загадочный флешбэк ошарашил подростковое сознание гораздо сильнее, чем циничное «я» вашего покорного слуги, поэтому он некоторое время просто обалдело мотал головой, пытаясь примирить полученную информацию с окружающим миром. Не преуспел. Впрочем, и мне похвастать особо нечем.