Жупочка стреляет на поражение (СИ) - Лавру Натали. Страница 11
– Обнимать тебя куда приятнее, чем некоторых, уродливых душой.
– Эт-то ты о ком? – заторможенно поинтересовалась я.
– Не бери в голову и не слушай, что болтают злые языки, – и он мне улыбнулся!
Мать моя женщина... Что делается-то! Честное слово, будь мне лет шестнадцать, я хлопнулась бы в обморок от переизбытка чувств.
Дену не противно меня обнимать! В диалоге даже прозвучало слово «приятно»! И даже сравнение в мою пользу! Ва-а-ау!
Я впервые почувствовала себя женщиной, а не существом неопределённого пола. Оказывается, на меня можно смотреть не как на калеку.
Пожалуй, сегодня самый счастливый день из прожитых мной.
– Ден... – теперь я точно плакала от благодарности. Обильные слёзы бесстыже текли не только из глаз, но и из носа. – Спасибо тебе, что... Ы-ы-ы... Относишься ко мне по-человечески...
И я вконец разрыдалась, когда самый идеальный мужчина сам – сам!!! – обнял меня. Пускай из жалости и сострадания, но всё же это был его личный порыв. Ничто не заставит мужика обнять женщину, которая ему противна. А значит...
«Воу-воу! – влезло моё второе я. – Ты давай тут не стелись перед ним. А то знаем мы таких: очарует тебя и прикуёт к себе кандалами. Будешь за ним ползать безродной жучкой, которой он однажды бросил кость».
Я мысленно пнула своё альтер эго, как вдруг:
– Жу, я чувствую, что часть тебя противится мне.
– Д-да? – ой, не умею я притворяться.
– Сопротивление твоего сознания затрудняет работу и может помешать в будущем. Скажи, что тебя пугает?
«Тупой ты мужлан! Меня до усрачки пугает, что с исчезновением этого уродского горба исчезну и я!» – вовсю ругалось моё второе «я».
«Ну, что ты, что ты! – мысленно попыталась я успокоить разбушевавшуюся Жупочку номер два. – Куда ж я от тебя, фурункула ягодичного, денусь! Глупо с твоей стороны не желать мне выздоровление из-за каких-то беспочвенных страхов. Лично я уверена, что ты ещё попьёшь моей кровушки».
Ёжки-макарошки, что если у меня терминальная стадия шизофрении?
«Гарантируешь, что я останусь?» – пытала меня Вторая. О! Вторая – так и буду теперь её называть.
«Да горб даю на отсечение, – мысленно закатила я глаза. – Га-ран-ти-ру-ю!»
«Ну, ладно. Если почувствую, что творится лютая хрень, тормозну процесс», – пригрозила она.
– Жу? Жу-у? – звал меня Ден, пока я общалась с собой. – Ты здесь?
– Ой, да, прости. Договаривалась с собой, чтобы сопротивления больше не было, – заверила его.
– Рад, – кивнул он. – И ещё кое-что: с сегодняшнего дня ты завязываешь курить травку. Больше никакой конопли: ни в самокрутках, ни в печенье. Ни крошки! Ясно?
«Ах, он ж подлец! От с-скотина высокородная! Говорила я тебе, дуре, что надо его мочить!»
Глава 6. Прошлое Дена
Ден не отходил от меня все пять часов, пока я была в смирительной рубашке, то есть в тунике-утяжке и корректоре осанки. Он даже пытался меня покормить, но куда там! Скорее, мой желудок переобуется и станет наружным органом, чем вместит в себя хоть пару ложек макарошек с гуляшиком.
Зато мой надзиратель с удовольствием проглотил свежеприготовленное блюдо. Ел бесшумно, ни разу не скрипнув вилкой по тарелке и не испачкав белоснежную рубашку. Вот что значит аристократ!
– Интересно, столь безупречные манеры прививаются розгами?
– Было дело, – ухмыльнулся Ден.
– Значит, ты и в самом деле принц, о котором никто не знает?
– Судя по твоей осведомлённости, это уже не так. Как ты догадалась?
– Студент с блестящими манерами, внешностью бога и крестьянской фамилией Джонс. Действительно, что тут может натолкнуть на подозрения? А уж если копнуть глубже и заговорить с тобой, выяснится, что роисский язык ты знаешь на уровне носителя, в то время как все аглициане, даже те, кто живёт здесь десятилетиями, никак не могут избавиться от своего адского акцента. Они говорят: «Жюпотшка, прынесыттэ, плиз, утшэбнык по нэрвным болэзньям». Понимаешь? Они каждый раз будто язык ломают!
– Я отказался от предложенных мне вариантов имён и придумал себе, как мне казалось, максимально короткое и лаконичное. Увы, культурологу моя конспирация на один зубок.
– А какие имена тебе предлагали?
– Фредерик Ван Дер Лантервильский.
– О...
– Это самое простое из предложенных. Остальные я даже прочёл с трудом и не потрудился запомнить.
– Правильно я понимаю, что ты говоришь на аглицком языке?
– Да. С рождения меня учили трём языкам: аглицкому и немийскому.
– Одного не пойму: почему же тебя скрывают?
– Я не наследный принц, мне огласка ни к чему, – и он улыбнулся как-то чересчур довольно.
– То есть ты совсем-совсем не хочешь стать королём?
– Жу, я открою тебе один секрет: никто не хочет. Я – тем более. Я могу заниматься тем, что мне нравится, и даже жениться по любви. Моему старшему брату повезло меньше: его с младенчества готовят надеть кандалы власти.
– Кандалы? В простонародье все только и мечтают пожить, как короли.
– Уверяю тебя, это самые настоящие кандалы. Короли в свою очередь мечтают пожить без груза ответственности на плечах.
– Даже ты?
– Даже я. Если с Родериком что-то случится, его место займу я, – Ден поморщился. – И я должен быть готов к этому.
– И всё же тебя отпустили учиться?
– Им пришлось меня отпустить. Жена отца считает, что это из-за меня она никак не может родить. Думает, я травлю её зельями. Поэтому самое лучшее, что они могли для себя сделать, – это переключить меня на другую цель, подальше от дворца.
– Ты действительно травил свою мачеху?
– Нет. Она просто пьёт отвар калины для нормализации давления, а от него случаются выкидыши. Но я намекнул, что причастен к её беде, чтобы она не подумала лишать меня академии.
– Жестоко...
– Присцилла тоже далеко не агнец божий. В мире власть имущих всё пропитано жестокостью, а вовсе не родственными чувствами. Иные люди не задержались бы долго на престоле.
Писцилла... Это сокращение от «преступная бацилла» или «пресмыкающаяся сцилла»? Как ни крути, а смысл один. Как говорится, хорошего человека Присциллой не назовут.
Так, что это я тут по имени сужу? Это ещё вопрос, назовут ли хорошего человека Жупердильей... Уж лучше Присцилла. Так что молчим в платочек.
– Но вы же семья... – озвучила я.
– Семья? О, перестань, – Ден как-то горько махнул рукой. – Помню, в детстве к нам в летнюю резиденцию в Бреджике приехал брат мачехи Персиан. Он сразу с нами поладил, и мачехе это так не понравилось, что, когда мы собрались ехать в горы на пикник, она велела запереть ворота и не выпускать нас. С тех пор Персиана мы больше не видели.
– Мне жаль, что ты рос без материнской любви.
– Все мы чего-то лишены. Мне ещё повезло, что я постигаю лекарское дело в академии и в теории могу жениться по любви.
– Почему только в теории?
– Потому что в планах отца, чтобы я стал консортом при какой-нибудь подходящего возраста королеве.
– Ты можешь отказаться?
– Если Родерик взойдёт на престол, да. Но для этого ему самому нужно выгодно жениться.
– Принести себя в жертву? Мне заранее жаль твоего брата.
– Мне тоже. Но он сильный, справится.
За разговором я немного отвлеклась от ноюще-тянущей боли в спине и рёбрах. Реально, как будто меня пожевали тупыми зубами и выплюнули.
Ден неспеша разделался со слоёными крендельками и теперь с тревогой посмотрел в мою не тронутую тарелку.
– Жу, в чём дело?
– Кажется, мне плохо, – призналась, стараясь не стонать, потому что обещала вытерпеть всё. – Совсем. Ты слишком сильно меня затянул. Но я потерплю, если надо. Поем потом.
– Придётся походить в корректоре ещё четыре часа, – не сжалился он. – Поесть ты можешь и позже, но обязательно прямо сейчас выпей воды, – и мне буквально влили стакан в рот, не успела я даже пикнуть.
О-о-о, плохо мне, плохо... Я, как рыба, хватала воздух ртом, выпучив глаза, и старалась отвлечься ощущений моей бренной оболочки.