Однажды в СССР - Гатин Игорь. Страница 20

Как он оказался в номере, куда делся казах, а заодно около ста рублей, из которых осталось не больше червонца, вспомнить не удалось. Можно было, конечно, расспросить девицу, имени которой он тоже не помнил, но необходимость общения с ней вызывала ужас.

Так он стоял, уже испытывая озноб, и думал, что непростительно опоздал на работу, что вчера пропустил учёбу безо всяких на то оснований, если, конечно, не считать таковым желание расслабиться после очередной сделки, и чувство отвращения к себе становилось невыносимым. Хотелось спрятаться под одеяло и не выходить в этот враждебный и неприветливый окружающий мир. Взрослый мир ответственности и ускользающей мечты.

Он не «въезжал» в матанализ. И в линейную алгебру тоже. Это было удивительно, но это был факт. В школе он схватывал математику на лету. Участвовал в олимпиадах и однажды дошёл до областной. Там, правда, в призы не попал. А весь последний год занимался с репетитором – доцентом из политеха, в своё время окончившим мехмат МГУ. Мать выделила из скудного семейного бюджета аж на двух репетиторов – по математике и английскому. В итоге в отпуск в этом году она не ездила. Да и в прошлом тоже. Он особо напирал на английский, пока ещё была надежда на МИМО, поскольку там профильным экзаменом был именно иностранный. И, приехав в Москву поступать, прямо с вокзала, благо было восемь утра, направил свои стопы в уютный особнячок на Садовом кольце, у выхода из метро «Парк культуры».

Поспел как раз к открытию. В приёмной комиссии ажиотажа не было, и он без очереди приступил к подаче документов. Ровно через минуту выяснилось, что ему не хватает одной бумажки, но какой! Называлась она рекомендация обкома КПСС. Когда он в недоумении заявил, что в перечне документов для поступления такого названия не видел, девушка на приёме посоветовала ему зайти к ответственному секретарю приёмной комиссии – та как раз была свободна. Представительная дама с высокой причёской выслушала и буднично ответила, что у них в фойе вывешен список документов и там всё указано.

– У нас знакомый был в Москве в командировке в прошлом году и заходил к вам в институт специально за перечнем. И переписал его. Так там не было никакой рекомендации!

– Молодой человек, я не отвечаю за ваших знакомых. Объявление висит с весны. Все желающие могли ознакомиться, – параллельно она листала его документы.

– Что же мне делать? А может, я съезжу обратно домой и привезу эту бумажку? – а сам подумал, что дорога туда-обратно влетит в копеечку. Да и билетов не достать.

– Вряд ли вы получите эту, как вы выразились, бумажку. Хотите добрый совет? Я тут посмотрела ваши документы и вижу, что вы неглупый мальчик. Так вот, послушайте меня, берите документы и подавайте в МГУ на экономический. Там нужны светлые головы. А к нам вы не поступите!

– Но почему?!

– Молодой человек, я и так сказала больше, чем следовало. Мне кажется, вы достаточно взрослый, чтобы понимать, когда вам желают добра.

Почему-то он поверил ей тогда. Теперь он понимал почему. А матан с линейкой так и не лезли в него. Нет, конечно, если бы он занимался как следует, то есть целыми днями, то наверняка одолел бы. А тут… Справедливости ради надо заметить, что высшая математика никому не давалась с наскока. Но разве от этого легче? А сессия неминуемо приближалась – и настроение падало по мере её приближения.

Хотя была и ложка мёда в бочке дёгтя – первенство Москвы среди студентов он тоже выиграл. Конечно, не так уверенно, как университетские соревнования, в полуфинале даже фонарь под глаз словил, но главное – результат. Однако, когда поделился своими опасениями с Шукленковым, тот не обнадёжил: спортивных успехов мало, без отличных оценок – никуда. И обещал поговорить со знакомым преподом с мехмата насчёт дополнительных занятий. Это, конечно, здорово. Но где взять время? Надо что-то решать с работой. Отказываться от бизнеса он был не готов. Тем более что там успехи были налицо. То есть в кармане. У него даже появилась проблема – где хранить деньги. К счастью, она решилась просто – сберкнижка. Точнее, несколько. Когда он попытался положить на первую сразу три тысячи, пожилая операционистка так удивилась несоответствию суммы и его сопливого возраста, что он быстро передумал, положил восемьсот рублей и в тот же день завёл ещё несколько в разных сберкассах, положив на каждую до тысячи.

– Товарищи комсомольцы, прошу считать наше собрание открытым. На повестке дня три вопроса. О принятии социалистических обязательств на следующий год. О повышении сознательности и ответственности комсомольцев нашего торга в свете решений ноябрьского пленума ЦК КПСС. И рассмотрение личного дела комсомольца Романова Р. А. Прошу голосовать по утверждению повестки дня. Кто «за» – поднимите руки. Принято единогласно. Переходим к первому вопросу.

Людмила Смоленцева была сама серьёзность. Одетая в строгую чёрную двойку – юбка ниже колен и приталенный пиджак, застёгнутый на все пуговицы, белая блузка под горло. На голове пучок, на носу очки в толстой оправе, ни грамма косметики. Ромка вспомнил, как она со смехом рассказывала ему историю с этими очками.

У неё было отличное зрение. Но, став секретарём комсомольской организации, она, дабы прибавить своему имиджу недостающей солидности, отправилась в районную поликлинику, где, отсидев очередь к окулисту, изобразила, что не видит последнюю строчку из висящей на стене таблицы с буквами. Врач прописал ей очки с минимальными диоптриями, каковыми она и щеголяла исключительно на собраниях и когда ездила в райком комсомола.

В райкоме, находящемся по адресу: Донская, 11, совсем недалеко от её магазина, она была частой гостьей, заскакивая после работы не столько по делам, сколько чтобы подкинуть курирующим сотрудникам свежую колбаску, окорочок и прочие продукты, не лежавшие свободно на прилавке. Соответственно, числилась на очень хорошем счету, регулярно получая поощрения. А второй секретарь райкома – холостой, плюгавого вида мужичок лет тридцати – очень неловко пытался за ней ухаживать. Точнее, ухаживать за ней пытались практически все встречавшиеся на жизненном пути мужчины, кому хватало на это смелости, но она в данном качестве рассматривала лишь тех, кто мог пригодиться в жизни, остальных безжалостно отшивала, рассуждая следующим образом: «Между ног у всех примерно одинаково, так какой смысл давать тем, от кого никакой пользы?» Тех же, от кого прок мог быть, она раскладывала по полочкам в своей голове, отводя каждому его место. Очень немногие находились в активной фазе отношений, предполагающей лёгкий флирт – не более, остальных держала про запас. Ромка в этом ряду был вопиющим исключением из правил, как говорится – для души, а второй секретарь тихо-мирно дожидался своего часа на отведённой ему полочке, без гарантии на успех, – вот если первым станет, тогда другое дело – тогда это джекпот! А между первым и вторым – дистанция огромного размера. Знания жизни ей было не занимать.

– И мы все как один принимаем на себя повышенные социалистические обязательства и обещаем выполнить и перевыполнить план по росту уровня культуры обслуживания покупателей! А также…

Ромка только диву давался, слушая выступавших. Сейчас вещал Паша Кочергин – руковод Олега из девятого магазина, который, как всем в торге было известно, обсчитал в прошлом году плохо видящего покупателя на два рубля пятнадцать копеек при сумме покупки в четыре рубля. Скандал удалось замять, и вот сейчас Паша с трибуны надрывается, как они все в едином порыве поднимут культуру обслуживания на недосягаемую высоту. Цирк, да и только! Но здесь Ромка оказался неправ – это были ещё цветочки, цирк предстоял впереди. И ему там была уготована главная роль – роль шута. Давно известно, что никто не может так больно задеть, как близкий человек. Или бывший близкий.

У каждого человека существует естественная броня – доспехи, защищающие нежное и сокровенное от внешнего мира. У кого-то она толще, у кого-то – на просвет. Ромка, как ни странно, относился ко второй категории, сам не подозревая об этом. Когда его личное дело вынесли на комсомольское собрание, он сильно удивился, но не придал этому значения. Сейчас, находясь в обстановке пафосного формализма и подчёркнутой официальности, он испытывал лёгкое беспокойство, представляя, как ему придётся стоять перед этим залом и на него будут устремлены десятки глаз. При этом он категорически не понимал, что означает рассмотрение личного дела. Что это за дело вообще такое и откуда оно взялось?