Карты судьбы - Колесова Наталья Валенидовна. Страница 44
– Друзей… – проворчал Хоггард. – Знаем мы этих друзей!
И принялся меня пугать. Битых полчаса я с большим интересом выслушивала несколько версий рождения этого чернявого молодчика и ожидающих меня отсюда неприятностей. Когда я в очередной раз посмеялась над очередной своей гибелью – на этот раз от лап нечисти, выходящей из могилы Картежников с перевала, – разозленный Хоггард выпалил:
– Да ты что, не знаешь, что все ночные твари в округе выходят из этой проклятой сагверовской могилы?!
Он смолк внезапно, будто кто хватил его за горло. Неслышно подошедший Ингри замер, уставившись на него.
– Иди передохни, Ингри, – сказала я с осторожностью.
Солдат моргнул, словно его разбудили. Посмотрел на меня широкими мертвыми глазами.
– Но этого не может быть… – сказал тихо.
Не так уж, видно, Ингри надоели мои расспросы, коль он опять остался коротать ночь у камина. Все же каждую мелочь, каждое слово об Отряде Судьбы приходилось вытягивать из парня клещами. Единственное, о чем он мог говорить без конца, были его драгоценные карты.
– Откуда они у тебя?
– Сагвер ходил… скажем, в запретное место… и вынес их оттуда. И это стало его благословением. И его проклятьем.
– Если сам не гадаешь, отдай кому другому.
Он невольно коснулся висящего на груди футляра.
– Нет. Ты не понимаешь. Я не могу с ними расстаться. Это как болезнь. Как… страсть. Сначала пробуешь из любопытства. Раз, другой, третий… А потом понимаешь, что ничего не можешь решить без них. И кроме того, карты сами выбирают себе хозяина.
– Как это?
– Они открываются не всякой руке.
Я смотрела с любопытством.
– Значит, вместо того, чтоб советовать, они начинают тобой управлять? И как же ты теперь… без их советов?
– Я говорил – мне все равно. Знаю одно – однажды я умру. И этого довольно.
– Все мы умрем, рано или поздно, экая новость! А почему ты предложил мне открыть карту?
Он, видно, и сам в первый раз об этом задумался.
– Ты… – он помолчал, глядя в стол. – Ты была такой неспокойной… беззащитной…
– Я? – Он меня удивил. Я – крепкая, уверенная женщина, твердо стоящая на своих ногах. Скорее, мужчина будет искать у меня помощи – как Самур последние годы, что бы он там ни говорил и как бы ни бранился… – Так поэтому ты и остался? Решил мне помочь?
– А разве тебе не нужна помощь?
– Нужна. А тебе, Ингри?
Он поперхнулся пивом. Прокашлялся, посмотрел на меня повлажневшими глазами.
– Помощь? Мне?!
– Всем людям время от времени нужна помощь.
– Но не мне.
Что ж, пусть так. Я хлебнула пива – оно, это пиво, выручало нас в годы войны, когда в корчме месяцами не появлялись постояльцы. Забытье и веселье нужны людям в любые времена. Конечно, все было по-другому, когда через перевал шел оживленный торговый тракт…
Словно подслушав мои мысли, Ингри спросил:
– Что охотник говорил о могиле Картежников?
Я помолчала. Что ж, сам нарываешься, парень…
– То, что многие говорят, – сказала нехотя. – Что они прокляты, и души их не могут найти покоя… что ночами они выходят из могилы и убивают живых…
Ингри молча смотрел в стол.
– Перевал горел три дня, – осторожно продолжила я. – До сих пор мы не знаем, что и как там было. Потом туда пришли люди и… собрали то, что можно было собрать… что осталось от Картежников. Похоронили, насыпав сверху холм из камней. Теперь, говорят, над могилой кто-то поставил каменный столб, и на том столбе выбиты имена всех двухсот… и…
И мне словно снег за шиворот сунули.
– Ингри? Но ведь вас всегда было двести… только двести…
Он еле, через силу, усмехнулся.
– Мое имя тоже есть на этой стеле… Не пугайся, я не призрак! Я живой. Видишь?
Он поднял руку. Сжал-разжал сильные пальцы. На широком запястье пульсировала жилка.
– Я должен был умереть вместе с ними. Но не умер. Ты тоже веришь в эти россказни?
Старый Сунган – громадное кладбище древних сказок и тайн. Усыпальница Истинных Королей с непресекающимся родом Хранительниц; дороги, упирающиеся в скалы; мосты, ведущие в небо; развалины замков, в которых живут лишь ветры да призраки. И сами сунганцы – светловолосые северяне, бойцы меча и руки, из которых, по слухам, была и моя бабка… Даже скалы здесь, кажется, беременны легендами. А уж сколько их родилось, когда на перевале полегли непобедимые прежде Картежники…
Я говорила. Ингри слушал. Слушал – и молчал. Молчал и думал – и эти его мысли мне совсем не нравились.
Очень не нравились.
– Ну, я так и знала!
Ингри наградил меня мрачным взглядом.
– Входи, садись и молчи.
Я послушно уселась в угол комнаты и стала смотреть на Ингри.
Ингри заговаривал меч. Не тот, похожий на большой нож, что он обычно носил на поясе, – настоящий, боевой. Он держал меч на ладонях над стоящими в ряд свечами – семь хороших свечей, которые я берегла для неведомо как попавших в Сунган знатных лордов (руки бы оторвать этой Кэти, паршивке), и, закрыв глаза, обведенные темными кругами, говорил что-то на чужом языке чужим, не похожим на его обычный глуховатый, голосом. Глубоким, страстным, гортанным… Голосом, от которого у меня дрожь шла по спине.
Он говорил, и пламя свечей вздрагивало в зеркале меча – то ли в такт его словам, то ли в такт его сердцу. Огонь, танцующий на лезвии, казалось, раскалял сталь, рисовал на ней свой собственный узор, пламенные руны; скользил по мокрому от пота смуглому телу Ингри, подчеркивая твердость мышц и белизну шрамов… Голос Ингри низился и низился – до рокота далекого грома, до шороха дождя, до шелеста песка…
Ингри смолк.
Я тоже молчала, глядя, как медленно, осторожно, будто стеклянный, он опускает клинок на стол. Руки его затряслись, словно только сейчас ощутив тяжесть меча. Ингри сгибал и разгибал локти, крутил запястьями, сжимал-разжимал пальцы… И внимательно смотрел на меня.
– Как ты догадалась?
Как? Он о чем-то долго говорил с Хоггардом, и тот наверняка вывалил на его глупую голову все слухи о могиле Картежников. Он не ел весь день – как солдат перед решающим боем. Он то и дело касался (видно, сам того не замечая) своей колоды, словно испрашивая совета… Этот чертов дурень решил встретиться с какой-то ночной тварью и выяснить, правда ли все то, что болтают о его погибших друзьях.
– Ты был не в себе, – только и сказала я. Ингри медленно качнул головой. Уголки его плотно сжатых губ дрогнули в усмешке.
– Мне бы в отряд такого разведчика!
– Оружие ты заговорил, а как насчет себя?
Он провел рукой по мокрой груди.
– Серебро?
– Возьми вот еще…
Я сунула ему в руку маленький полотняный мешочек. Он взвесил его на ладони.
– Что это?
– Охранные травы.
Ингри поднес травы к лицу, глубоко вздохнул.
– Пахнет тобой…
– Это женский оберег. Может, и тебе сгодится.
Солдат медленно, словно неуверенно, улыбнулся.
– Спасибо, хозяйка.
– Провались ты… – проворчала я. Оглянулась на пороге – Ингри смотрел мне вслед.
– Где тебя искать… если что?
– На старой мельнице.
Я прикусила губу. Значит, снежная кошка…
Я вновь прислушалась – в который уже раз за ночь. Кажется? Ветер – или человек – скребся в дверь. Неслышно подойдя, я положила руку на засов.
– Ингри? – спросила с сомнением. И снова шорох – еле слышный, на грани тишины и звука… Я сжала зубы и, отодвинув засов, толкнула дверь. Ингри ввалился внутрь вместе с холодом и снегом и, едва коснувшись плечом косяка, пополз вниз.
– Дверь… – просипел он. – Дверь…
Я вышла из столбняка и, захлопнув дверь, задвинула засов. Ингри сидел на полу, закинув голову, смотрел на меня. Цел? Не одежда – лохмотья, снег, лед… красный лед…
– Ну-ка, парень, – я опустилась на одно колено, взваливая его на плечо – Ингри зашипел, – с трудом поднялась, качнувшись, и потащила к себе в комнату. Свалила на кровать, выпрямилась, отдуваясь: тяжел, дьявол… Начала снимать располосованную куртку. Ингри снова зашипел, но продолжал молчать, глядя на меня напряженными ввалившимися глазами.