На пути к мышлению или интеллектуальные путешествия в страну Философию - Баумейстер Андрей Олегович. Страница 53
Этот упрек обнаруживает один важный момент: установление истинности наших утверждений не может полностью исключать взаимодействие нашего познания с внешней реальностью. Какая-то часть наших знаний (например, истинность формальных утверждений или аналитических суждений, определенная часть моральной философии и т. п.) успешно функционирует в рамках подходов когерентной теории, но определенная часть наших знаний требует нашего взаимодействия с внешним миром и подтверждения со стороны фактов и опыта.
Впрочем, можно истолковать главный тезис когерентной теории не в смысле радикальной оппозиции к корреспондентной теории, а в смысле дополняемости. Это хорошо понимал еще Платон. В конце шестой книги диалога «Государство» он показывает, что наше знание имеет сложную структуру. Часть нашего знания предполагает корреляцию (взаимодействие) между идеями и вещами и событиями материального мира. Тем не менее, значительная часть наших знаний имеет другую природу: когда идеи исследуются не в их отношении к материальному миру, а в их отношении между собой в рамках когерентной системы идей (мира идей или интеллигибельного мира).
Иными словами, истинное знание является результатом как корреляции между высказываниями и фактами, так и корреляции между самими высказываниями (взаимоотношениями между идеями, понятиями и т. д.). Такой взгляд лучше учитывает природу знания и позволяет рассматривать корреспондентную и когерентную теории истины как части единой теории.
Когерентная теория истины именно как оригинальный эпистемологический проект возникает в кругу британских неогегельянцев (конец XIX - начало XX века). До них главные тезисы этой теории разделяли уже такие философы, как Спиноза, Лейбниц, Фихте и Гегель. Когерентизм в понимании истины присущ некоторым представителям Венского кружка, например, Отто Нейрату и Карлу Гемпелю. Близок к этой теории ученик Карла Поппера Ганс Альберт. Можно ли считать сторонниками когерентной теории Декарта, Канта и позднего Витгенштейна - это открытый вопрос, который формат этой книги не позволяет нам обсудить.
3.4. Эвиденциалистская теория истины
Термин «эвиденциализм» происходит от латинского evidentia -«очевидность» (англ. evidence). Эта теория исходит из предположения, что истинное высказывание или убеждение непосредственно открывается интеллекту в акте интуиции или на основании несомненного опытного (эмпирического) восприятия.
Формально теорию эвиденциализма определим следующим образом.
• Утверждение или убеждение является истинным тогда и только тогда, если оно воспринимается как самоочевидное (на основании интеллектуальной интуиции или на основании эмпирического опыта).
Я употребляю здесь оборот «эмпирический опыт», чтобы отличить его от «интеллектуального опыта». Например, и рационалист Рене Декарт, и эмпирик Джон Локк были эвиденциалистами. Но для первого фундаментом истины был интеллектуальный опыт «ясного и отчетливого восприятия», а для второго, несмотря на некоторые нюансы, - непосредственное чувственное восприятие (sensation). Для Локка простые идеи (например, идеи белого, сладкого, холодного, твердого) являются истинными, поскольку возникают в нашем сознании непосредственно в результате воздействия внешних факторов на наши органы восприятия.
Примеры самоочевидных интеллектуальных утверждений или убеждений
1+2=3.
Ни один человек не является одновременно холостым и женатым.
Если р является необходимо истинным и из р следует q, то q является необходимо истинным.
Я мыслю, поэтому я существую.
Примеры самоочевидных эмпирических убеждений
Этот лимон желтый.
Я чувствую боль в левой руке.
Самоочевидные убеждения эвиденциалистской теории истины в фундационизме (см. 4.1) играют роль базовых убеждений (см. 3.1). Большинство сторонников эвиденциалистской теории истины в теории обоснования придерживается позиций фундационизма.
Понятие «самоочевидность» включает в себя два аспекта: эпистемический и феноменологический.
(1) Эпистемический аспект самоочевидности определим таким образом: утверждение или убеждение р является самоочевидным для субъекта S, если S имеет непосредственное знание о р. Другими словами, S знает р не на основании знания о q, а на основании восприятия (интеллектуального или чувственного) р. Я чувствую боль в левой руке не на основании другого знания (ощущения или переживания), а потому что непосредственно чувствую эту боль. Когда я мыслю, я уверен в собственном существовании не на основании других знаний (например, знаний о существовании деревьев или других людей), а непосредственно усматривая факт собственного существования.
(2) Феноменологический аспект самоочевидности опишем таким образом: после понимания определенного утверждения или положения вещей я чувствую устойчивую склонность принять это утверждение или положение вещей за истинные. В этой связи Локк и Декарт прибегают к метафоре света (распространенная метафора, начиная от Платона и Августина). Когда р является для меня самоочевидным, я пребываю в определенном состоянии, которое можно описать как состояние «ясного и отчетливого восприятия» (Декарт), или как состояние «ясности и понятности» (Локк), или как состояние «озарения» (Фихте).
В философской традиции большинство выдающихся мыслителей, от Платона и Плотина, от Августина, Декарта, Фихте и до Франца Брентано и Эдмунда Гуссерля, разделяли позиции эвиденциализма (хотя и в разных его версиях).
Элементы эвиденциализма могут соединяться с определенными элементами корреспондентской и когерентной теорий истины. Так, у Платона, Аристотеля и Локка мы находим теории истины, в которых сочетаются элементы корреспондентной и эвиденциалистской теорий. А позиции Лейбница и Фихте объединяют в себе элементы когерентизма и эвиденциализма. Поэтому не стоит удивляться, что в разных словарях и солидных монографиях по эпистемологии или истории философии мы натолкнемся на характеристику, например, Локка как эвиденциалиста или как представителя корреспондентной теории истины. Платон в одних источниках предстанет как классический представитель (и даже основоположник) корреспондентной теории истины, а в других - как эвиденциалиста или (и) когерентист. Все очень часто зависит от точки зрения, от способа интерпретации текстов классических авторов и, конечно, от позиции самого исследователя. Например, польский эпистемолог Ян Воленский трактует теорию истины Гуссерля (а также его учеников Александра Пфендера и Романа Ингардена) как версию корреспондентной теории истины[90].
Позиция эвиденциализма связана с рядом серьезных проблем. Во-первых, что мы считаем очевидным знанием? Не сталкиваемся ли мы здесь с проблемой субъективизма и даже солипсизма? То, что для Петра может казаться очевидным, для Марии может казаться совсем неочевидным. То есть существует серьезная проблема универсализации очевидности.
Во-вторых, возникает подозрение в психологизме (несмотря на все старания Гуссерля и некоторых его учеников). Я переживаю состояние очевидности. Истина является результатом интеллектуального переживания. Поэтому, подчеркивают критики Декартовой и Гуссерлевой версий эвиденциализма, состояние очевидности - это скорее психологическое состояние. И хотя, например, у Гуссерля речь идет об интеллектуальном переживании, все равно, чтобы открыть к нему доступ другим субъектам, мы должны применять предложения, язык и употреблять целый ряд понятий. В таком случае непосредственный опыт опосредован интерсубъективным дискурсом. Но тогда опыт очевидности не является первичным. В-третьих, понятие очевидности не поддается четкому определению. Несмотря на серьезную критику, эвиденциализм остается и сегодня влиятельной теорией истины.