Маньчжурский кандидат - Кондон Ричард Томас. Страница 9

Четырнадцатый раз за эту ночь Марко вел свой патруль на разведку и рекогносцировку. В патруле было девять солдат и сержант Рей Шоу. Внезапно из окружающей их почти полной темноты и тишины рядом с Марко возник Чанджин, его ординарец, переводчик и проводник по практически любой местности. Независимо от того, в какую часть Кореи их забрасывали, этот человек всегда совершенно серьезно утверждал, что родился где-то в пределах двух миль от этого места. Он был необыкновенно искусен в обращении с кастрюлями и сковородками, сапожной щеткой, веником и бритвенными принадлежностями, а также незаменим по части упаковки и отправки книг в Сан-Франциско. Невысокого роста, жилистый и невероятно выносливый Чанджин казался человеком, которым можно помыкать сколько угодно — пока он сам не решит, что с него хватит, и не возьмет свою жизнь в собственные руки. Он всегда прямо смотрел в глаза всем, от рядового до полковника, и никогда не улыбался.

— Что? — спросил Марко.

— Скверное место.

— Почему?

— Ненадежное.

— В каком смысле?

— На тридцать ярдов вокруг сплошные болота. Можно угодить в плывун.

— Никто не предупреждал меня о плывунах.

— Откуда им знать?

— Ну ладно! Что ты предлагаешь?

— Следующие двести ярдов пройти цепочкой.

— Нет.

— Патруль утонет.

— Это тактически неправильно — идти цепочкой.

— Тогда мы утонем через тридцать ярдов.

— Только следующие двести ярдов придется так двигаться?

— Да, сэр.

— А в обход не получится?

— Нет, сэр.

— Ладно. Передай остальным.

Реймонд шел во главе цепочки из четырнадцати человек, сразу за Чанджином, а Марко замыкал ее. Патрульные углубились в ночь, вооруженные только ножами, поскольку ружейная пальба может вызвать ответный огонь, а РР-патруль [13]не должен выдавать себя. Ущербная луна давала очень мало мертвенно-бледного света. Люди соблюдали дистанцию в двадцать футов, и цепочка растянулась ярдов на семьдесят. Когда патрульные прошли около шестидесяти ярдов, впереди и сзади каждого из них внезапно возникло по две человеческие фигуры. Передний ударил «своего» американца прикладом ружья в живот, и как только тот согнулся, задний с силой залепил ему по затылку. Если не считать Чанджина, с которым ничего не произошло, все рухнули почти одновременно. Исключительно бесшумная операция; можно сказать, образцовая. Тут же каждая пара нападающих соорудила из ружей что-то вроде носилок и уложила на них «своего» пленного. Два сержанта быстро проверили все пары, негромко переговариваясь и время от времени одобрительно похлопывая того или иного из подчиненных по плечу; чувствовалось, что они довольны собой.

Чанджин снова возглавил цепочку, но теперь уже с «носилками», и повел ее под прямым углом на прежнюю дорогу, на твердую почву. Двадцать два человека быстрой рысью тащили импровизированные носилки, сержанты в такт бегу негромко напевали по-русски. Патруль Бена Марко был взят в плен 3-й ротой 35-го полка 66-й Воздушно-десантной дивизии Советской армии, — элитным подразделением, выполняющим наиболее сложные операции в этом секторе, а в свободное время развлекающимся с местными шлюхами и молодыми женщинами-служащими Северо-восточной административной зоны. Такие, по крайней мере, ходили о них слухи.

Через четверть мили патрульных поджидали два грузовика, которые и доставили их к временному аэродрому. Ехать пришлось двенадцать миль по пересеченной местности. Затем вертолет увез их еще дальше на север, в Ялу. Пленные прибыли на место еще до того, как первый патрульный начал медленно приходить в себя и увидел глядевшего на него сверху вниз деревенского парня в военной форме, с широкой ухмылкой на лице и автоматом наготове.

Доктор Йен Ло и его сотрудники (тридцать человек, все китайцы, за исключением двух исполненных благоговения узбекских психоневрологов, удостоившихся премии за свои самоотверженные труды; в качестве награды им организовали месячную стажировку у Йен Ло, которого они до сих пор воспринимали исключительно как подборку книг и которого их профессора называли живым памятником и гениальным интерпретатором работ Павлова, во многом обогнавшим знаменитого учителя) смонтировали привезенное с собой оборудование ночью 6 июля и отлаживали его до середины утра 7 июля. Специфическое хозяйство включало тщательно разработанные химические препараты, а также четыре массивных электронно-вычислительных устройства и электрический распределительный щит, достаточно мощный, чтобы с его помощью можно было управлять освещением Венской государственной оперы, откуда, вполне возможно, он сюда и попал.

Старик Йен был в прекрасном настроении. Беспрерывно болтал о Павлове и Сальтере, Красногорском и Мейнанте, Петровой и Бехтереве, Форлове и Роуланде — как будто это не он девять лет назад отошел от основного направления их доктрины, разработав собственную радикальную технологию погружения в подсознание со скоростью клети в шахте. Он шутил с подчиненными и поддразнивал узбеков, как будто не был богом, вроде герра Фрейда, которого, кстати, называл не иначе как «австрийской гадалкой на кофейной гуще», «тевтонским фантастом» и «дипломированным сплетником». Он разрешил своему заместителю встретиться с соответствующим человеком советского генерала Костромы с целью организовать питание и размещение людей.

Приятным прохладным вечером накануне того утра, когда к нему доставили американский РР-патруль, Йен Ло и тридцать его служащих, среди которых были мужчины и женщины, уселись в кружок на траве. Луна поднималась все выше, и время близилось к ночи, и голоса звучали все тише по мере того, как людьми овладевала сонливость. Йен Ло рассказывал волшебную историю, происшедшую за тридцать девять веков до рождения его слушателей, о молодом рыбаке и прекрасной принцессе, которые путешествовали по провинции Ченгту.

На следующее утро, то есть 8 июля, в шесть часов десять минут, американских патрульных доставили в «Исследовательский павильон». Йен Ло проследил, чтобы их выкупали, и лично сделал каждому укол. Пленники уснули, после чего их снова одели. Всех, за исключением Реймонда Шоу, уложили на койки, каждого в отдельной маленькой комнатке на втором этаже, где с ними начали работать три команды внедрения. Йен Ло следил за работой каждой команды с самого начала и до тех пор, пока не убеждался, что все идет гладко. Сделав вывод, что волноваться нечего, он с помощником и двумя медсестрами направился в угловой номер, где спал Реймонд, и приступил к наиболее сложной части своей работы — к перестройке личности сержанта.

Принципы возбуждения, разработанные Павловым еще в 1894 году, непреложно применимы ко всем психологическим проблемам, какими бы далекими от отправной точки его рассуждений они ни казались поначалу. Условные рефлексы не имеют ничего общего с волевым мышлением, поскольку возникают ассоциативно, под воздействием слов. Слова «великолепный», «чудесный», «замечательный» бессознательно вызывают в нас воодушевление, поскольку такова наша рефлекторная, ассоциативная реакция на них. Слова «горячо», «кипение» и «пар» точно таким же образом вызывают ощущение тепла. Как писал Андре Сальтер, ученик Павлова, при формировании условного рефлекса интонация и жесты могут служить усилителями слов.

Выработка условных рефлексов основана на ассоциативных связях и использует слова или символы как спусковой крючок встроенных в подсознание автоматических реакций. Выработка условных рефлексов, которую все чаще называют «программированием» или «промыванием мозгов», состоит в том, чтобы добиться от человеческого организма определенных реакций путем использования ассоциативных рефлексов.

Йен Ло рассматривал человеческое поведение как цепочку основных компонентов, без навешивания метафизических ярлыков. Цель, которую он ставил перед собой, достигалась в несколько этапов: внедрить в сознание субъекта некий доминирующий мотив, подчиняющийся командам оператора; смоделировать поведение, целью которого было бы точное осуществление намерений оператора, как если бы субъект играл в игру или исполнял роль; и осуществить переадресацию действий субъекта путем дистанционного управления через второе, третье, пятнадцатое лицо и на любом, хоть в двенадцать тысяч миль, расстоянии от первоначального источника команд, в случае необходимости. Если человек чему-то и верен, считал Иен Ло, то, прежде всего, своей собственной нервной системе с ее условными рефлексами.