Игрок (СИ) - Риддер Аристарх. Страница 26

— Говори, — предлагаю щуплому.

— Что, прямо тут? — он косится на многочисленное семейство под моим зонтиком.

— А что?

— ЛюдЯм помешаем, — мнётся щуплый.

— Так это родня моя, — делаю удивлённый вид, — жены моей сеструха с племяшами. У меня от них секретов нет.

— Я хотел предложить в картишки перекинуться, — меняет тональность катала, — удачу попытать.

— Не хочу, — щурюсь на солнце, — настроения нет, да и не люблю я это дело.

— Не по-людски это, — вмешивается тип, — отыграться не давать.

Вместо ответа я поворачиваюсь к своей хабалистой соседке. Должна же быть от неё какая-нибудь польза.

— Вы бы за вещами приглядывали, — говорю, — сдаётся мне, что это алкоголики местные. Прихватят ещё что-нибудь.

— А ну, пошли отседова! — вскакивает она, скрестив руки на могучей груди.

— Дамочка, вы чего⁈ — возмущается худой, — мы люди приличные. Знакомые вашего родственника.

— Первый раз вижу, — демонстративно пожимаю плечами.

— Канайте отсюда, шпана, пока я милицию не позвала! — напирает соседка, — а ну, бегом!

Каталы удаляются. Щуплый идёт, опустив плечи, словно побитая дворняжка, а вот длинный оборачивается, разглядывая меня с интересом и, похоже, с любопытством.

— Вот спасибо, — говорю соседке, — они тут вчера ходили, третьего на бутылку искали. А сегодня затеялись в карты людей звать.

— Вы поаккуратнее с ними, молодой человек, — заявляет она, — чует моё сердце, мошенники это.

Вот уж действительно, рыбак рыбака видит издалека.

* * *

Вдоволь накупавшись и позагорав, возвращаюсь в своё временное пристанище. По дороге делаю крюк, заглянув на автовокзал. Автобус до совхоза им. Ковпака отходит в 7.00, так что перед таким ранним подъёмом решаю хорошенько выспаться.

Сердце тянет на Набережную, поискать приключений, неожиданных знакомств и романтического общения, но выработанная с годами сила воли побеждает. Успею еще, у меня командировка на целых три месяца. Иначе бессонная ночь обеспечена, а какое после этого знакомство с успехами крымских виноделов?

Правда, вот так запросто попасть в свою комнату не удаётся.

— Фёдор Михайлович, — встречает меня на пороге домовладелица, — я вас прямо заждалась!

Сегодня она при параде, на каблуке, в роскошной плиссированной юбке и пышной цветастой блузе, подчёркивающей эффектный бюст. Очевидно, жадной подружке Оксане пришлось-таки поделиться своим гардеробом.

В ушах у Валентины цыганские серёжки-кольца, на шее аж три золотых цепочки. Мне на секунду кажется, что она сейчас извлечёт откуда-нибудь гитару и споёт: «Ну что сказать, ну что сказать? Устроены так люди, желают знать, желают знать… желают знать, что будет!»

— Очаровательно выглядите, Валентина Алексеевна, — говорю, — на танцы собрались?

— В гости, — стреляет глазами она, — да вот только собралась, как спину защемило! Вы не посмотрите, доктор?

Домовладелица хватает меня за руку и буквально затаскивает в прихожую.

— Вот здесь, Фёдор Михайлович, посмотрите! Вы чувствуете⁈

Она, словно круизный лайнер, разворачивается ко мне кормой с изящными обводами и кладёт мою ладонь на то место, где спина теряет своё благородное название.

— Чувствуете? — повторяет она, — вот тут болит, и ещё ниже. Посмотрите?

С её настойчивостью надо что-то делать. Съезжать категорически не хочется. Комнатка мне нравится, да и расположен дом удобно. При этом и обижать пылкую женщину нет никакого желания.

— У вас явный страктилёз нижнего отдела позвоночника, — на ходу сочиняю я, — это очевидно по симптомам и вашей позе. Есть один безотказный народный метод, но многие не решаются его применить.

— Я согласна, — говорит Валентина, — если вы, доктор, будете меня консультировать.

— У вас растёт крапива? — спрашиваю.

— Да, — озадаченно кивает она.

— Нарвите свежей крапивы, — говорю, — обязательно чтобы «кусачей» и приложите к больному месту. Чем шире будет охват, тем лучше.

— И долго так надо повторять? — энтузиазм в голосе Валентины тает на глазах.

— Минимум, неделю, — подпускаю в голос строгости, — и в эту неделю никакого алкоголя!

— Даже вина⁈

— Ни капли! А ещё…

— Простите, Фёдор Михайлович, — домохозяйка торопится к выходу, — кажется, мне уже лучше… меня уже заждались…

Ну вот, убежала. Ничего, к следующему разу у меня есть история про лечебных пиявок.

Теперь уже спокойно скрываюсь в своей пристройке, и до самой темноты печатаю наброски о девушке-агрономе из троллейбуса, наивном великане Игорьке, девушках-яхтсменках и даже о влюбчивой Валентине Алексеевне. Память имеет дурное свойство искажать прошлое в пользу будущих впечатлений, поэтому я заношу на бумагу всё таким, каким только что увидел.

А наутро погружаюсь в заслуженный, тяжело вздыхающий при открытии дверей, лупоглазый автобус и еду в совхоз товарища Бубуна.

* * *

— Ага, а вот и наш московский талант! — довольно скалится Бубун, когда я пересекаю порог его кабинета в правлении совхоза имени Ковпака. — Проходи, Фёдор Михайлович, устраивайся поудобнее.

Кабинет у товарища депутата — что надо. Видно, что он проводит здесь ну очень много времени и постарался сделать его как можно более уютным.

Кожаная мебель, настежь распахнутые окна, вентилятор на потолке, как будто это не окрестности Ялты, а какая-нибудь Аризонщина и это не кабинет директора советского совхоза, а кабинет шерифа. В тему и книжный шкаф с очень подозрительно выглядящими книгами.

— Там у тебя тайная комната? — спрашиваю у депутата.

Советские чиновники всех мастей, начиная от директоров школ и заводов и заканчивая министрами и секретарями ЦК, имеют что-то подобное.

— Верно, как догадался?

— Да просто он у тебя должен быть, — замечаю. — И книги странно стоят. Видно, что их никогда из шкафа не доставали.

— Ага, это так, декорация, — показывает Бубун. — Они у меня склеенные, чтобы с полок не падали.

— И даже классики МаркЛена? — усмехаюсь я.

Чуть ли не на самом видном месте стояло полное собрание сочинений Владимира Ильича и «Капитал» рядом с Энгельсом.

В ответ Бубун только усмехается и разводит руками. Ну понятно.

Подойдя к шкафу, он что-то там нажимает и открывает его как дверь. За которой оказывается ещё одна комната, с большой двуспальной кроватью, диваном и прочим необходимым для создания уюта.

— Как видишь, всё на высшем уровне.

— Это верно.

— Но ты сюда не для инспекции моих жилищных условий прибыл. Так что давай мы сейчас маленько продегустируем продукцию, а дальше я тебе дам сопровождающего и он покажет тебе весь наш совхоз.

— Галочку?

— Тьфу на тебя Федор Михайлович! Но ладно, будет тебе Галочка! А то ты до конца своей командировки так и будешь Гальдеть, — смеётся он своему каламбуру, — но руки не распускать!

— Честное пионерское! — сказал я и шутливо поднимаю руку в пионерском приветствии.

— Смотри у меня, — усмехается он, — а теперь приступим к дегустации.

— А не рано? На часах ещё и десяти нет.

— Так, мы же не пить будем, а дегустировать. Это разные вещи.

Бубун подходит ещё к одному шкафу, на сейчас винному, потому настоящему, а не поддельному, и оттуда одна за другой появляются сразу чуть-ли не десяток бутылок. В основном вина, но есть одна коньячная.

Она и привлекает мой взгляд первой.

— А в Праге у вас не было крепкого на стенде.

— Правильно, не было. Это же было мероприятие, связанное с визитом Никсона в Москву, а с «Араратом» тягаться бесполезно. Армяне считай монополисты. У нас коньяк получается не хуже, но мы даже и не пробовали соваться, — разводит руками Бубун, — С него и начнём, когда закуску принесут.

Через десять минут, которые мы посвящаем обычным, ничего не значащим разговорам, появляется всё та же Галочка, везущая перед собой ресторанную тележку с накрытыми тарелками. Под колпаками оказывается нормальная закуска. Вяленое мясо, колбаса,сыр, и даже горячее.