Разлом (СИ) - Островская Алина. Страница 37

Она ждала меня у двери, ведущей в хлев. Только сейчас, подойдя к ней достаточно близко, я заметил бусины пота, собравшиеся у кромки волос. В этот момент, словно все силы, что у неё были она растратила на представление на площади, Эли покачнулась и схватилась за мою руку, удерживая равновесие.

— Что с тобой?

— Помоги…, - прошептала она и кивнула в сторону хлева.

Ее лицо вдруг побледнело, а ноги подкосились. Она буквально повисла на моем локте, прислонившись к плечу лбом.

— Держись, Эли.

Я подхватил ее на руки и занёс во внутрь. Животных здесь не было. Зато посередине темнело пятно крови, впитавшееся в солому.

— Это твоя? Ты ранена?

— Там все необходимое… помоги вытащить…

Ей с трудом давались слова, словно она висела на грани потери сознания. Меня захлестнула тревога. С каждым мгновение она выглядела все слабее и слабее. Глаза закрывались и открывались так медленно, будто она отчаянно боролась со сном.

Ногами постарался собрать чистое сено в кучу, чтобы не класть ее на холодную землю. Уложил на импровизированный настил и увидел свои окровавленные руки.

— Что произошло?!

— Там сумка… вытащи осколки…

Оставил расспросы на потом. Действовать нужно быстро. Сумка осталась брошенной возле багрового пятна на сене. Там же мерцали маленькие кусочки, отдалённо напоминающее стекло. Когда я вернулся обратно к Эли, она дрожащими пальцами отцепила накидку, скрывавшую все это время от посторонних глаз испачканное платье. Она потеряла много крови… Женщина прикрыла глаза и обессиленно откинула голову на сено.

От груди до живота две стороны платья стягивались кожаными шнурками, на расшнуровывание которых, у меня бы никогда не хватило терпения. Уж тем более в экстренной ситуации. Так что вытащил нож и сделал небольшой надрез там, где пятно казалось самым тёмным, а затем рванул ткань, открывая рану.

Эли поморщилась и прикусила губу, сдерживая стон боли.

В левом боку торчал большой осколок того же стекла, что было рассыпано по полу. На первый взгляд казалось, что рана не глубокая. Но когда я вынул из сумки ведуньи что-то напоминающее средневековый пинцет и ухватился им за торчащий кончик осколка, то понял, что ошибся. Чем больше я вытаскивал его, тем сильнее начинала кровить рана. Хотелось резким движением выдернуть его, а не тащить по миллиметру, но боялся, что в глубине может остаться кусочек.

Наконец, дело было сделано. Со звоном на пол полетел осколок и Эли приоткрыла глаза.

— Там фляга… промой рану и перевяжи…Шить не надо, она заживёт…

— В моем мире я тоже был воином. Мне приходилось видеть и не такие раны. Так что просто доверься.

Алариэль нахмурила брови, но пересохшие губы дрогнули в улыбке. Пока я обрабатывал рану, останавливая кровь, она украдкой следила за каждым движением, но больше указов не раздавала.

— Лучше расскажи, как получилось, что гончие пришли сюда?

Эли тяжело вздохнула и зашипела, когда я приложил к ране тряпицу, пропитанную ее волшебной настойкой.

— Видимо, лёгкий шлейф я все же оставила, когда помогала тебе с этруссом.

— Но они тебя не нашли…

— Да, я почувствовала их приближение и закрылась щитом, став для них невидимой. Но когда они вызвали Прислужников, кристаллу пришлось работать на износ. В итоге он взорвался, ранив меня…

— А что за представление с видением?

— Мне нельзя здесь больше оставаться. Они вернутся сюда снова, и я уже не смогу от них скрыться.

К этому моменту я закончил перевязку и сел рядом, перевесив руки через колени.

— И как ты раненая поедешь в поход?

— Есть у меня нерадивый должник…, - измученно улыбнулась ведунья, многозначительно взглянув на меня.

— Но один-то должок я уже погасил?

Она хохотнула и прижала руку к повязке.

— Пусть будет так.

Разъяснить Кельвару причину, по которой мы с Алариэль едем на одном волке, было чрезвычайно трудно. Но не невозможно. Фенрир не объезжен и не приучен к седлу. На это должно уйти прилично времени, поэтому мой варг шёл рядом, навьюченный сумками, освобождая от этой ноши волка Эли. Все лошади, что были в Блоррохе достались берсеркам, а кому не хватило — тот понуро шёл пешком.

Вначале ведунья вполне справлялась с задачей и вела волка сама. Держалась в седле уверенно и даже не морщилась от боли. Но потом, когда солнце скрылось за горизонтом, силы ее иссякли, и она тайком передала мне поводья. Ещё через час я почувствовал, как она обессиленно облокотилась мне на грудь и уснула. Покрепче обхватил ее руками, придерживая на ухабах, спусках и подъемах.

Сквозь тёмную ночь Кельвар упрямо шёл вперёд, словно весть о скорой славе ослепила его. Он хотел как можно быстрее добраться до первого значимого укрепления и окропить землю чужой кровью. Его желание разделяли многие. Но разумно ли загонять животных и людей перед важной битвой?

Это-то ему и разжёвывал Бруни.

Благо слова южанина достигли цели и мы остановились на привал. Разбили всего два небольших шатра: один для Кельвара, другой для женщин, что были взяты хлопотать по хозяйству. Остальные воины спали на улице у костра.

После ужина женщины скрылись в своих палатах, оставляя воинов одних. Проводил взглядом фигуру ведуньи, тайком радуясь, что она вошла не в шатёр ярла.

— Если женщина по душе, то одних взглядов мало, — поучительно изрёк Бруни, хлопнув меня по плечу.

Я вернулся к пергаменту и чернилам, прихваченным с собой, и продолжил наносить контуры будущей карты.

— Не понимаю о чем ты.

— Нет? Я думал, ты сообразительнее, — усмехнулся воин и затянул песню на южном диалекте. Этот мотив подхватили остальные, развеивая тишину звёздной ночи.

Заунывная она получилась какая-то, пусть и красивая. Мелодичная.

Бруни, мастерски вытянув последнюю высокую ноту, подкинул в костёр дров и заговорил.

— Припев переводится так:

И пусть свиреп ты и силён, как зверь;

Не станет чёрствым сердце от потерь,

Лишь если дома ждет тебя,

Подруга верная твоя.

Теперь мне стало ясно отчего берсерки приуныли, призадумались. Вспоминают.

— А ты оказался романтиком, Твердолобый Бруни, — хмыкнул я, — не ожидал.

— Не зарывайся, — предупредил южанин, задумчиво оглаживая бороду ладонью. — Была у меня одна пташка… осталась на юге в Бергене. Обещала ждать.

— А у меня одна в Бергене, вторая в Эдихарде. Обе обещали ждать, — хвастливо подхватил один из берсерков.

— Что, две всего лишь? Да меня трое ждут!

Остаток вечера воины щеголяли друг перед другом количеством и качеством. Я невольно втянулся, в этот спонтанно образовавшийся балаган, и хохотал от всей души над уморительными историями похождений своих товарищей. Уснул глубоко за полночь, пристроившись поближе к своему варгу. Он хоть и пытался возражать, но быстро понял, что в этот момент с его мнением никто считаться не собирается. На улице холодало, так что его тёплый бочок был обречён заменить мне обогреватель.

Несмотря на мысли, вьющиеся в голове после задушевных разговоры с братьями по оружию, спал довольно крепко. На следующий день подняли нас, ни свет ни заря. Ну а что поделать. Полевые условия.

К обеду мы подобрались к первому укреплению. Глаза Кельвара лихорадочно блестели нетерпением. Он не раздавал тактических заданий, да и на общую стратегию махнул рукой. Мол нас много и на нашей стороне свирепые берсерки. Кому, при таких делах, нужна тактика?

В общем, единым неорганизованным стадом мы накрыли укрепление, ютившееся у небольшого притока реки. Около часа ярл кошмарил местных жителей, забившихся по углам своих домов, не получая должного отпора. Его просто некому было давать. Очевидно, предыдущий вождь Блоррохов уже здесь побывал, или, быть может, кто другой. Смысл один — ни пожитков, ни новой крови в отряд.

Берсерки напряглись, а Кельвар устроил разруху, вымещая свой гнев на брошенных ведрах и наседках, мирно пасущихся между избами.

Я едва сдерживал смех. Великий завоеватель…

Итог первого набега: несколько кочанов капусты, немного вяленного мяса и пара свежих кур. Даже не хватит, чтобы накормить «действующее войско». Перед напуганными селянами было неудобно. Забрали последние крохи, от которых нам никакого толка.