Однажды в СССР - Гатин Игорь. Страница 33

– Эта сука сама…

Больше он ничего не успел сказать. Ромка левой рукой схватил его за узел галстука и завернул тот вместе с сальной кожей шеи так, что глаза Зуева полезли из орбит. После чего потянул руку вверх, как улитку из домика, вытаскивая из кресла на свет божий жирного борова. Аморфная туша послушно поднималась вслед за жёсткой, как черенок лопаты, рукой, пока подбородком не наткнулась на ещё более жёсткий кулак. Короткого апперкота точно в челюсть хватило, чтобы обычно грозный, а сейчас неприлично жалкий передовик социалистического и одновременно капиталистического труда потерял ориентацию в пространстве и распластался на немытом полу.

Когда спустя несколько секунд Пётр Петрович пришёл в себя, то обнаружил, что ножка его собственного кресла упирается ему в пах, а засранец намеревается со всего маху опуститься в это кресло.

– Нет! – пронзительно завизжал Пётр Петрович. – Не надо, пожалуйста! Я тебе заплачу! Комнату дам! Что ты хочешь? Тебя же посадят!

Как ни странно, последний аргумент прорвался сквозь пелену ярости прямо в мозг, и Ромка услышал глухой надтреснутый голос старого сидельца Ми-Ми: «Сколько ни крутись, пацан, а кичи тебе не миновать. Из барака одна дорога – в зону». Он тогда поклялся себе, что вор-рецидивист Ми-Ми, а для него по-соседски – дядя Миша, ошибается на его счёт. Это короткое и яркое, как вспышка, воспоминание спасло уже никчёмные, сжавшиеся в предвкушении неизбежного, но всё ещё дорогие Петру Петровичу как память яйца.

Пацан выдохнул и не сел в кресло, а вместо этого принялся снова разглядывать Петра Петровича, словно ища и не находя в нём то, что видели все окружа ющие – грозную силу и власть. Вместо Хозяина, как его называли в магазине, да и во всём торге, перед, а точнее, под ним, скрючившись в неудобной позе, лежал жалкий человек, по щекам которого текли крупные слёзы. Ромке на мгновение даже стало неудобно и жалко его, но, стряхнув с себя это наваждение, он уже довольно спокойно произнёс:

– Будешь её преследовать, я тебя из-под земли достану. Ты всё понял?

Человек судорожно затряс головой, всячески демонстрируя очевидную абсурдность самого предположения, что он может кого-то преследовать. А уж её – упаси бог. После этого вызывающе юный мститель мягко переступил через поверженного Голиафа и покинул место разыгравшейся драмы.

Пётр Петрович неловко столкнул с себя ни в чём не повинное, но тем не менее ненавистное кресло, чуть не ставшее орудием ужасного преступления, с трудом приподнялся и, не найдя сил встать, остался сидеть на полу, привалившись спиной к стене кабинета. Он плакал и думал, что будет, если кто-то войдёт и застанет его в этом диком и нелепом положении. Да-да, нелепом. Вот подходящее определение произошедшего. Сущая нелепица. Как такое вообще могло случиться? Да не сон ли это? Его привычный, заработанный всей непростой жизнью стабильный, как железобетонная стена, мир вдруг дал глубокую трещину. И причина – какой-то мозгляк, никто и звать никак.

«Я парень этой…» Как там эту суку зовут? Господи, да что же это такое? И он осмелился его ударить! Уму непостижимо. Разорву! Просто порву на части! Вот сучёныш! Выблядок! Гондон штопаный! Ну держись! Ты даже не представляешь, на кого руку поднял, змеёныш!

Незаметно слёзы горечи и обиды сменились слезами ярости и жажды мщения. Силы вернулись и даже утроились. Он встал и остервенело пнул злосчастное кресло, то с грохотом отлетело в противоположный угол. Сейчас, когда непосредственная опасность миновала, всё произошедшее уже не выглядело таким ужасным, но скорее каким-то чудовищным недоразумением. Ибо как, кроме как по недоразумению, мог он, великий Зуев, позволить ситуации развиваться так, а не иначе. Да он мог просто вышвырнуть этого хама из кабинета, но почему-то не сделал этого. Надо было просто позвать Саню или Бориса из мясного или грузчиков – они бы мокрого места от него не оставили, но почему-то он и этого не сделал. В глубине души он знал почему, но правда была очень неприятной, и сознание отказывалось впустить её в себя и как бы признать тем самым.

Ладно, какая разница, как было. Надо думать, что делать дальше. Ну уж теперь он развернётся! Всё в его руках. Его возможности безграничны! Хотелось бы, конечно, физически расправиться с негодяем. Но как именно? Стоп! Во-первых, он даже не знает, как его зовут и кто это вообще такой. Он нём неизвестно ничего, кроме того, что он парень какой-то латышской потаскухи из гастрономии. Кстати, с ней он разберётся отдельно. Эта сука пожалеет, что она вообще на свет родилась! Итак, что это за поц, он, конечно, выяснит. Но что делать дальше? В дверь тихонько постучали, даже скорее поскреблись – так, как он привык:

– Вон! Занят! – грозно прорычал Хозяин в ответ на эту подобострастную попытку предстать пред его барские очи. Частые удаляющиеся шажки были ему ответом.

Итак, выяснит, что это за ублюдок, и что дальше? К кому он обратится и с какой просьбой? Набить морду какому-то сопляку? Он, депутат Моссовета, коммунист, орденоносец, попросит какого-нибудь мясника подкараулить и избить мальчишку? И как он объяснит, за что? Ну, положим, это неважно. Но избить мало. Он хочет его избить как минимум до полусмерти. Лучше бы вообще прибить, но это невозможно. Да и чересчур, пожалуй. Несуразица какая-то. А если тот заявит? И мясника сцапает милиция? Да, может, и не справится мясник один-то – гадёныш какой-то чересчур жёсткий и уверенный в себе. При этой мысли Пётр Петрович поёжился. А вдвоём? А если и впрямь прибьют ненароком? Вот незадача.

Ладно, измордовать как-то не очень гладко складывается. Отложим эту мысль пока. Надо его посадить! Точно! И состав преступления налицо – избил уважаемого человека и депутата, представителя народной власти. Это вам не шутки! Стоп! И что, все узнают, что его, грозного Зуева, избил какой-то недоносок? И за что? Бр-р… Бред! А ведь эта сука и заявить может, что он пытался её изнасиловать. Если волна-то поднимется. Отдельно это заявление вряд ли могло что-то значить, но в свете последующих событий будет выглядеть совсем иначе. Плюс это совсем иное подразделение милиции, нежели он привык общаться. У него там и нет никого навскидку. Не пересекались интересы с уголовным розыском, по счастью. А это тебе не ОБХСС – такие волкодавы!

Чёрт, что же делать? Вот глупая ситуация. Вроде вот, с одной стороны, он – уважаемый человек, всего добившийся в жизни, упакованный и прикрытый со всех сторон, одно слово – Хозяин, а с другой – какие-то ничтожества без роду и племени, а что с ними делать – непонятно. Нет, тут нужно крепко подумать. Ситуация не так проста, как кажется на первый взгляд. Но и оставлять так нельзя. Невозможно! Немыслимо! Надо подключать связи, но аккуратно, продумав легенду. Придётся готовить операцию по всем правилам военного искусства. С наскока задача не решается. И как бы ни хотелось получить удовлетворение немедленно, но придётся подчинить желания разуму и дисциплине. Месть – это блюдо, которое подают холодным. Решил – и полегчало.

Ромка поймал себя на мысли, что выкраивает время на читалку не столько для того, чтобы встретиться с Марксом или Демидовичем, но чтобы ещё разок увидеть русую косу и внимательный спокойный взгляд. Казалось, что он не рассмотрел что-то важное, что-то недостающее в его стремительной жизни. А чего в ней только не было, в этой кипучей, бурлящей жизни – и трудности, и заботы с переживаниями, и победы, не вызывавшие радости, и радости, казавшиеся незаслуженными. А не хватало в ней сущего пустяка, но почему-то очень важного в семнадцать лет пустяка – любви.

Сапожник без сапог – именно так можно было охарактеризовать его положение. Жить в гареме времён развитого социализма и не использовать выпавшие на его долю возможности. Смех, да и только – не выбрать объект приложения душевных мук под боком, чтобы близко и удобно: полюбил – и в кроватку. А после кроватки, глядишь, и любовь прошла, и оказалось, что это и не любовь вовсе была, а самое что ни есть физическое влечение. И придёт это влечение, когда позовёшь, и уйдёт, когда попросишь. Вон как сосед и товарищ наладил натурально конвейер из приходящих и уходящих по расписанию девушек, страдающих от недостатка мужского присутствия в их жизни.