Любовь в холодном климате - Митфорд Нэнси. Страница 21

Складывалось впечатление, будто эти принцы настолько далеки от обычной жизни, что малейший знак человечности, даже тот факт, что они общались посредством речи, был достоин того, чтобы его отметить и огласить.

Остаток вечера я провела в счастливом трансе и больше ничего о самой вечеринке не помню. Знаю, что в пять утра, чудесным майским днем, я была доставлена в Горинг-отель, где все мы остановились, мистером Уинчемом, который к тому времени ясно дал понять, что вовсе не против моего общества.

10

Итак, Полли была теперь в лондонском «свете» и играла эту роль до конца сезона, как играла ее на балу, – довольно добросовестно. Этому исполнению не хватало до совершенства только энергии и темперамента. Она выполняла все, что планировала для нее мать: посещала вечеринки, наряжалась и заводила друзей, которых леди Монтдор считала для нее подходящими, и никогда не предпринимала ничего самостоятельно, как и не давала никакого повода для жалоб. Да, она определенно не делала ничего, чтобы всецело погрузиться атмосферу веселья, но леди Монтдор, пожалуй, сама была слишком занята в этом направлении, чтобы заметить, что Полли, пусть кроткая и уступчивая, никогда ни на один момент не проникалась духом тех бесчисленных увеселительных мероприятий, которые они посещали. Леди Монтдор необычайно наслаждалась всем этим, была, по всей видимости, довольна своей дочерью и радовалась вниманию общества, которое та как самая важная и самая красивая дебютантка года получала. Она и впрямь была слишком занята, слишком захвачена светским водоворотом в продолжение сезона, чтобы интересоваться, имеет ли Полли успех или нет. Когда сезон закончился, они поехали в Гудвуд, Каус и Шотландию, где среди туманов и вереска у нее, бесспорно, было время подумать обо всем. Из моей жизни они исчезли на несколько недель.

К тому времени как я увидела их снова, уже осенью, их отношения вернулись к прежнему состоянию, и они явно очень сильно действовали друг другу на нервы. Я теперь жила в Лондоне, потому что тетя Эмили сняла там на зиму маленький домик на Сент-Ленард-террас. Это было счастливое время в моей жизни, так как вскоре я обручилась с Альфредом Уинчемом, тем самым молодым человеком, чей затылок так сильно взволновал меня на балу у Монтдоров. В течение недель, предшествовавших моей помолвке, я часто видела Полли. Она звонила мне по утрам.

– Какие у тебя планы, Фанни?

– Страдаю, – отвечала я, имея в виду страдание от скуки – болезни, от которой девушки, до того как закон о национальной службе пришел им на выручку, были склонны изрядно страдать.

– О, отлично. Тогда я рискну отвлечь тебя. Ты и представить не можешь, как это скучно, но раз ты все равно скучаешь… Так вот, мне надо примерить ту синюю бархатную шляпу у мадам Риты и забрать перчатки из «Дебенхемса» – сказали, что они будут сегодня. Да, но худшее впереди. Я, конечно, не смогу уговорить тебя позавтракать с моей тетей Эдной в Хэмптон-корт, а потом еще посидеть и поболтать с ней, пока мне будут укладывать волосы? Нет, забудь это ужасное предложение – так или иначе, там увидим. Я заеду за тобой через полчаса.

Я не возражала. Мне было все равно нечего делать и нравилось разъезжать по Лондону в большом «даймлере», пока Полли ходила по делам, которыми необходимо заниматься, если ты красавица. Хотя общество в настоящее время не имело для нее никаких приманок, она очень интересовалась своей внешностью и, думаю, никогда не переставала о ней заботиться, в отличие от леди Патриции.

Итак мы поехали к мадам Рите, и, пока Полли занималась своей примеркой, я перемерила все шляпки в магазине, недоумевая, почему это шляпы, похоже, мне совсем не к лицу. Видимо, дело в моих буйных, как вереск, волосах. А затем мы поехали в Хэмптон-корт, где проживала старая двоюродная бабка Полли, вдова генерала. Целыми днями в ожидании вечности она сидела в своей квартире, сдавая карты самой себе.

– И при этом, знаешь ли, я не верю, что она страдает от скуки, – сказала Полли.

– Я заметила, – кивнула я, – что замужние дамы, даже вдовы, никогда от нее не страдают. Есть что-то в замужестве, что как будто навсегда это прекращает. Интересно, почему?

Полли не ответила. Само слово «замужество» заставляло ее закрываться, точно моллюск, об этом надо было всегда помнить в ее компании.

В день перед оглашением моей помолвки в «Таймс» тетя Эмили отправила меня в Монтдор-хаус рассказать об этой новости. По характеру я совсем не из тех, кто «заскакивает» в гости. Я люблю, когда меня приглашают в определенное время, чтобы моего прихода ожидали и отдали соответствующие распоряжения. Но я поняла тетю Эмили, когда она сказала, что после всей доброты, проявленной ко мне леди Монтдор, и учитывая, как крепко мы с Полли дружим, будет недопустимо, если они узнают о моей помолвке, случайно прочитав о ней в газете.

И вот я поехала туда, дрожа от волнения. Дворецкий Буллит, похожий на Франкенштейна, всегда пугал меня до смерти. Надо было следовать за его чеканными шагами в глубь дома, больше напоминавшего громадный музей, пока он не приводил вас в маленькую зеленую комнату, где обычно находились хозяева, – единственную комнату в Монтдор-хаус, которая не казалась приведенной в порядок специально для приема. На сей раз, однако, парадную дверь открыл лакей более человеческой наружности и даже сообщил мне хорошую новость, что ее светлость еще не вернулась и что леди Полли одна. Мы двинулись через дом и вскоре обнаружили Полли в окружении обычной пятичасовой атрибутики в виде серебряного чайника на огне, серебряного заварочного чайника, фарфоровых чашек и тарелок от «Краун Дерби» и такого количества сладостей, что их хватило бы на кондитерский магазин. Она сидела на ручке кресла, читая «Татлер».

– Божественный день «Татлера», – проговорила она. – Он действительно помогает бороться со скукой. Там есть я и есть Линда, а тебя нет на этой неделе. Как хорошо, что ты пришла, я как раз мечтала, чтобы зашел кто-то симпатичный – теперь мы можем выпить чаю.

Я не знала, как она воспримет мою помолвку. Собственно говоря, я никогда не говорила с ней об Альфреде с тех пор, как умолила ее устроить так, чтобы его пригласили на бал. Казалось, она всегда настроена против молодых людей и всяких разговоров о любви. Но когда я выложила ей новость, она воодушевилась и лишь упрекнула меня за то, что я так скрытничала.

– Я помню, ты просила меня пригласить его на бал, – сказала она. – Но потом ни разу о нем не обмолвилась.

– Я не осмеливалась говорить об этом, – ответила я, – на тот случай… ну… это действительно было для меня слишком важно.

– О, прекрасно тебя понимаю. Я так рада, что ты стремилась к этому до того, как он сделал тебе предложение, не верю, когда бывает наоборот, когда людям приходится специально настраиваться, понимаешь? Какая ты счастливая, представить только, что можешь выйти за человека, которого любишь! Ты даже не понимаешь, как тебе повезло. – Я видела, что глаза у нее полны слез. – Продолжай, – велела она. – Расскажи все!

Меня очень удивило такое проявление чувств, столь необычное для Полли, но в моем эгоистичном состоянии большого нового счастья я не приостановилась, чтобы поразмыслить, что это может значить. Кроме того, я, конечно, жаждала рассказать.

– Он был ужасно мил со мной на твоем балу, я совсем не ожидала, что он ради этого приедет в Лондон. Ну, начать хотя бы с бриджей… Я знала, как ему не захочется с ними связываться, и потом он всегда так занят и не любит вечеринки, только представь… Я была так взволнована, когда его увидела! Потом он пригласил меня танцевать, но также танцевал и со старушкой Луизой, и даже с тетей Эмили, поэтому я подумала, что он просто больше никого не знает и в этом все дело. После танцев он повел меня ужинать и сказал, что ему нравится мое платье и он надеется, что я приеду навестить его в Оксфорде, а еще добавил кое-что, показавшее, что он помнит наш прошлый разговор. Ты же знаешь, как это всегда обнадеживает. Потом он дважды приглашал меня в Оксфорд: один раз у него состоялся званый завтрак, а в другой раз он был один. Но на каникулы он уехал в Грецию. Знаешь, оксфордские каникулы ужасно длинные. Ни одной открытки, так что я подумала: все кончено. Ну а в четверг я снова поехала в Оксфорд, и на этот раз он ко мне посватался, вот, смотри, – выпалила я, показывая красивое старинное кольцо – гранат в обрамлении алмазов.