Крылья распахнуть! - Голотвина Ольга. Страница 59
Пираты провожали взглядами сестру адмирала, задумчиво бредущую меж бараками.
Не часто порождала Виктия женщин настолько отважных, сильных и безжалостных, чтобы они уходили вместе с отцами и братьями в море, а позже, когда взмыли над берегами Северного моря летучие корабли, – и в небо. О каждой из таких воительниц сложена песня после смерти – виктийцы не воспевают героев, пока те живы.
И сейчас мимо леташей, глядя сквозь них, шла будущая песня.
Статная. Высокая. В мужских штанах и рубахе, в просторной куртке. Рыжие волосы схвачены лентой. Лицо диковатое, с резкими чертами – по виктийским меркам, не такая уж и красавица. В мать пошла, в иллийку. Нос ястребиный, патлы огненные, глаза дерзкие – вот муж с такою намается… Но тянет к ней мужиков, тянет, словно канатом!
Когда прошлой зимой Гьера нашла себе паука наземного и подалась в Альбин, парни с «Кровавого когтя» сперва той вести не поверили, а потом всем экипажем в запой ударились. И лихую пиратку упустить обидно, и подначки других команд слушать невмоготу: мол, что ж вы, тюлени, за девицей не уследили, дали альбинцу ее уволочь!
Но теперь все в порядке. Вернулась Гьера. Ну, развлеклась малость, ее дело молодое. В Виктии мужья держат жен в строгости, а с незамужних девиц спрос невелик. Почему девке не повеселиться, пока над нею нет хозяина?
И только Хакен, сын Кутберта, по прозвищу Серая Рубаха, глянул на девушку зло, насмешливо. Был Хакен молод, имел за плечами лишь один боевой рейд. Гьеру он в деле не видел, а потому не верил, что она и впрямь лихая воительница. Почему командует мужчинами? Потому что сестра адмирала! Свен – такой лихой «поморник», что мог бы и свою бабку взять на борт, все признали бы старуху полноправным леташом.
Хакен только что просадил в кости пояс, расшитый красной нитью, подарок невесты, а потому злился на весь женский пол. Нелогично? А Серая Рубаха и не ведал о таком слове – логика…
И тут, понимаете ли, баба! В мужских штанах. По Хакену взглядом скользнула – не заметила, будто перед ней не лихой «поморник», а мешок с песком, чтоб палубу посыпать.
– Баба, – громко заявил Хакен всему белому свету, – годится для ночных боев, только не на палубе, а в постели. Чтоб на резню ходить, надо и в голове, и промеж ног кое-что иметь. Без этого – никак!
И тут все замолчали, как нарочно. И мудрые слова Хакена прозвучали с должной ясностью и четкостью.
И Гьера их услыхала. Остановилась, оглянулась. А пираты оборвали болтовню, на них таращатся.
Под общими взорами Хакен приосанился, повеселел. Вот он каков! Одернул сестру Свена Двужильного, на место поставил!
Гьера подошла, глянула в лицо «поморнику». В глазах насмешка, в голосе сочувствие:
– Ох, бедняга! Тебе тяжко ходить на резню без мужского хозяйства? Ну, поговори с капитаном – может, на камбуз тебя отправит…
Пираты заржали.
Хакен не пришел в ярость. Наоборот, пуще развеселился:
– У меня-то в штанах все имеется, что от отца досталось. Померяемся, а? Сперва я с тебя штаны спущу, а потом попробуй ты с меня.
Гьера не испугалась. Расцвела в улыбке:
– Тебя женщины уже били? Или я первой буду?
Слова «я первой буду» произнесла с глубоким придыханием, словно приглашая к любовной игре. А затем резко выбросила кулак, целясь ему в нос.
Хакен ждал удара. Со смехом он отклонил назад голову и плечи – кулак девицы не дотянулся до лица.
И тут же оказалось, что он, как мальчишка, купился на обманный финт. Гьера ударила его ногой в пах – сильно, жестоко.
Хакен взвыл, согнулся вдвое, ухватился за ушибленное место.
– А ведь он не врал, – сообщила Гьера хохочущим пиратам. – Что-то у него в штанах и впрямь имеется.
Повернулась и пошла прочь, не обернувшись даже на скулящего недоумка. Гьера не боялась, что побитый «поморник», справившись с болью, догонит ее и нападет сзади. У пиратов были жесткие правила драки меж своими, бить в спину запрещалось.
«Молокосос, – подумала она равнодушно. – Тюлень-белек!»
И тут же выбросила недотепу из головы, вернулась мыслями к разговору с братом.
«Развлекайся!» – сказал Свен.
Нет, для Гьеры новая затея не была развлечением. Но вздумай она рассказать брату всю правду, пиратскому адмиралу это бы очень не понравилось.
Шараха (вернее, того, кто называл себя Шарахом) Гьера нашла в кладовой, где хранились свернутые запасные паруса. Ушел от расспросов, от приятельской болтовни. Спал, не обращая внимания на прогорклый запах, царящий в кладовой: парусина была пропитана смесью на китовом жире, чтобы не гнила от влаги.
Сон у мага был чутким. Легко скрипнула дверь – и он тут же приподнялся на локте, по-совиному заморгал глазами на свет.
– Гьера?.. Ну… это… песьи ласты, вот уж не ждал…
– Не старайся, – холодно бросила девушка. – Лисе волком не прикинуться. Свен разгадал твою хитрость. Нет на «Облачной ведьме» никакого Тираса Козла.
Незнакомец на стал объясняться, что-то доказывать. Только дурацкая добродушная улыбка исчезла с губ. Молча, напряженно слушал он девушку.
А та прислонилась к дверному косяку, скрестила руки на груди:
– Нет, на кой ты сам заявился, своего человека не послал? Свен магов любит, как рыбаки – акул! Он бы тебе нож в спину загнал, если б я не помешала!
– Я хотел завести деловые связи напрямую, без посредников. – Прежний хриплый голос звучал теперь ровно, свободно и спокойно. – Для этого я всегда стараюсь сам взглянуть на нужного мне человека и составить о нем суждение. К тому же я ни разу не надевал личину виктийца. Должен признать, первая попытка оказалась неудачной… Почему же ты не дала брату убить меня?
– Меня заинтересовал твой заказ. Так как тебя теперь называть?
– Как раньше называла, так и теперь зови. Зачем нам путаница с лишними именами?.. Заинтересовал заказ, да? Отлично! Хорошие деньги, не так ли?
– Хорошие. Но я и без того не нищенка. Я… мне стало любопытно.
Мужчина сел ровнее, спустил ноги с кипы парусов.
– А! Любопытно! Замечательное слово! Уважаю людей, в душе которых горит огонь любознательности. Так тебя интересуют не только нападения на корабли? Отлично, Гьера! За тобой и твоим братом стоит серьезная сила, которую вы используете лишь в малой степени. Я мог бы научить тебя вершить судьбы стран, разбираться в хитросплетениях явных и тайных замыслов королей…
Гьера вспыхнула, ответила раздраженно:
– Заткнись! Учил меня уже один… вершитель судеб. Тоже красно говорил про всякие интриги. Я поверила, пошла его курсом… а он дал себя убить. Один удар – и нет вершителя!
Маг вздохнул. Может, он и недостаточно знал виктийцев, но ему было известно: в их языке выражение «идти одним курсом» имело второе значение – «жить одной семьей».
– Сочувствую твоему горю, Гьера…
– Горю?! Ха! Стану я горевать из-за дохлой медузы! Дал себя убить – ну, выходит, того и стоил.
Маг коротко, жестко бросил короткий взгляд в лицо девушки.
«Боится показать слабость, прячет горе под маской равнодушия?.. Нет. Похоже, что думает, то и говорит…»
Чародей был прав.
Когда-то девочка, рано осиротевшая, каждый вечер слушала нянины сказки. В одних сказках красавицы надевали кольчугу и шлем и уходили в море на ратные подвиги, в других – сидели у окна, вышивали золотом по шелку и пели так, что странники, заслышав дивный голос, забывали, куда лежал их путь.
Но почти в каждой сказке дева – хоть воинственная, хоть тихая – объявляла, что ее получит в жены тот, кто одолеет в поединке всех соперников. И стекались к ее замку герои, и гремела сталь, и раздавались предсмертные крики. А потом дева радостно падала в объятия победителя и клялась, что родит ему великого героя.
И нет такой сказки, где бы красавица хоть слезинку пролила над трупами тех – слабых, недостойных, ничтожных…
– Не надо мне сочувствовать. Лучше заключим сделку – да не на тех условиях, что ты предлагаешь. Сто золотых – высокая цена, но мне нужна еще и услуга с твоей стороны.