Ворону не к лицу кимоно - Абэ Тисато. Страница 51

– Ты меня слышишь или нет, болван?

Его шлепнули по голове, и он с усмешкой обернулся:

– Эй. Тебе еще не вернули статус. Вот схватят тебя Ямаути-сю за неуважение к Его Высочеству – что будешь делать?

– Вот именно! – важно сложила руки на груди Хамаю. – Мне сейчас ничто не страшно. Терять мне нечего, могу делать что хочу.

– Вот оно как?

– Ага.

Она вдруг замолчала. Оба молча переглядывались, как будто внимательно рассматривая друг друга… Впрочем, так оно и было.

– Ты вырос.

– Ты тоже.

– Теперь ты уже не бледная немочь?

– По сравнению с остальной семьей пока еще довольно бледная.

– Так ты на всю жизнь останешься бледным.

– Тебе и этого хватит.

– Какой ты глупый, – с нарочитым вздохом сказала Хамаю.

– Встретились через десять лет, а ты так холодно со мной разговариваешь, – сказал молодой господин, но на лице его не было видно сожаления.

Хамаю скорчила гримасу и спросила:

– И давно ты заметил?

– Это ты о том, что моей дурной компанией когда-то была единственная дочь Южного дома? Или о том, что девочка оказалась моей дурной компанией?

– Значит, все-таки заметил?! – закричала Хамаю, и молодой господин, не имея больше сил сдерживаться, весело рассмеялся.

– Эх ты. Давненько не виделись, Суми.

– Да и ты совсем не изменился, к счастью, Надзукихико. Хотя, пожалуй, к сожалению. Лучше бы тебе исправили эту издевательскую манеру. – Плечи Хамаю поникли. – Может, ты не «не изменился», а «не повзрослел»?

– Может, и так. Не знаю, – серьезно ответил молодой господин, Надзукихико. – Впрочем, неважно. На вопрос «Давно ли?» могу ответить только «С самого начала».

– С самого начала? – Хамаю подняла брови, а Надзукихико молча кивнул.

– Я сразу понял, что ты девочка, и тут уже сообразил, что ты дочь лишившегося всех прав главы Южного дома. На всякий случай, конечно, проверил посемейные записи. Бывает, что мужчину переодевают в женщину, чтобы избежать уплаты налога, но чтобы наоборот – такого не случалось.

Он спокойно убеждает ее, что вполне естественно было предположить наличие каких-то причин для всего случившегося, но ведь ему тогда было лет семь! Она знала, какой он на самом деле, но ломала голову над собственной слабостью.

– Значит, ты уже тогда понял, что я дочь врага твоей матери?

– А что тебя смущает? Убивать меня ты не собиралась, не было никакой необходимости об этом волноваться, – безучастно ответил Надзукихико. Он равнодушно продолжал разговор, не обращая внимания на Хамаю, которая действительно не знала, что и думать: – А во время нынешнего представления ко двору у твоего дядюшки, похоже, не было особого намерения скрывать твое происхождение. Когда я узнал твой возраст, я сразу понял, что ты Суми.

– Умный какой, – бросила Хамаю и пристально уставилась на Надзукихико. – Такой умной башке уже пора бы позеленеть от мысли о том, что ты наделал. «Вокруг одни враги» – слышал такое выражение?

Она говорила с серьезным лицом.

– Ты сделал своими врагами все четыре дома. А надо было заручиться поддержкой Западного.

– Нет, все правильно. Все как я хотел.

Хамаю с подозрением посмотрела на Надзукихико, и он оперся на перила, с которых уже убрали занавеси. Его глаза, обозревающие мир внизу, естественным образом стали глазами Золотого Ворона.

– В нашей стране ведь не только четыре дома могут обладать реальной властью?

– Ты… – Осознав смысл его слов в тот же миг, как услышала их, Хамаю широко раскрыла глаза от изумления.

Надзукихико, краем глаза с интересом наблюдавший за ней, снова посмотрел вперед.

– С поколения моего отца власть четырех домов явно ослабевает. У моего поколения нет обязанности продолжать этот порядок. Я хотел по возможности уравнять их силы, – сказал Надзукихико, бесстрашно улыбаясь. – А если выбрать одну из четырех дочерей, тем самым усилится избранный дом.

– Значит, ты специально заставил Масухо-но-сусуки отказать тебе?

– Я не думаю, что солгал ей. Но я не хочу, чтобы Западный дом получил через меня еще большую силу. Мне нужно было, чтобы госпожа Масухо отказалась от меня, но чтобы ее честь не пострадала. В ней самой нет никаких недостатков, но я никак не мог выбрать ее госпожой Сакурой-но-кими. Таким образом, – небрежно продолжал Надзукихико, словно ведя обычный светский разговор, – мне нужна женщина, которая выполнит долг супруги правителя, не нарушив баланс сил между четырьмя домами.

При этих словах Хамаю внезапно подняла голову. Надзукихико уже пристально смотрел на нее.

– Я не считаю тебя какой-то особенной и не испытываю к тебе любовных чувств. Даже если ты станешь моей супругой, ничего не изменится. В будущем при необходимости я заведу сколько угодно наложниц, а возможно, даже и убью тебя. Но тебе я не прощу ни неповиновения, ни глубоких отношений с другими мужчинами. Ты должна будешь уничтожить себя и жить только ради меня. Если ты согласна на все это… не хочешь ли стать моей женой? Только не пойми меня неправильно, – быстро добавил он. – Как я уже сказал госпоже Масухо, я не собираюсь выбирать, опираясь на эмоции. Я говорю это исключительно из высочайших политических соображений, потому что это – наилучший план.

Исходя из смысла слов, можно было предположить, что Надзукихико пытается скрыть смущение, но он выглядел серьезно. Они смотрели друг на друга, и со стороны это могло даже ошибочно показаться напряженной ситуацией.

– Говоришь, «не опираясь на эмоции»?

– Именно так. Поэтому я ждал, пока приедет Надэсико, чтобы прийти сюда. Ждал, когда определят новую госпожу в Летний павильон, чтобы ты полностью потеряла связь с Южным домом.

– Ясно. Что ж, хорошо. Принимаю предложение.

Это прозвучало решительно, без всяких колебаний. Гордо дав такой ответ, Хамаю прибавила:

– Только у меня есть условие.

Надзукихико явно не ожидал этого, и глаза его округлились от удивления.

– И что за условие?

Всей своей позой он выражал почтительное внимание, а Хамаю серьезно ответила ему:

– Я принимаю все, что ты сказал. Ну, то есть, невзирая на политические или еще какие причины, если вдруг появится женщина, которую ты полюбишь, не раздумывая бери ее в жены. Ты сам устроил этот брак по расчету, поэтому не должен думать обо мне. Я прощу тебе выпивку, женщин, азартные игры. Но ухаживать за тобой в твои последние минуты, прошу, позволь мне. Я знаю, что это мой каприз.

Хамаю говорила искренне. Надзукихико тоже посмотрел ей в глаза и значительно кивнул:

– Хорошо. Обещаю. Непременно.

В ответ на эту клятву Надзукихико Хамаю глубоко вздохнула с облегчением. Это был вздох путника, который долго скитался по разным дорогам, но наконец вернулся домой.

– Мое настоящее имя – Сумико.

– Сумико? Непритязательное имя, но хорошее. Что ж, будем знакомы, – склонил голову Надзукихико, и Сумико глубоко задумалась, глядя на него.

И правда, много времени прошло. После того как она встретила этого мужчину, ее бросало из стороны в сторону. Маленький мальчик, потерявший мать из-за ее родителей. Она и подумать не могла, что станет его женой, но тем не менее не было ни дня, когда она не желала бы ему счастья.

Сумико устало стояла, потупившись, но через некоторое время подняла голову:

– Что ж… Теперь я твоя жена, так?

– Да.

– И значит, с этого момента вопрос о моем происхождении и статусе решен окончательно.

– Да. А что?

– Дай-ка я тебе врежу!

Искры взорвались перед глазами Надзукихико почти одновременно с этими словами. Она застала его врасплох, и он, приложив руку к саднящей и горящей щеке, с недоверием посмотрел на нее.

– А ведь я думала, что ты в меня влюблен! – весело рассмеялась Сумико, глядя на его лицо, на котором отражалось совершенное непонимание, за что его ударили. – Будешь изучать девичье сердце.

– А что вы тут делаете?

Кое-как успокоив суматоху в саду, Масухо-но-сусуки пошла искать молодого господина и Хамаю и, наконец найдя их, задала этот вопрос, с подозрением глядя на них. Они одновременно обернулись, но выглядели совершенно по-разному. Хамаю с довольной улыбкой стояла, уперев руки в боки, а молодой господин с красной щекой почему-то сидел на земле. Они переглянулись и о чем-то зашептались.