На взлёт! (СИ) - Голотвина Ольга. Страница 35
Девушка, сидевшая ближе всех к лестнице, поднялась по ступенькам, выглянула на палубу, поспешно подалась назад – и захлопнула крышку.
– Он на палубе. Кидает нож в дверь каюты.
– Попадает? – заинтересовался Отец.
– Отсюда не видно.
– Вот зараза! – прорычал боцман. – Я надеялся, он проспится и в ум придет. А он очнулся – и снова пополз вино лопать.
– И без закуски, – тихо добавил юнга.
– Он все время поминает Кэти, – вздохнула Лита.
Боцман витиевато высказал то, что думает о бабах вообще и о Кэти в частности.
Мара, не отреагировав на оскорбление всего женского рода, спросила озабоченно:
– Может, если поест, в ум придет? Он же на пустое брюхо хлещет винище.
– Я носил ему еду, – пискнул юнга. – Он кинул в меня табуреткой. Промазал.
– Наш капитан – и промазал? – изумился Райсул. – Ай, что вино с человеком делает!
Филин, до сих пор молча сидевший в углу трюма и почти ничего не понимавший в человеческой беседе, все же решил высказаться:
– Капитану плохо от вина? Может быть, не давать ему пить вино?
Все обернулись к илву. Тот засмущался от общего внимания.
– Да как же ему не дашь... – начала было Мара.
Но боцман перебил ее:
– Леташи, илв говорит дело. Видал я пьянчуг, что по несколько дней в запое валялись, а потом из него выходили – и ничего. Но наш-то не такой. Наш молодой и непривычный. Совсем у него мозги в узел завяжутся – что будем делать? Еще пойдет нас убивать... или подпалит «Миранду»...
– Я утром послушала, что он там мямлит, – неохотно сообщила Мара. – Он про наших лескатов говорил. Мол, надо выпустить тварюшек на свободу. Кэти, мол, его бросила, так пусть уж все его бросают...
– Плохо! – хмыкнул Отец. – Если и впрямь в море выпустит, нам с Марой долго их подманивать...
– Простака, может, и подманим, – угрюмо поправила пастушка, – а Лапушку вряд ли. Она бойкая, ее только выпусти без сетки...
– Так что илв говорит верно, – подытожил Отец. – Если надо – свяжем капитана. Веревками. И будем выводить из запоя.
– Веревками? – потрясенно переспросил юнга. – Это капитана-то?
Все подавленно замолчали. Поднять руку на капитана, даже пьяного в хлам...
– Запереть в каюте? – неуверенно предложил боцман. – Поорет изнутри, потом уснет...
– Голова-то при нем останется, – мрачно возразил Отец. – Причем пьяная и дурная. Сейчас он только ножами да табуретками кидается. А если вообразит, что в плену... Как бы не стал прямо из каюты командовать лескатами! Взлет-посадка, да по пьяни, да вслепую...
Все вздрогнули, представив себе, как шхуна нелепо болтается меж водой, небом и берегом, то набирая, то теряя высоту.
– Разобьет «Миранду», сын греха, – простонал Райсул.
– Вот что, – твердо сказала Мара, поднимаясь на ноги. – Вы тут думайте, как капитана в ум привести, а я займусь лескатами. Филин, ты все равно больше ничего умного ребятам не присоветуешь, пошли со мной. Возьмем все страховочные сети, соорудим в заливе маленький загон. Пусть пока тварюшки на мелководье поплещутся.
Филин охотно встал. Он и впрямь извелся, чувствуя общую беду, которой никак не мог помочь.
– Верно придумала, дочка, – одобрил Маркус Тамиш. – А вот как бы нам по-быстрому протрезвить наше сокровище, пока караван не ушел? А то ведь они с Райсулом и впрямь одни уйдут. И ничего хорошего из этого не выйдет.
Мара и Филин поднялись по лестнице. Илв выбрался на палубу, а Мара задержалась на ступеньках, выглянула наружу и сообщила:
– Опять задрых. Прямо на палубе, у двери. И нож в руке.
Боцман ухмыльнулся:
– Я летал на «Стреле ветра», так после хорошего боя на борту были раненые. А лекарь от страху надрался по самые брови. Так капитан опустил корабль на воду и велел лекаря швырнуть на веревке в море. Соленой воды наглотался – враз протрезвел.
– Положим, на «Стреле ветра» ты не служил, не ври, – усмехнулся Маркус Тамиш. – На военный фрегат леташей берут с оглядкой, с чего бы наняли беглого джермийского каторжника? Про пьяного лекаря ты услыхал в кабаке от небоходов со «Стрелы» – что, угадал я?
– Угадал, Отец, – смущенно буркнул Хаанс.
– А вот насчет купанья... Мара, дочка, погоди, не выпускай тварюшек из трюма. Лита, беги на берег, разводи костер, Райсул тебе поможет. Я научу тебя стряпать похлебку, которая крепко прочищает мозги с похмелья. Горячая, жирная, острая! Но там долго надо разваривать мясо, так что пускай наш господин и повелитель пока спит. А когда у тебя все будет готово...
* * *
Хлынувшая в горло соленая вода выдернула Бенца из тяжелого кошмара. Дик забарахтался, то погружаясь с головой, то вновь выныривая на поверхность и жадно глотая воздух.
Мир разлетелся на осколки и не желал вновь складываться в целое. Бенц не мог понять, что происходит, да и некогда было размышлять. Он отчаянно бился, пытаясь удержаться над водой и выкашлять из легких соленую обжигающую гадость.
Не сразу пришло понимание, что туловище перехватила веревка, режет под мышками, но помогает держаться на плаву.
Болело все тело, но страшнее всего сочилась болью голова. Но нельзя было позволить боли командовать собой – он в воде, он может утонуть!
Сознание прояснилось настолько, что Дик понял... нет, понять-то понял, но не поверил, счел продолжением кошмара. Не может же на самом деле быть такое, чтобы капитан судна болтался на веревке, сброшенной с борта?!
Корабль завис почти над водой. Так низко, что измученные, пульсирующие от боли глаза различали мерзкие рожи леташей, свесившихся через борт, любовавшихся на позор своего капитана.
Гнев даже вытеснил боль. Бунт на шхуне, да? Ладно, он еще доберется!.. Ну он тогда!.. Ну он их всех!..
* * *
Вытащенный на борт капитан попытался двинуть по первой же наглой морде – даже не понял, по чьей. Чья ближе!.. Но обессилевшее тело тоже его предало, кулак ушел в пустоту, а сзади на плечи легли тяжелые лапы. («Боцман», – промелькнуло в больном сознании.) Лапы дернули назад, прижали – и Дик шлепнулся на что-то твердое. Так же мельком понял, что его усадили на бочонок.
Перед ним возникла из марева Лита, в руках держала деревянную миску с чем-то пахучим. Желудок скрутило, когда Дик сообразил, что его собираются кормить.
Справа встала Мара, попыталась всунуть в руку ложку. Дик вяло отмахнулся.
– А ну, жри! – гаркнул сзади боцман. – Не то снова за борт брошу.
Каждое слово молотом било по голове, раскалывало ее на части. Не страх быть выброшенным за борт, а желание унять этот чудовищный голос заставило Бенца взять ложку. Через силу Дик принялся хлебать что-то обжигающее, густое, крепко заправленное таумекланским перцем.
* * *
– Ой, что теперь будет! – переживала Лита.
Команда маялась. Никто не рискнула сунуться в каюту, куда удалился капитан, прикончивший похлебку. Теперь леташи ожидали кары за самоуправство
В своей жизни все они знавали капитанов куда более суровых, чем этот юнец. Но Бенц был непредсказуем – и тем опасен.
– Долго его нету, – пискнул юнга.
– Может, снова спать лег? – предположил Филин.
– Должен бы в себя прийти, – тихо сказал Отец. – Вроде мы всё сделали как надо.
– Я слыхал, – озабоченно произнес боцман, – чтоб совсем выйти из запоя, надо бы еще ему бабу...
Он оборвал фразу на середине, увидев, как резко изменились лица обеих девушек.
– Еще чего! – гневно воскликнула Лита.
– Я тебе свою юбку одолжу! – рявкнула Мара. – Надень, иди в каюту и предложи ему...
Скрипнула, отворяясь, дверь каюты. Мара тут же замолчала.
Капитан шагнул на палубу – да, уже капитан, а не юнец, которого дружно выводили из запоя. Свежая рубаха, прямая осанка, причесанные волосы, выбритые щеки. Да, под глазами лежали синие круги, но глаза из-под набрякших век смотрели холодно и твердо.