Собрать по кусочкам. Книга для тех, кто запутался, устал, перегорел - Бек Марта. Страница 42

Вот, скажем, у вас шаловливое настроение, и вы решили покрасить волосы в синий. Тут кто-то, например ваша бабушка или просто прохожий на улице, идет на вас в атаку с требованием вернуть все как было («Цвет твоих волос ставит под угрозу наш образ жизни!»). Вероятно, у вас автоматически запустится реакция «бей, беги, замри», и вы либо начнете спорить с нападающим, либо попытаетесь уйти, либо оцепенеете и онемеете. Поскольку у вас включится соответствующий участок мозга, вы еще и будете воспринимать нападающего как крупного и страшного, а себя – как маленькое беззащитное существо. Такое случается и с президентами и диктаторами («Меня со всех сторон атакует пресса!»), и с теми, кто предпочитает необычные модные веяния. Это естественный, рефлекторный ответ, но это не гарантирует, что он соответствует истине, которую вы ощущаете в самой глубине души. Когда чувствуете себя жертвой, всегда подозревайте, что вы, возможно, угодили в ловушку собственного сознания правоты.

Когда Мэтт бросил курить, Зои стала предпринимательницей, а я ушла из церкви, можно было спорить на что угодно, что люди вокруг нас почувствовали, что мы осуждаем их выбор. А ощутив, что их образ жизни под огнем, они перешли в контрнаступление. Так и устроены атаки прошлого. Они исходят не от тех, кто чувствует себя сильным, а от тех, кто видит себя жертвой осуждения. Чтобы остаться на пути цельности и не застрять в порочном круге насилия, нам нужно отказаться разделять с теми, кто устраивает на нас атаки прошлого, их чувство, что они жертвы.

Как сломать треугольник драмы

Когда мы начинаем вести себя иначе, мы иногда впадаем в психологическую динамику, которую психиатр Стивен Карпман назвал «треугольник драмы». Этот механизм запускается, когда нашей жизнью управляет сознание собственной правоты. Распознавать «треугольник драмы» по Карпману, всегда замечать, когда мы в нем застреваем, и выходить из него – вот ваши задачи на этом этапе пути к цельности. Это не самый легкий участок маршрута, зато вид сверху открывается – просто фантастика. Треугольник драмы складывается, когда мы чувствуем себя маленькими и слабыми (как все мы в детстве). А окружающие кажутся большими и грозными (опять же, многие такие и есть), а еще кто-то видится защитником (опять же очень может быть, что так и есть). Но даже взрослые иногда склонны застревать в этом треугольнике и смотреть из этого положения на всех и вся. Жизнь превращается в игру, где возможны лишь три роли – жертва, преследователь и спаситель.

Все мы знаем, какое все кругом страшное и непонятное, когда ты маленький, и все мы знаем взрослых состоявшихся людей, которые постоянно так себя чувствуют, какими бы большими ни выросли. Например, когда боксер Майк Тайсон, как все помнят, во время матча откусил ухо Эвандеру Холифилду, он потом оправдывался: «А что мне было делать? Мне детей надо кормить. А он так насел, просто ужас!» Иными словами: «Я жертва обстоятельств! Это он меня заставил!» Людям, застрявшим в роли жертвы, всегда есть кого сделать мишенью обличения – всегда есть те, в ком они видят преследователей. Они нередко обращаются за помощью и поддержкой к другим – спасителям, которым предстоит сыграть решающую роль в треугольнике драмы.

Некоторые застревают в одной из таких ролей на всю жизнь. Вечные жертвы не перестают жаловаться на ужасные зверства, которые творят с ними преследователи, но не предпринимают никаких действий, которые могли бы улучшить их ситуацию. Они рассчитывают, что кто-то другой возьмет на себя роль спасителя. Многие славные ребята с развитой эмпатией играют эту роль всю жизнь и мчатся на помощь то одной, то другой жертве. В том, что он преследователь, не признается никто: любой насильник и безумец, даже Гитлер, всегда будет твердить, что это ему угрожали, это из него делали жертву. Но все остальные видят, что он играет роль преследователя с полной самоотдачей.

Треугольники драмы вечны, как бриллианты, то есть один и тот же сценарий может разыгрываться десятки, а то и сотни лет. Актеры иногда меняются ролями, но сюжет остается прежним. Хотите посмотреть на яркие иллюстрации этого принципа – почитайте о затяжных исторических конфликтах. Каждая сторона скажет, что она жертва преследований противника, и будет просить других актеров прийти на помощь. Масштабы представления могут быть гигантскими, и тогда вспыхивают мировые войны, но могут быть и крошечными – и тогда между супругами разгорается очередной еженедельный спор все о том же, будь оно неладно.

Из этого не следует, что настоящих жертв не бывает и их не надо спасать. У меня было много клиентов, чьи здоровье, раса, гендер или экономическая ситуация не позволяли им разорвать ужасные отношения или уйти с ужасной работы. Европейских евреев нужно было спасать от нацистов. Цветным американцам нужна поддержка белых единомышленников, чтобы разорвать порочный круг притеснения. Но, как мы сейчас убедимся, даже те, кто попал в такие страшные ситуации, могут избежать ловушки бесконечных и бесплодных конфликтов, о которых пишет Карпман.

Я как коуч видела, как треугольник Карпмана разыгрывается во множестве ситуаций. Особенно сильно (и жутко) эта закономерность проявляется в домашнем насилии. Вот, скажем, Вильма, жизнь которой со стороны казалась идеальной – только вот муж Том бил ее. Они танцевали свой «треугольный танец» снова и снова. Сначала они ссорились. Том приходил в такую ярость, что Вильма пугалась и пыталась убежать из дома. Том тут же переключался на роль «жертвы». Его захлестывали тревога и злость ребенка, которого вот-вот бросят, и он физически нападал на Вильму, все это время считая себя ее жертвой. Когда избитая Вильма от страха уже не могла никуда убежать, Том принимался рыдать и оправдываться, твердил, как он себя ненавидит за то, что сделал ей больно, и умолял Вильму о прощении. Он становился ее «спасителем», когда она особенно в нем нуждалась (поскольку ее только что избил любимый мужчина). А она реагировала на эмоциональные страдания Тома, сама переключаясь на роль «спасительницы», и утешала Тома эмоционально, пока они оба не успокаивались и не чувствовали, что связь их крепка как никогда.

Вильме было безумно стыдно за собственное поведение, она понимала, что от Тома надо просто уйти, и сама диву давалась, почему постоянно возвращается к нему. Но эта закономерность распространена повсеместно. Странная логика треугольника драмы означает, что тот, кто ведет себя как «жертва», запускает реакцию «спасителя» даже у того, на кого он сам только что напал – и это страннее всего. Период взаимной привязанности, следующий сразу за взрывом абьюза, исследователи домашнего насилия называют «фазой медового месяца». Эта мощная дисфункциональная привязанность снаружи кажется чудовищно бессмысленной, но треугольник Карпмана – очень могучая вещь, настолько, что истерзанные люди могут разыгрывать этот жуткий сюжет годами.

Если вы склонны к безудержному мазохизму и хотите создать себе личный треугольник драмы, имейте в виду, что это пара пустяков. Просто выберите себе мишень обличения, а себя назначьте на роль жертвы. После чего можете сидеть сложа руки, не сомневаясь, что гнев, ссоры, погони и угрозы будут продолжаться вечно, если вы не изберете какой-нибудь другой образ действий. Какой же? Выпутаться из треугольника драмы тоже просто, хотя и нелегко. Все строится на одном-единственном поступке, на который способна только цельная личность: признать, что мы способны выбирать, как реагировать на других людей и разные ситуации, что бы ни происходило. Мы можем положить конец жалкой драме человеческого конфликта, только когда признаем, что на глубоком экзистенциальном уровне мы свободны.

Решение переосмыслить треугольник драмы с точки зрения свободного действующего лица позволяет нам взамен порочного круга получить его противоположность. Данте усваивает это в чистилище, когда одна из душ, которую он встречает, читает ему лекцию о свободе воли (то, что доктор прописал, при восхождении на крутую гору). Эта душа, подобно великим моральным примерам исторических деятелей, учит нас, что в конечном итоге свобода зависит от нашей способности переосмыслять мир по-новому.