Приручить Сатану (СИ) - Бекас Софья. Страница 50

— Да… Я видела её в прошлое воскресенье на этом же месте, а потом…

Ева хотела уже было рассказать, что произошло дальше, но вовремя взяла себя в руки и, в прямом смысле слова прикусив язык, потупила взгляд.

— А потом?..

— Я каталась на ней. Кстати, как её зовут?

— О, её зовут Мэри.

«Мэри».

— Мэри… — задумчиво повторила Ева, проведя ладонью по звёздочке на лбу лошади; та перестала жевать, встрепенулась и уже более осмысленно посмотрела на девушку, и в этот момент её взгляд был настолько осознанным, что Еве поневоле стало страшно.

— Что насчёт небольшой конной прогулки?

Стоило им совсем немного отъехать от оживлённых улиц и скрыться в тени уже полностью облачившихся в плотную тёмную зелень деревьев, как всякий шум, всякое напоминание о том, что они всё ещё непозволительно близки к мегаполису и совсем рядом с ними проходит городская черта, сразу исчезло, подарив приятную иллюзию единения с природой. Кристиан шёл впереди и сначала вёл Мэри под уздцы, но затем, увидев, как уверенно держится на лошади Ева, отпустил поводья и позволил девушке самой вести Мэри. Несколько раз девушка незаметно для Кристиана, а иногда даже и для самой себя, пыталась будто позвать лошадь, уловить в её поведении хоть что-нибудь, что подтвердило бы реальность их прошлой прогулки, но либо в предыдущее воскресенье Ева добиралась до Саваофа Теодоровича каким-то другим способом, либо Мэри специально игнорировала все её намёки, потому что в девушке ещё с детства жило какое-то странное убеждение, что животные как никто другой способны чувствовать человеческие эмоции.

— Вы куда-нибудь спешите, Ева?

— Вообще-то да. Я подрабатываю няней по выходным…

— У Саваофа Теодоровича? У него прелестная дочь, не правда ли?

— Вы знаете Саваофа Теодоровича?

Кристиан грустно усмехнулся и покачал головой.

— Как не знать — конечно, знаю.

Ева задумчиво подняла глаза на небо и проследила взглядом за быстро уплывающими вдаль облаками.

— Да, я помню. Как-то рассказала ему сон с Вашим участием. Он расстроился.

— Вы уверены, что он именно расстроился? — удивлённо переспросил Кристиан, оборачиваясь на Еву. — Может быть, разозлился?

— Нет, он именно расстроился.

Кристиан ошарашено почесал голову и вдруг, широко улыбнувшись, воскликнул:

— Бывают же чудеса на этом свете! Казалось бы, кому уж, как не мне, в них верить — ан нет! Наступает хоть раз за всю вечность такой момент, когда перехитрит тебя жизнь и нагло посмеётся над твоим могуществом, и ничего ты с этим не сделаешь!

Ева тогда не совсем поняла, к чему относились эти слова, лишь со странной улыбкой на губах посмотрела на радостно подпрыгивающего впереди Кристиана.

— Мы уж с Вами далеко отошли от дороги, Ева, — сказал он через некоторое время, забирая поводья. — До дома Саваофа Теодоровича рукой подать. Я не могу сейчас проводить Вас, как бы того не хотел, и Мэри вынуждена уйти со мной, но я обещаю прислать её за Вами в конце дня. Вы не против?

— Совсем нет, — ответила Ева, слезая с лошади, которая для удобства девушки опустилась на землю. — А Вас не будет вечером?

— Увы, нет. Всё-таки Саваоф Теодорович недолюбливает меня… За Мэри не волнуйтесь, она сама найдёт дорогу. До свидания, Ева…

— До свидания, Кристиан!

— Постойте! — окликнул её молодой человек, когда она уже практически скрылась на другой дорожке. — Что Вам сказал про меня Гавриил?

Ева вспомнила их разговор и искренне засмеялась.

— Вы только не обижайтесь, но он был не очень доволен, когда узнал, чему Вы меня учите.

— А почему Вы смеётесь? — удивлённо поднял брови Кристиан.

— Потому что в тот момент он был очень похож на лебедя или гуся. Извините, — уже более робко добавила Ева, заметив помрачневшего Кристиана. — Простите ребёнку шалость.

Кристиан недовольно покачал головой из стороны в сторону, однако его взгляд уже смягчился.

— Не смейтесь над ним: он глубоко несчастен. Поверьте, если такой, как он, приходил лично к Вам «читать нотации», это говорит о многом, хотя Вы этого, может быть, сейчас и не осознаёте. До скорой встречи, Ева.

— До свидания…

***

В доме Саваофа Теодоровича было оживлённо — Ева поняла это ещё с улицы, когда в окнах кухни промелькнул сначала сам хозяин дома, затем маленькая Ада с красивой корзинкой кос на голове, а потом, к величайшей радости Евы, и Ранель Гутанг, который, облокотившись всем корпусом на подоконник, хмуро рассматривал пейзаж за окном, хотя, по правде говоря, рассматривать там было особо нечего, разве только рисовать воображением в тёмной глубине парка немыслимых чудовищ. Некоторое время он невидящим взглядом смотрел сквозь Еву; она робко помахала ему рукой, привлекая внимание, и Ранель, встрепенувшись, кивнул ей в ответ. К окну на зов Ранеля подошёл Саваоф Теодорович и тоже приветственно помахал ей рукой; искренняя и широкая улыбка Евы, до этого сияющая на её лице, медленно погасла, оставив после себя лишь полупрозрачную тень, и уступила место какой-то странной тоске, превратив грудную клетку в зияющую пустоту.

— Доброе утро, Ева, — как ни в чём не бывало поздоровался с девушкой Саваоф Теодорович, когда та неспешно вошла на кухню, обводя пристальным взглядом всех присутствующих. Помимо Ранеля, среди гостей была Мария — та самая пожилая женщина, что говорила на латыни; Ева внимательно оглядела её с головы до ног и про себя заметила, что теперь её взгляд казался ей знакомым, однако вслух ничего не сказала, лишь коротко кивнула ей в знак приветствия.

— Вы принесли книгу? — тихо спросил у Евы Ранель, словно не хотел, чтобы остальные слышали их разговор; Мария что-то обсуждала с Саваофом Теодоровичем, и те не обращали на них никакого внимания.

— Принесла, — Ева протянула Ранелю том, и тот сразу же спрятал его подальше от посторонних глаз. Девушка хотела спросить, чем вызваны подобные опасения, но не успела, потому что Ада по велению Саваофа Теодоровича позвала их за стол.

— Ну и как Вам? — почти шёпотом спросил Ранель уже за завтраком.

— Прекрасно, — так же вполголоса ответила Ева, старательно игнорируя пристальный взгляд со стороны Марии. — Я впервые встречаюсь с подобным литературным жанром за рамками школьной программы. Ваша художественная автобиография действительно заслуживает внимания, только Вы сказали, что это шутка, а я её, видимо, не поняла.

— Ничего. Придёт время — обязательно поймёте.

— Шутка, наша дорогая и многоуважаемая Ева, заключается в том, что автобиография вовсе не художественная, — подал голос Саваоф Теодорович, увлечённо рассматривая кофе в своей кружке.

— Простите?..

— Саваоф Теодорович, ну что же Вы, — разочарованно протянул Ранель и глубоко вздохнул. — Весь сюрприз испортили.

— Постойте, я сейчас говорю про те художественные элементы, которые присутствуют в повествовании, — Ева откинулась на спинку стула, сложила руки на груди в позу Наполеона, как делала всегда, когда собиралась с кем-нибудь поспорить, и с вызовом посмотрела на Саваофа Теодоровича. — Первые четыре главы вполне правдоподобны, за исключением того факта, что действие почему-то происходит в девятнадцатом веке. Далее идёт смерть Ранеля — то есть Ваша, — Ева повернула голову в сторону мужчины. — Несомненно, весьма поэтичный поворот событий, который в литературе можно расценивать как духовную смерть главного героя, мол, «вот, я тридцать лет скитался в полном одиночестве, и от этого же одиночества погибает моя неприкаянная душа», после чего герой начинает новую жизнь: выходит в люди, нанимается на работу, встречает Марию, обретает друзей, насколько это ему позволяет характер, и всё в таком духе…

— Отчего же Вы отвергаете вариант биологической смерти, Ева? Не верите, что после неё есть жизнь? — непринуждённо спросил Саваоф Теодорович, неспешно помешивая ложкой кофе.

— Причём тут это? — Еву начинали раздражать очевидно глупые вопросы, заданные интонацией, будто это она не понимает каких-то элементарных вещей. — Господин Ранель сидит рядом со мной живой и здоровый…