На взлёт! (СИ) - Голотвина Ольга. Страница 49
Дика потащило назад.
В седле он не удержался – и лежал животом на теплом, остро пахнущем львином крупе, обеими руками цепляясь за «желобки». Ноги его болтались над бездной. Бросив взгляд вниз, Бенц увидел меж своих сапог сильный, оперенный, резко дергавшийся хвост. На миг показалось, что это его, Дика, собственный хвост. Бенц нервно рассмеялся и, подтянувшись на руках, вернулся в седло. «Желобки» выдержали его вес, не оторвались!
На смех всадника грифон ответил грозным криком. Он перестал подниматься, лег в воздушном потоке и, неподвижно распахнув крылья, явно обдумывал, как сбросить недруга. Дик тем временем получше уселся в седле, подобрал широкую синюю узду. Он наслаждался каждым мгновением сбывшейся мечты.
Наконец золотой птицезверь принялся кружить над лесом, все ниже и ниже. Вот он бесшумно скользнул над ночной рекой, спугнув на водопое двух оленей. Те в панике умчались прочь. Дик невольно представил себе охоту грифона: вот хищник бесшумно, как сова, возникает над спиной оленя, вонзается когтями в добычу, бьет клювом...
И тут фантазии вылетели из головы, потому что Бенц понял, куда тащит его Раскат.
Впереди берег. Грифон встанет на четыре лапы – и направится вон под те низко склонившиеся ветви деревьев. И будет тереться о ветви и стволы, пока не сдерет с себя всадника. Или сложит крылья и опрокинется на спину, раздавив Дика.
Парень не стал додумывать эту мысль. Полный ярости, он бросил узду и, привстав на коленях, обеими руками ухватил уши грифона и рванул их.
И чуть не сорвался с седла – не от страха, а от неожиданности. Бенц не подозревал, что грифон может так пронзительно визжать!
Раскат забил крыльями, как петух, взлетающий над забором. Дик выпустил уши, вцепился в седло обеими руками.
– Ага, не любишь? Я запомню! – крикнул Бенц.
Надо не давать ему приземлиться. Уж точно не здесь. Хорошо, что на пустыре зверь не догадался покататься по земле. А может, он не умеет кататься? Ладно, что уж гадать. Главное – приземлиться только там, где есть надежда скрыться. А пока надо удерживать его в воздухе.
А как удерживать-то?
Так, а узда здесь зачем?
Дик, правой рукой держась за луку седла, левой натянул узду, чувствуя, как грифон сопротивляется. Раскат как раз шел свечой вверх – но узда притянула его голову к груди. Раскат поневоле прекратил подъем и выровнял полет.
«Ага, понял! А начнешь спускаться – я тебя, злодея, за уши!»
Грифон снова взялся за воздушные выкрутасы. Он то ложился на бок, то резко шел вверх, то бросался вниз. Но Бенц уже освоился в седле и показал, что в эту игру можно играть и вдвоем. Он старался утомить Раската, удерживая его на одной и той же высоте. Когда грифон устремлялся вверх, узда прижимала его голову к груди, мешая подниматься. Когда пытался нырнуть вниз, рука человека вцеплялась ему в ухо.
Светало. Лес внизу уже не казался темным пятном. Суровая игра измучила Бенца. Он держался на желании жить да на упрямстве. Плечи онемели, голова кружилась, перед глазами плыли цветные круги.
Вот крылатый мерзавец опять пошел вниз. Сжав седло онемевшими коленями, Дик потянулся к его уху.
И тут Раскат, повернув голову к всаднику, издал протяжный мяукающий звук. Так орал корабельный кот, просясь в теплую каюту.
От изумления Дик чуть не сверзился со спины грифона.
– Ты... неужто ты сдаешься?
Грифон вновь жалобно мяукнул.
«Я же не знаю, сколько он был под седлом до нашей схватки, – подумал Дик. – Может, он весь день летал, а тут я ему устроил танцы. Вот у него сил и не осталось!»
Он убрал руку от уха, не мешая грифону приземлиться.
Внизу был речной берег и опушка с редким подлеском.
«Если набросится – буду бегать меж деревьев, – подумал Дик. – Он крупный, меж стволов не протиснется...»
Но приземлившийся грифон даже не подумал нападать на человека, спрыгнувшего с седла. Раскат едва стоял на лапах, они у него разъезжались как у щенка. Наконец он плюхнулся на свой львиный зад, поглядел на Бенца и снова заорал по-кошачьи.
– Замотал я тебя, чудо ты в перьях! – с раскаянием воскликнул Бенц, в этот миг начисто забывший, что ночью это чудовище пыталось его сожрать.
Грифон потянулся к воде и жадно принялся пить. Ему не мешала узда, кольцом обхватившая клюв у основания.
– А тебе можно пить? – встревожился Дик. – Лошадь так запалишь, а грифона? Эх, был бы тут Райсул!
Напившись, зверь грохнулся на левый бок, подобрав под себя крыло, и вытянул лапы – орлиные и львиные. Голову он приподнял. Черные круглые глаза наблюдали за Бенцем.
Парень почувствовал, что сейчас развалится на части. Руки болели, плечи ныли, ноги отказывались держать своего хозяина.
Бесстрашно подойдя к огромной орлиной голове, Дик плюхнулся на песок.
– Вздумаешь драться – цапну за ухо! – предупредил он чудовище.
Грифон не пошевелился, и Бенц, вконец обнаглев, провел рукой по перьям.
Вблизи, в упор, Раскат был еще красивее. Любой грифон прекрасен, но этот – особенный, несравненный, и пусть Дику Бенцу не говорят, что на свете есть второй такой.
Львиный круп, мощный, мускулистый, сверкал золотой шерстью. Оперенье было светлое, бледно-желтое, и только маховые перья – яркие, красноватого оттенка.
– Отдыхай. Снять бы с тебя седло, да я его потом обратно не присобачу. Какие-то ремни, застежки, полосы кожи... Райсул объяснит. Не знаешь Райсула? Ничего, узнаешь. Он хороший парень и любит грифонов. У нас с ним встреча назначена у Двойной скалы. Не знаешь, где это? Ну и дурень. А я вот знаю. Мне Райсул растолковал, как ее найти.
Дик прислонился к жестким передним лапам. Клюв, который с одного удара мог расколоть человеку череп, закачался над лицом Бенца. Дик поднял руку и снова погладил грифона по перьям.
Страха не было. Совсем. Там, в небесах, когда можно было в любой момент сорваться с седла, душой владел восторг, страху просто не было места. А здесь, на земле, зверь был уже своим, и Дик ласкал его, как лошадь или собаку.
– Накормить бы тебя, – озабоченно сказал Дик. – Интересно, ваш брат ест рыбу? В реке ее много, вон как играет в воде. Я в детстве рыбу ловил прямо руками, под берегом. Еще можно рубашкой ловить... Ладно, потом поглядим, а сейчас я вздремну. Ты тоже отдохни, а клевать меня – хамар! Понял?
Грифон откликнулся мягким клекотом.
Дик опустил голову на твердую могучую лапу и закрыл глаза.
ОЖЕРЕЛЬЕ-IV. ПРОРОЧЕСТВО
1
Хорошо меж подводных стеблей.
Бледный свет. Тишина. Глубина.
Мы заметим лишь тень кораблей,
И до нас не доходит волна.
(К. Бальмонт)
Вспугнутый косяк сельди завертелся серебряной воронкой. Две темные тени скользили под косяком. Они напоминали людей, но длинные ноги заканчивались ластами. Да и не смог бы ни один человек так долго пробыть под водой.
Фигуры легко вонзились в косяк и проплыли его насквозь, оставив позади вихрь серебристой паники. В руках у каждого из пловцов билось по крупной рыбине.
Добыча не мешала охотникам плыть сквозь толщу воды, пронизанной струящимся сверху светом.
Тот, что был крупнее, плыл впереди, уверенно и быстро; более мелкий следовал за ним. Дно стало ближе, на пути вздымались груды валунов, оплетенных водорослями. Близок был берег.
В волнах, кидающихся на скалы, всплыла круглая голова, покрытая крупной серебристой чешуей. Морской обитатель огляделся: пуст ли берег, не увидят ли его чьи-то глаза?
Убедившись, что вокруг никого нет, морское чудовище вынырнуло из воды по пояс и резко взмахнуло перепончатой когтистой лапой. Рыбина перелетела на берег, упала далеко от воды и забилась на камнях.
Гибкая чешуйчатая спина морского обитателя зазмеилась меж камней – и вот он уже на берегу. Стоя на четвереньках, закашлялся. На шее сомкнулись плотные жаберные крышки, пряча под собой жабры.