Однажды в СССР - Гатин Игорь. Страница 48

Раньше этого никогда не было в их отношениях. Они были по-настоящему близки. Мама им очень гордилась и доверяла. И часто повторяла, что он – всё, что есть в её жизни. Когда его беспутный отец оставил семью и отправился шабашить по всему Союзу, ему не было и двух лет. Он не помнил его и даже не знал, жив ли он сейчас. Мама много раз могла устроить свою личную жизнь, она была красивая женщина, и претендентов хватало. Но она не хотела даже представить рядом с сыном чужого мужчину, ей казалось, что это предательство их маленького семейного мирка. А может, не могла забыть высокого, стройного, бесшабашного красавца – его отца. В глазах защипало.

Ладно, хватит гонять из пустого в порожнее. Решай насущные задачи. Надо к Ленке ехать, утрясать вопрос – она очкует от возросших объёмов. А по-хорошему, пора распечатывать запасной канал на оптовой базе. Нельзя в серьёзном деле когда всё на соплях висит – от истеричной бабы зависит. Да и надоели эти непонятные отношения – она, похоже, серьёзно втюрилась и последнее время не упускала возможности закрыться с ним в кабинете. Его же это напрягало. Влечение к ней прошло, и он удовлетворял её по инерции. Всё бы ничего, она замужем, а значит, его совесть по отношению к ней чиста – взрослая женщина и должна сама дозировать степень близости, он никогда не давал ей повода считать, что между ними существует нечто большее, чем просто секс. Помнится, когда у него начались отношения с Лаймой, он рассказал ей без подробностей и объяснил, что не может работать на два фронта. Она надулась, но терпела. Но как только он расстался со Снежной Королевой, она мгновенно это почувствовала, и всё началось по новой. А теперь в его жизни появилась Катя.

Впрочем, появилась – это громко сказано. Скорее он по уши влюблён, а она испытывает лёгкий интерес, не больше. Когда они общаются, он себя не узнаёт – то несёт какой-то вздор, то мучительно молчит, густо краснеет и от этого смущается ещё больше. Он представляет, как выглядит в её глазах – деревенским дурачком. Но так и есть на самом деле, она – дама из высшего общества, он – провинциал, лимита. Странно, что она вообще с ним общается – некоторые однокурсницы-москвички не считают нужным даже скрывать своё надменно-ироничное отношение.

Мысли опять стали уходить в сторону, и он усилием воли вернулся к насущным целям и задачам. Во-первых, нужно устроить так, чтобы не он, а кто-то другой получал товар. Никуда Ленка не денется – это уже серьёзный бизнес, в который, помимо неё, вовлечена вся верхушка универмага. А главное, это правильно с точки зрения безопасности, причём не только его, но их общей безопасности. Далее было бы неплохо, чтобы один человек получал, а другой возил шмотки к поезду. И чтобы никто из курьеров не знал друг друга. Стоп! А ещё лучше вообще исключить себя из этой цепочки. Заменить кем-то, про кого все будут думать, что это старший. А что, бюджет позволяет! На безопасности нельзя экономить. И с этой грёбаной работой пора решать – хватит терять время за прилавком. Бизнес требовал его время и энергию целиком. Теперь денег хватит на всё. Это кто-то посторонний поселился в его голове – тёртый, опытный – и решал за него, как жить дальше.

Майор Табаков сидел за столом в своём рабочем кабинете и, глядя на оперативную фотографию, мучительно вспоминал, где он видел это юное безусое лицо. Даже прикурил сигарету, хотя собирался бросать. Точно! Это же тот молодой мясник, которого они брали по просьбе Зуева из Октябрьского райпищеторга. Взяли и отпустили несолоно хлебавши по причине его несовершеннолетия. Вот даёт, вот тихоня! Не обвешивает он! Конечно, зачем ему обвешивать, если он такие дела проворачивает! Интересно, а сейчас ему уже стукнуло восемнадцать? Это очень важно, а то опять сухим из воды выйдет. И почему эта сука Ленка его в отчёты не вставляла? Иначе у него давно бы концы с концами сошлись. Ну держись, курва! Вот Зуев обрадуется! Можно будет с него хорошенько содрать – не какую-то жалкую тысчонку. Тут вам не обсчёт на пятьдесят копеек! Тут серьёзным сроком пахнет.

Подумал, грызя шариковую ручку, – дурная привычка сохранилась со школы. Раньше за неё влетало от родителей и учителей, потом от начальства: «Ты что, лейтенант, ручку решил сожрать вместо работы?» Он даже умудрился избавиться от привычки на несколько лет, и вот вернулась, как только сам стал начальником и получил отдельный кабинет. Он был рад старой знакомой, она действительно помогала ему находить неожиданные решения. Вот и сейчас не подвела – а зачем ему этот скряга Зуев? Гораздо правильнее будет вербануть парня, похоже, он оброс очень интересными связями, да и жирок уже накопил, а срок такой корячится, что деваться ему некуда. Там будет чем поживиться и без Зуева. Он встал и удовлетворённо заходил по кабинету, рисуя в голове схему предстоящих действий.

Не подозревая о сгущающихся тучах над головой, Ромка наслаждался весной и любовью. Позади остались зима и страшная сессия, которая в итоге благополучно завершилась. Он пересдал матан на четвёрку и сохранил шансы перевестись на дневное, даже не будучи уверен, что ему это нужно. В бизнесе всё шло замечательно. Он в короткие сроки значительно расширил географию своей деятельности. Товар он теперь, помимо универмага, получал ещё с двух оптовых баз, а поставлял не только в Тбилиси, но также в Сочи и Ереван. На подходе был канал в Баку. Решён был и вопрос с работой. Уже знакомый председатель профкома Фалькони взял его к себе на должность методиста производственной гимнастики райпищеторга. Это была штатная единица в профкоме, которая формально должна была способствовать охране труда, а на практике всегда была вакантна по причине крайне низкого оклада – семьдесят рублей в месяц – и тяжёлого характера самого Франческо Ренатовича.

Вопрос с непосредственным руководителем был решён чрезвычайно просто: за двести рублей в месяц несдержанный итальянец проникся к Ромке пылкой любовью, а притирке характеров крайне способствовало то обстоятельство, что в служебной каморке, соседствующей с кабинетом председателя, новоявленный методист появлялся лишь раз в неделю – для написания липовых отчётов о проделанной колоссальной работе. Всё остальное время он должен был проводить непосредственно в трудовых коллективах, следя за выполнением той самой производственной гимнастики, о существовании которой рядовые продавцы даже не подозревали. А учитывая, что выполняться она должна была перед началом рабочего дня и в обеденный перерыв, то, дабы избегнуть этой напасти, директора, которые отвечали за охрану здоровья вверенных им коллективов, необременительно ублажали председателя профкома, так что и следить Ромке было не за чем. Да и то, намашется мясник тупичкой, тяпнет стакан с устатку, натаскается продавщица ящиков с продуктами вместо вечно пьяных грузчиков, разгрузят эти пьяные грузчики не одну машину за день, а тут и время гимнастики подоспело – ну-ка наклоны делаем. Смех, да и только. Но наверху виднее, что для здоровья пролетариев полезнее, поэтому мы вам спустим директиву и штатную единицу выделим, а дальше вы уж сами здоровье укрепляйте. В конце концов, в нашей стране всё в интересах людей труда делается! Ну кто ж с этим спорить будет? Вот Ромка и не спорил.

Но самое главное событие произошло в личной жизни – он встречается с Катей! Они не афишируют свои отношения – мнение окружающих однозначно будет не на их стороне, и прежде всего Катиной мамы и однокурсников. Но это неважно, главное, что они любят друг друга и им безумно хорошо вместе. Даже непонятно, как это произошло. Довольно долго они оставались просто знакомыми с робкими попытками ухаживаний с его стороны. Катя эти попытки встречала звонким смехом. Да и разговоры были в основном про учёбу. Она была в неё погружена с головой, и результат не заставил себя ждать – сессию сдала на одни пятёрки! А в каникулы после сессии, когда он разбирался параллельно с Зуевым, ОБХСС и Бидзиной Сухумским, она летала в ГДР на форум студентов – активистов борьбы за мир во всём мире. Вот так, ни больше ни меньше!