Сталинград - Калинин Даниил Сергеевич. Страница 25

Также танковая дивизия вермахта имеет собственный артиллерийский полк, представленный тридцатью шестью гаубицами, и противотанковый дивизион. С последним, кстати, все непросто. В июне 41-го он состоял из сорока двух орудий, в основном легких 37-миллиметровых пушечек Pak 35, а также считаного количества более эффективных 50-миллиметровых Pak 38, чей бронепробиваемости было все же недостаточно, чтобы эффективно бороться с Т-34 (и тем более с мощными КВ).

Но сейчас немцы уже приняли на вооружение сильную 75-миллиметровую «гадюку» Pak 40, чей бронепробиваемости вполне достаточно, чтобы поразить «тридцатьчетверку» на дистанции километра в полтора. Плюс еще с Крыма фрицы перевооружают противотанковые дивизионы своих ТД на самоходки «Мардер». На последние ставят все те же Pak 40 и модернизированные трофейные Ф-22, но будем надеяться, что «куниц» также бросили на охрану «караванов»…

В общем, со средствами противотанковой обороны у панцергренадерских батальонов все в порядке, что меня более всего и беспокоит. Ведь комполка не просто услышал мою просьбу о поддержке бронетехникой, он еще и добился танков для участия в моей атаке! Правда, прибыл лишь взвод неполного состава из двух «тридцатьчетверок», зато с тертыми, боевыми экипажами. Впрочем, командир последних, лейтенант Василий Терехин, был настроен совсем неоптимистично:

– Ну что, старлей, погонишь мои «коробочки» вперед, пока твоя пехота за километр до фрицевских окопов заляжет? И будем мы, по своему обыкновению, воевать в гордом одиночестве, давя гансов в траншеях, пока нас не сожгут?!

Невысокий крепенький танкист, похожий на повзрослевшего медвежонка, смотрит прямо, с откровенным вызовом в глазах. Видать, уже привык, что пехотные командиры рассматривают бронетехнику исключительно как усиление своих рот и батальонов и не особо переживают насчет их потерь. Зато вперед гонят едва ли не матами и угрозами о расстреле «за трусость». Всякое бывало на войне…

– На участке мой роты в последнем бою бутылками с КС и гранатами мы сожгли две «тройки». Еще одну достали бронебойщики, одну подбило зенитное орудие. А у немцев наверняка есть и противотанковые пушки, и зенитки могут быть – «пятидесятка» за полкилометра достанет «тридцатьчетверку» в борт, а новая «гадюка», у которой калибр семьдесят пять миллиметров, твой танк сожжет и за километр. А то и за полтора. Так что гнать вас вперед на верную и, главное, глупую смерть мне не с руки. Скажи мне, лейтенант, на каком расстоянии ты точно попадешь в работающий пулемет?

Терехин, недолго подумав, ответил:

– У меня на обоих прицелах кратность увеличения два с половиной. В танк могу попасть за километр. Удачным выстрелом, может, и за полтора… Очень удачным. В пулемет, да в окопе… Хорошо, если метров с семисот вложу. Это в лучшем случае.

– То есть, чтобы эффективно давить огневые точки противника, ты должен приблизиться на дистанцию, где и «семидесятипятка», и «восемь-восемь» тебя сожгут нахрен?

В воздухе повис незаданный вопрос, который, однако, всем присутствующим был вполне понятен: а какого тогда рожна вы вообще нам нужны?

Но неожиданно сам взводный проявил инициативу:

– Ты не горячись, комбат, не все так плохо. «Семидесятипяток» у гансов не так много, тяжелых зениток – тоже. Если буром вперед не переться, а действовать грамотно, умно, то, глядишь, и обойдется.

– Ну так расскажи мне в подробностях про это «грамотно и умно».

Вместо ответа танкист достал из кармана замызганного комбеза неожиданно красивый портсигар с серебряными насечками и немецким орлом со свастикой на верхней крышке. Очевидно, трофейный. Раскрыв его, лейтенант достал две немецкие папиросы Rot-Handle (эксклюзив, однако!), протянув одну мне, и я машинально взял, не успев сказать, что не курю.

Между тем Терехин эффектно зажег свою папиросу трофейной же зажигалкой и прикурил мне, не без бахвальства заметив:

– От пленного немецкого экипажа досталась!

Я согласно кивнул и, делать нечего, затянулся. Все же неожиданное угощение взводным, да еще столь редким, можно сказать даже, элитным куревом было проявлением прежде всего доверия и признания меня как командира. Командира, с которым взводу Василия идти в бой и которому в этом бою подчиняться! Так что отказываться от угощения было бы ну так себе решением…

А папироска ничего, я даже вроде как и не закашлялся, мысленно перенесясь в совершенно другое время и место, где единственный раз в жизни курил, и курил по-цыгански. Или как там оно называется, когда табачный дым выдувают из губ в губы? В моем воспоминании это были тонкие, часто складывающиеся в ехидную усмешку губы, принадлежавшие довольно симпатичной, нравящейся мне девушке. И в тот особенно удачный для меня вечер наши губы встречались не только во время цыганской затяжки…

– Надо разведать место, участок атаки. Здесь хоть и степь, но ведь не идеально ровная: там промоина, здесь тянется неглубокий участок балки, там тебя кустарник маскирует… Короче, можно попробовать провести машину от одного укрытия к другому так, чтобы подобраться к фрицам поближе и одновременно не подставляться.

На бортах бревна закрепим, гусеницы мешками с песком все обвесим – худо-бедно, но первый выстрел если не остановят, так ослабят. Глядишь, и броня выдержит! Может, немцы и орудия свои самые сильные не сразу обозначат, поберегут. А может, сильнее «пятидесятки» у них ничего и не имеется! В любом случае выберем низинку, куда можно скатиться после выстрела, а из нее уже будем выползать да по одному-два снаряда в фрицев укладывать.

Предложение показалось мне довольно интересным, но я тут же нашел его слабые стороны:

– А если ближайшая низинка окажется на расстоянии в километр или больше от немецких позиций, тогда что?

Танкист пожал плечами:

– Попробуем найти другую. На худой конец, у нас в боекомплекте есть несколько шрапнельных выстрелов. Конечно, против укрытых в окопах эффект будет не самым сильным, но взорвется над огневой точкой – пулемет заткнет.

– Добро!

Я решительным жестом отбросил окурок под ноги, старательно его притоптав, после чего обратился к Терехину:

– Тогда пошли разведывать!

Разведка у нас заняла часа три, благо, что комполка меня хотя бы не торопил криками «давай-давай!» и «только вперед!». Хотя, переговорив со мной после рекогносцировки, очень убедительно «рекомендовал» ускориться. На что я, конечно, ответил утвердительно…

В сторону высоты действительно тянется балка, одна из размытых весенними ручьями, питающими в марте речку Орловку. Танки по ней не пройдут, а пехота может приблизиться к позициям противника метров на триста. Вот только выход с нее наверняка заминирован, да и боевое охранение со скорострельной «косилкой» обязательно выставлено, минометы, небось, пристреляны… Но балка заросла высоким кустарником и деревьями, тянущимися и по ее границам. В тени их так и не выгорела высокая степная трава. Так что танки мы решили провести под укрытием зеленки, друг за другом, усилив лобовую броню все теми же гусеницами, мешками с песком и бревнами.

Низину для относительно безопасной стрельбы по немецким огневым точкам Василий также подобрал. Пусть не за семьсот метров, а где-то за восемьсот пятьдесят, но все же огнем поддержать танкисты нас смогут.

Также у балки мы с командиром минометчиков, лейтенантом Игнатом Косухиным, подобрали и позицию для его «самоваров». Хоть комполка и выделил (с явным скрипом!) все четыре батальонные «трубы» калибра восемьдесят два миллиметра, но снарядов к ним осталось не так много, да и тратить нам разрешили не весь запас. Так что ни о какой артиллерийской подготовке речи быть не может. Даже звучит смешно, когда речь заходит всего о четырех минометах! Однако если по «тридцатьчетверкам» вдруг заговорят наиболее сильные противотанковые и зенитные орудия, то их вполне можно заткнуть огнем «самоваров».

Как таковой сплошной обороны фрицев на выбранном участке атаки нет, есть три прикрывающих друг друга опорных пункта, каждый из которых держит до взвода панцергренадер. Фрицы нарыли окопы едва ли не в полный профиль, успев даже сложить дзоты в тылу позиций, очевидно, разместив в них станковые пулеметы. Впрочем, стрельба по деревоземляной огневой точке для наших танкистов будет даже более удобной, чем по пулеметным расчетам, которым с места на место перебежать – дело всего нескольких секунд.