Барышня и хулиган - Колина Елена. Страница 25

Даша медленно несла домой свое счастье, а также куклу, цветы и убеждение в ценности своей особы для всего человечества. «Кукла… И цветы. Только мне, и больше никому!» — перебирала она в уме свои достижения.

— Почему тебе сделали подарок к революционному празднику? — удивлялась Соня.

— А почему только тебе? — подозрительно спрашивал Папа. — Даша, ты не подпольная революционерка?!

Влюбленная в собственное очарование, Даша, не отвечая, смотрела на родителей с гордой и небрежной полуулыбкой.

На следующий день Даша решила, что такой популярной личности, как она, теперь вообще море по колено и не попробовать ли прибрать к рукам самого главного классного красавца Игоря Которского. За его спиной шептались, что он связан с дворовой шпаной и с ним лучше не иметь дела, но побаивались его не за эту недоказанную связь, а за неуправляемое бешенство, которое овладевало им время от времени. Тем почетней окажется Дашина добыча.

— Спорим, девчонки, он пойдет сегодня меня провожать! — нагличала зарвавшаяся Даша.

Поймав Игоря на школьном крыльце и ухватив за рукав, чтобы у него не осталось времени уйти и подумать, она тоненьким голоском попросила:

— Которский, ты у нас в классе самый главный, тебя все уважают… Проводи меня, пожалуйста, домой, а то мальчишки из восьмого «Б» ко мне пристают.

Даша зашлась в приступе вдохновения и беспомощно прижала руку к груди на глазах у девчонок, наблюдавших из-за угла, как Дашка ловко сделала Игорю подсечку. Даша выиграла спор, бедный Игорь не успел даже глазом моргнуть, как уже шагал рядом с Дашей.

Дашина уловка возымела неожиданный и крайне неудобный для нее самой результат. Теперь всякий раз, как она желала медленно гулять по направлению к дому, беседуя с друзьями о прекрасном или смешном, из школьной двери неотвратимо выруливал Игорь с вопросительным выражением лица.

— Смотри, Коробова, вон идет твоя расплата за глупые шуточки, — хихикал маленький Саша Чернов и немедленно на всякий случай исчезал. Такая предусмотрительность была вполне обоснованной, потому что мрачноватому Игорю страшно хотелось дать по морде кому-нибудь из Дашиных дружков.

Начитанный Иосиф удалялся, задумчиво покачивая головой:

— Классику читай, Дашка, если ты случайно приручила чудовище, ты за него теперь в ответе!

Даша, жертва собственной интриги, грустно плелась рядом со своим псевдозащитником, который от волнения был не в состоянии произнести ни одной внятной фразы. Он даже в молчаливые слушатели не годился, а только злобно смотрел по сторонам, охраняя свое завоевание от посторонних. Неделю Дашка мучилась от неотступного присутствия молчаливого Игоря, а потом решительно отказалась от охранных услуг.

— Спасибо тебе, Игорек, большое спасибо! Меня не надо больше провожать, ко мне никто теперь не пристает, тебя, конечно, испугались, — подлизывалась бессовестная Дашка.

Она прекрасно понимала, что Игорь не виноват, что неловкость, которую она испытывала рядом с ним, не является ей оправданием. На самом деле нельзя с человеком качаться на таких качелях: раз — притянуть, два — оттолкнуть! Но что же было делать?

На следующий день Даша опять весело щебетала со своими дружками, которые по случаю Дашиного освобождения от суровой преданности Которского все вместе провожали ее домой. Даша крутилась и, поглядывая по сторонам, улыбалась всем сразу.

— Представляешь, она считает Гончарова писателем второго ряда! Ей, старой деве несчастной, только сладкий Тургенев нравится, — возбужденно умничала Даша, обсуждая с Иосифом маразм их учительницы по литературе.

— Дашка, а о чем ты с Которским беседовала? — попытался привлечь Дашино внимание к себе круглолицый Андрей Нефедов.

— Ну, милый мой, о чем я с ним — что? — томно пропела Даша. — Слово «беседовать» не про него, Которский — он же просто туловище, у него языка вовсе нет.

В этот ноябрьский день как.то особенно злобно завывал пронизывающе холодный ветер. Мальчишки были в шапках, а кокетливая Даша спрятала в портфель свою уродскую вязаную розовую шапку, в которую мама для тепла вставила еще голубую шапочку поменьше. Ей было холодно так, что, казалось, уши вот.вот отвалятся, но как здорово быть одной среди мальчишек, остроумной, привлекательной и непременно без шапки!

«Туловище» Которский подумал-подумал и открыл кампанию против Даши. На следующий же день на всех уроках она была обстреляна из трубочки мокрой противной промокашкой. Сначала было смешно, но шквал противных мокрых комочков не переставая метко летел прямо в лицо, и вскоре Даше казалось, что с ее лица стекает мерзкая слюна Которского. На последней перемене она уже плакала. Девчонки ее не пожалели, им понравилась оплеванная Даша, ее унижение казалось заслуженным, и было приятно, а никто из дружков-мальчишек не захотел с Которский связываться.

После уроков Даша тоскливо плелась домой одна, размышляя, что лучше для женщины — чуть-чуть потерпеть неприятного поклонника или же быть оплеванной промокашкой.

Утром следующего дня трусливо готовая к примирению Даша встретила Игоря в школьной раздевалке и, уверенно улыбаясь, двинулась к нему. На половине пути она остановилась, замерев от его злобного взгляда. Уставившись на Дашу немигающими глазами, Которский заорал, кривляясь и показывая на нее пальцем:

— Коробова — жидовка! Жидовская морда! — приплясывал Игорь…

Обращенное к ней слово «жидовка» звучало очень обидно, страшно и стыдно, ужасно, невыносимо стыдно! Как будто она моментально оказалась по разные стороны невидимой линии со всеми остальными.

Ребята, толкавшиеся в раздевалке со своими пальто и мешками для обуви, кажется, были с этим словом довольно близко знакомы, потому что быстро отодвинулись от Даши, оставив ее одну лицом к лицу с бешеным от злобы Которским. Как будто кто-то циркулем начертил окружность: в центре — Даша, а все остальные — за кругом, и Даше к ним нельзя. Не зная, что делать, как реагировать, и глупо улыбаясь, она попыталась сделать вид, что все это не имеет к ней никакого отношения. В детстве была такая игра, называлась «домики», где надо было занять начерченный мелом на асфальте круг. Но домиков всегда меньше, чем людей. Все бегают, толкаются, стараясь попасть в домик, но кто-то всегда остается на улице с искательным выражением лица.

Даше было так стыдно, что, случайно встретившись с кем-то взглядом, она сразу же отвела глаза.

— Жидовка, жидовка, Коробова — жидовка, — кричал Игорь, — уходи из нашей школы, вонючая жидовка! С тобой стоять рядом противно, все жиды воняют!

Он сморщился и замахал рукой у лица, как будто отгоняя неприятный запах.

Это было уже совершенно непереносимо! Стиснув зубы, Даша больно сжала руки за спиной и не заплакала. Слезы полились, когда раздевалка опустела. Все ушли на первый урок, а Даша осталась плакать. Моментально распухшим лицом она уткнулась в пахнущий нафталином ворс чужого пальто и сначала просто рыдала, размазывая слезы, а потом на всякий случай понюхала себя. Нет, честное слово, ничем она не пахла! Только немного мамиными духами «Быть может», которыми украдкой душилась по утрам. Мама так удачно уходила из дома раньше Даши!

Убедившись, что обвинение Игоря — наглое вранье, Даша перестала рыдать. Жидовка… Конечно, Даша раньше это слово знала. У Чехова, например, был рассказ «Жидовка», у Достоевского еще… и фашисты называли евреев жидами… Все еще всхлипывая, она начала страстно строить планы мести предателям-одноклассникам. Они же могли защитить ее от Которского, но не защитили!

На Игоря она совсем не сердилась. Он, наверное, так яростно обижал Дашу, потому что сам ужасно на нее обиделся, думал, может, Даша будет с ним дружить, любить его. Если он так сильно обиделся, значит, она ему очень нравилась. Кроме того, честно размышляла логичная Даша, она сама виновата, нечего было его подманивать, а потом прогонять…

Но что же остальные влюбленные в Дашу мальчишки, Ирки-подружки, почему никто из них не сказал: «Дашка Коробова не жидовка!»? А кстати, что хуже, если бы Которский обозвал ее матом или вот так?..