Возмездие - Колен Фабрис. Страница 9

— Ты пришел меня убить, да? Ты хотя бы знаешь, почему?

Молчание.

— Я не желаю тебе зла, — тихо сказал ишвен.

Но воин в доспехах продолжал двигаться вперед, перекладывая палицу из одной руки в другую. Он чувствовал, как у него внутри нарастает какое-то холодное возбуждение. Предвкушение убийства.

Тириус попятился, чтобы немного отойти от озера. Боя не избежать. А противник его не таков, как те, с кем ему приходилось иметь дело раньше.

— Послушай, — начал он, — послушай (тот продолжал надвигаться), ты ведь меня не знаешь. Я никогда в жизни пальцем не тронул императрицу. Могу тебе поклясться. Не вынуждай меня делать тебе больно.

Хассн за забралом шлема скривился в улыбке. Его противник явно не понимал, с кем имеет дело.

— Ты ведь наемный убийца, верно? Тебе все равно, кто прав, кто виноват. Ты убиваешь ради денег.

Несколько быстрых шагов, и человек в доспехах, взмахнув палицей, бросился на него. Тириус присел, и палица просвистела в миллиметре от его головы. Ишвен ответил ударом меча, но Хассн с легкостью от него уклонился. После этого оба противника сделали несколько шагов назад, чтобы получше оценить ситуацию.

Хассн сделал маленький шажок в сторону, потом развернулся и нанес новый удар — молниеносным движением, гораздо быстрее, чем мог ожидать ишвен. Тот еле успел отбить его, так что с меча полетели искры. От сильного удара заболело плечо. В изумлении от силы своего противника он сделал несколько шагов назад.

Что же делать? Человек в доспехах перекладывал палицу из руки в руку с такой быстротой, что глаз не успевал следить за его движениями. Новая атака пришла слева. Тириус покатился по траве, и удар лишь слегка задел его. Только он успел оправиться от него, как его висок оцарапала палица, а перед глазами заплясали огоньки. Все происходило слишком быстро. Движения наемного убийцы складывались в какой-то невероятный смертоносный танец под ночным небом. Сила и точность. Он атаковал. Он был убийцей, и жертвам его оставалось только отступление, а потом неизбежная смерть.

Ишвена стало лихорадить. Он то парировал удары, то уклонялся от них, понемногу отступая и безуспешно изыскивая способ перехватить инициативу. Он понимал, что наемный убийца превосходит его во всем. Внезапно развернувшись, он бросился бежать. Не к своему коню. К дереву.

Раджак Хассн бросился вдогонку.

Он был удивлен и разочарован тем, что его противник так скоро сдался. Ему претила мысль о преследовании раненой добычи. Все становилось слишком предсказуемым, а потому неинтересным. Играть с жертвой, смотреть, как она вырывается из последних сил — совсем другое дело. В беге с ним никто не мог сравниться, даже молодой ишвен. Выносливость его не знала пределов. Он мог пробежать пятьдесят километров за один день. «Куда же ты, идиот? Ты бросил меч, у тебя не осталось ни капли надежды. Внутренности у тебя сводит от страха. Я думал, ты храбрее».

Раджак Хассн вытянул вперед руку в тот момент, когда его жертва добежала до дерева. Его пальцы схватили пустоту. Ишвен подпрыгнул, уцепился за ветку и с невероятной ловкостью обернулся вокруг своей оси. Хассн хотел увернуться, но удар обеих ног противника пришелся ему прямо в лицо. Он потерял равновесие, а его шлем упал и покатился по траве. Тириус Бархан спрыгнул и вцепился ему в горло. Убийца попытался на ощупь найти свою палицу, но она успела откатиться слишком далеко. Его противник бил его головой о землю, одновременно большими пальцами надавливая на глазные яблоки. Хассн потерял сознание.

Когда наемник открыл глаза, занималась заря. Его лошадь мирно щипала траву у озера рядом с конем варвара. Он сам стоял на коленях и был привязан к дереву — по всей видимости, довольно крепко. Его грудь была перетянута веревкой, а руки и ноги сведены вместе и связаны позади ствола. В горле у него совершенно пересохло. Ишвен стоял перед ним. В руке у него была его палица. Шлема же нигде не было видно.

— Пить хочешь? — спросил Тириус.

Молчание.

— Не очень-то ты разговорчив, — заметил ишвен. — Но говорить тебе все же придется.

Он подошел к Хассну, опустился на колени подле него и, нахмурив брови, сунул ему под нос кинжал. Он хорошо знал этот запах.

— Иддрам, да? Кто тебя подослал?

Вместо ответа Хассн посмотрел ему прямо в глаза.

«Убей меня, — думал он. — Убей меня, я и так уже мертв».

— Не понимаю, — продолжал ишвен, рассматривая сверкающий клинок. — Чего ты добиваешься? Я же могу убить тебя. Тут ведь никого нет.

Хассн улыбнулся и плюнул ему в лицо.

Ишвен медленно вытер лицо рукавом. На нем была азенатская туника, которую, как и веревки, он нашел в одной из котомок, привязанных к седлу его коня.

— Ладно, — процедил он сквозь зубы.

Он подошел к убийце совсем близко и приставил острие меча к его горлу.

— Я невиновен, — тихо сказал он. — Я хочу, чтобы ты это запомнил. Я хочу, чтобы ты передал это тем, кто тебя нанял.

Губы Раджака Хассна вновь тронула слабая улыбка. Потом он вытаращил глаза. Ишвен совсем легонько провел лезвием ему по горлу. Но кинжал был таким острым, что на нем тут же оказалась крошечная капелька крови. Ишвен убрал оружие. Иддрам — страшный яд. Наемник не умрет, но будет сильно мучиться.

Ишвен поднялся и поглядел через плечо.

— Я ухожу, — сказал он. — Там, куда я иду, меня не найти ни тебе, ни другим. Подумай о своей жизни. Ты ведешь себя безрассудно.

Он подошел к его коню и кончиком меча пощекотал ему бока. Животное встало на дыбы и в мгновение ока с безумным ржанием унеслось за горизонт. Потерял его из виду, Тириус подобрал второй кинжал и палицу своего врага. Кинжалы он положил в одну из своих котомок, а палицу выбросил в озеро. Не выпуская из руки меча, он одним прыжком сел в седло. Затем он спокойно подъехал к дереву и кончиком лезвия перерезал веревку, которой были связаны руки его врага. Раджак Хассн стал машинально растирать запястья, не понимая, что это значит.

— Я сохранил тебе жизнь, — вздохнул ишвен. — Не забывай об этом.

Наемный убийца закрыл глаза. Яд уже начинал действовать, и он чувствовал, как его все больше и больше клонит в сон. Впервые за долгие годы он пожалел, что не может говорить. Не будь он немым, он попросил бы его убить. Он сказал бы ишвену, что ненавидит его, ненавидит за то, что он вот так бросает его живым, без всего, посреди Высоких Равнин, ненавидит за унижение, за одиночество, за поражение, а больше всего — за спокойную силу, которой светится его взгляд. Он сказал бы ему: «Я отыщу тебя. Я отыщу тебя, и ты умрешь». Но с губ его не сорвалось ни звука.

Конь Тириуса Бархана медленно скрылся за горизонтом. Ишвен ни разу не обернулся, чтобы взглянуть на своего противника.

Целую неделю ишвен скакал к пустыне.

И когда он понял, что пропустил Эзарет, последнюю заставу перед раскаленными песками Белой Пустоши, было уже поздно: теперь ему конец.

Из последнего источника, попавшегося ему на пути, текла теплая горьковато-соленая жидкость. Выпив ее, он не спал всю ночь, то и дело содрогаясь в приступах мучительной рвоты. От обнаруженных в котомке и раздобытых ранее припасов осталось одно воспоминание. У него кружилась голова. Он развернулся и поехал назад, но в битве со временем ему было не победить.

Нужно скакать: но скакал он только ночью (днем было слишком жарко), да и конь его двигался с трудом, поникнув головой, изнемогая от жажды. Конь тоже захворал, выпив дурной воды.

Днем нужно было проснуться, выйти из убежища, которым служил какой-нибудь большой камень, под которым вполне могли водиться змеи и скорпионы, взглянуть на солнце и попытаться определить свое местоположение. Полуденное светило превратилось в нечто красноватое и враждебное. Каждое утро оно вставало и чинно и высокомерно обшаривало лучами землю в поисках последних остатков жизни. Горизонт начинал дрожать перед глазами, существование превратилось в пытку: Тириус умирал от жажды.