Приручить Сатану (СИ) - Бекас Софья. Страница 86

Мысли её начали путаться и уходить всё дальше от размышлений об огромной рыбе-удильщике: она всё чаще и чаще перескакивала с темы на тему, забывала, о чём только что думала, и вообще её начало клонить в сон. Ласковое море убаюкало её, и теперь солёная вода постоянно попадала ей в рот от того, что она расслабляла голову и совсем не держала её на поверхности. Однако Ева продолжала плыть дальше: когда плечи с непривычки начинали ныть от усталости, а дыхание сбиваться, она переворачивалась на спину и плыла, как покойница, со скрещенными на груди руками, отдавая себя во власть морского течения; дыхание немного восстанавливалось, плечи набирали сил, но уставала шея, и голова погружалась под воду, больше не удерживаемая и без того слабыми мышцами; тогда Ева снова переворачивалась на живот и гребла прямо навстречу большому слепому глазу, висящему в небе.

Берег давно скрылся из виду: сначала пропали белёсые очертания гальки пляжа, за ними исчез пустынный бетонный пирс, за много лет обросший водорослями и крабами, потом слились с окружающим мраком чёрные трафареты гор, и, наконец, погасли один за другим огни живущей своей весёлой жизнью набережной. Ева осталась одна в бесконечном пространстве природы на границе неба и моря. «Сейчас главное не поплыть обратно к берегу, — подумала она, провожая глазами такой же потерявшийся в огромном космосе сухой древесный листочек. — Глупо получится».

По ощущениям Евы прошло ещё около трех часов, когда у неё закончились силы грести. Она, с трудом удерживаясь на воде, перевернулась на спину и, едва шевеля ногами для равновесия, стала ждать момента, когда и в таком положении она не сможет оставаться на поверхности. Под ней было где-то полкилометра до дна.

Кажется, она всё-таки задремала, потому что проснулась от сильного удара головой о что-то твёрдое. Спросонья забыв, где она, Ева с головой опустилась под поверхность и, конечно, сразу закашлялась, набрав полный рот воды. Вдруг чьи-то руки подхватили её подмышки и затащили на борт чего-то небольшого и деревянного, отдаленно напоминающего лодку — впрочем, как потом выяснилось, это она и была. Тот, кто вытащил Еву из воды, был либо спасателем, либо очень заботливым человеком, либо и тем, и другим, потому что сразу принялся «выбивать» из неё всю воду, которой она успела нахлебаться. Спустя некоторое время, когда Ева уже немного пришла в себя, она показала рукой неизвестному человеку, что дальше справится сама.

— Признаться, я не ожидал встретить на таком расстоянии от берега человека, тем более живого. Какими судьбами? — спросил он, когда Ева наконец откашлялась. Это был бодрый загорелый мужчина лет пятидесяти с небольшим; у него были кудрявые, как у грека, седые волосы и такая же седая борода, прямой нос и строгий профиль, украшенный тонкими лучиками морщинок в уголках тёмных, будто посмеивающихся глаз. — Что это на Вас? Пижама? Вы что, из больницы? — продолжил он, так и не дождавшись ответа.

— Из больницы, — подтвердила Ева, немного поёжившись на лёгком ночном ветерке: после холодной морской воды свежее дыхание бриза показалось обжигающе ледяным.

— И куда там только смотрят? — недовольно пробормотал человек, натягивая острый треугольный парус: тот расправился, пару раз хлопнул, затрепетал, и лодка, неуклюже развернувшись, поплыла в сторону берега. — Как Вы здесь оказались?

— О, нет-нет! Не надо к берегу! — человек хмуро и непонимающе посмотрел на неё, но всё же убрал парус. Лодка остановилась.

— Почему? И Вы так и не ответили на вопрос.

— Я… Я здесь специально

— И как это понимать? — человек нырнул куда-то за небольшую мачту, вынул откуда-то старый, проеденный молью и морским ветром плед и кинул его Еве. — Вы опоздали на лайнер и решили догнать его? Вам взбрела в голову идея искупаться ночью, и Вы случайно заплыли за буйки, а потом потеряли берег? Вы хотели почувствовать себя в полном одиночестве, или, может, покончить с собой?

— Да! — воскликнула Ева как-то слишком радостно. — Да. Я хотела покончить с собой.

Человек посмотрел на неё со странной смесью насмешки и строгости во взгляде: с одной стороны, он не очень воспринимал всерьёз намерения этой молодой девушки, а с другой — не любил утопленников, потому что его долгом было покровительствовать путешественникам и оберегать их от смерти в том числе.

— Вы решили утопиться? В таком случае, где камень?

— Я подумала… Буду плыть в открытое море. Когда-нибудь силы кончатся, и я утону.

— Странный способ покончить с собой, — пробормотал незнакомец, налаживая снасти. — Позвольте полюбопытствовать, а в чём причина подобного желания? В больнице плохо кормят или, может, мешают спать?

Да, ему не нравились утопленники и почему-то вызывали в нём раздражение, хотя он сам до конца не мог объяснить, почему. Наверное, действительно, потому, что многие тонут далеко не по своей воле, и их не удаётся спасти, а они… Впрочем, подобную логику можно было применить не только к утопленникам, но раздражали почему-то именно они, а потому обычно добродушные шутки стали колючими и острыми.

— Послушайте, — Ева на шатающихся ногах поднялась в лодке и стянула с себя плед. — Боюсь, я не смогу объяснить Вам так, чтобы Вы поняли. У меня шизофрения. Каждый день, практически каждую минуту меня одолевают страшные галлюцинации, и мне некуда от них спрятаться. Мне снятся кошмары, я просыпаюсь, но кошмар не уходит, и я не знаю, где сон, а где реальность. В моей жизни нет тех, за кого я могла бы «зацепиться»: у меня есть друзья, но они такие же больные люди, как и я. Они поймут мой выбор. Меня ничто здесь не держит. Мою палату строго охраняют, но я здесь и сама не понимаю, как смогла выбраться. Море — это единственное место, где я могу потеряться. Потеряться так, что они меня не найдут. Они — страхи. И Вы не поймите меня неправильно, я хочу жить. Но не так. Шизофрения не та болезнь, которую можно вылечить, а значит, и спокойной жизни у меня никогда не будет. Дайте мне уйти. Пожалуйста.

Тишина затягивалась. Мужчина долго и внимательно разглядывал её детское лицо, казавшееся на фоне чёрной ночи в свете луны ещё более бледным, чем оно было на самом деле, только лихорадочный румянец красными крапинками выступал на впавших от частого недоедания щеках.

Наконец, Ева устала ждать. Она аккуратно сложила плед, который дал ей мужчина, положила его на деревянную перекладину скамейки, свесила ноги за борт и неслышно скользнула в воду, словно русалка, сирена или просто прекрасное видение, которое он уже давно не видел, потому что сам исполнял его роль. Вот именно. Мужчина ещё некоторое время стоял, не шевелясь, и смотрел на свой старый, аккуратно сложенный плед. Что это было сейчас? Прошли времена, когда к нему являлись во снах, представали, окружённые ореолом солнечного света, и теперь он скорее являлся к кому-то во снах и представал с ярким нимбом над головой. Но это?..

Мужчина быстро перебрался на корму и оглядел водную гладь вокруг: девушка плыла по прочерченной луной серебряной дорожке, практически сливаясь с ней, и казалось, будто она вот-вот встанет и пойдет по ней, прямо туда, на небо, где огромный глубоководный удильщик ловил маленьких рыбок-звёздочек. Быть может, в скором времени так бы и произошло, однако мужчина что-то потянул, и лодка поплыла вслед за девушкой.

— Девочка, сколько тебе лет? — спросил он, когда яхта поравнялась с Евой. Та на мгновение перевела голубые глаза, отражающие в себе летнее звёздное небо, на грека, но потом её взгляд слегка затуманился и потерялся где-то на белом парусе, очень выделяющемся среди окружающей черноты.

— Двадцать, — прошелестела она, как бы никому не отвечая. «Совсем ребёнок», — подумал мужчина и недовольно нахмурился.

— Послушай, русалочка, — продолжил он, наклоняясь за борт. — Поставь себя на моё место: как я должен себя чувствовать, когда на моих глазах человек хочет покончить с собой, а я ничего не делаю, чтобы это предотвратить? К тому же, ты же не просто так решила поплыть в открытое море? Если бы ты совершенно точно хотела расстаться с этой жизнью, ты бы спрыгнула с крыши или отвесного утеса, в коих здесь нет недостатка, бросилась бы под машину или поезд, напилась бы таблеток, на крайний случай — если что, я не призываю тебя это делать. Но ты решила предоставить выбор судьбе. Я прав? — Ева ничего не ответила, только едва заметно кивнула, прикрыв глаза. — Ну так считай, я и есть та судьба. Давай так: сейчас ты сядешь в мою лодку, и я отвезу тебя в больницу. Через год, если ты не вылечишься и, конечно, всё так же не поменяешь своего решения насчёт суицида, я отвезу тебя в открытое море так далеко, что ты вряд ли сможешь вернуться к берегу. Идёт?